А по мне так Мазепа нарушил присягу Царю - это означает сипаратист\предатель. Если бы он не давал присяги на верность, то я бы к нему может и отнёсся как "к борцу за свободу" или типа того, а так... "летун"-перебезчик. К тому же ПЦ подвергла его анафеме - прокляла. Все православные значить должны его ненавидеть, если уважают свою веру.
Ежегодно в Воскресенье Торжества Православия (в 2003-м этот день пришелся на 16 марта) в церквях торжественно провозглашают вечную память поборникам чистоты веры и проклинают еретиков, отлученных от церкви. Среди последних (хотя его имя и не называется) все еще остается Иван Мазепа. Наложенная в ноябре 1708-го по приказу светских властей анафема продолжает, по крайней мере формально, довлеть над гетманом, хотя на протяжении трех веков так и не были приведены более или менее серьезные аргументы в пользу того, что Мазепа должен считаться вероотступником.
Отменить анафему могут лишь те, кто ее налагал. В своих интервью Святейший Патриарх Алексий ІІ неоднократно подчеркивал, что церковь стоит над политикой. «Дело Мазепы» дает шанс подтвердить эти слова делом: снятие анафемы засвидетельствует, что РПЦ способна отделять вопросы собственно церковные от вопросов сугубо политических.
«И молитесь, и проклинаете»
Особенности отношения к отлучению от церкви гетмана Мазепы в ХІХ — начале ХХ в.
Осознание несправедливости отлучения Мазепы своими корнями уходит к началу XVIII в. Имеется достаточное количество свидетельств, что подобное понимание дела бытовало в ХІХ в. среди различнейших слоев, в том числе среди высшей знати и духовенства. Наиболее характерное свидетельство тому — апокриф о посещении царем одной из церквей, ктитором которой был Мазепа. Царь обратил внимание на абсурдность ситуации, когда в этом храме молились за упокой души гетмана, а в Воскресенье Православия — проклинали его. Существуют две версии предания: согласно первой, это был Николай І, а само событие якобы произошло в Николаевском военном соборе, а по другой — это был Александр ІІ и происходило все в Михайловском Златоверхом монастыре. Правдивость обоих сообщений трудно проверить, однако они не кажутся совершенно невероятными. В подтверждение того, что сие произошло в царствование Александра ІІ, обычно приводится реальный факт — исчезновение в 1869 году из «Последования в Неделю Православия» имени Мазепы. Но и без проверки они свидетельствуют, что масштабные пожертвования Мазепы в пользу православной церкви, воплощенные во многих построенных и восстановленных храмах, становились наиболее зримым аргументом против анафемы, причем таким, который нельзя было не замечать. Апелляцию к этому аргументу находим в воспоминаниях гетмана Павла Скоропадского. Вспоминая детство, проведенное в доме деда, он пишет: «Висел между гетманами портрет Мазепы, столь ненавистный всякому русскому, в доме ему не преклонялись, как это делают теперь украинцы, видя в нём символ украинской самостийности, а молчаливо относились с симпатиями, причём только возмущались, что до сих пор в Соборах Великим Постом Мазепу предавали анафеме, и смеялись над нелогичностью, что в Киеве одновременно в Софийском Соборе Мазепу предают анафеме, а в Михайловском монастыре за него, как за создателя храма, возносят молитвы об упокоении его души».
Кроме этого, Мазепа словно выпадал из ряда тех, кого проклинали в Воскресенье Торжества Православия: очевидно, что он не был еретиком, однако сомнительным для многих казалось и сравнение с Григорием Отрепьевым и Степаном Разиным. Едва ли не самым красноречивым в этом плане является фрагмент из опубликованных в 1893 году «Записок инженерного офицера Мартоса о турецкой войне в царствование Александра Павловича». Автор «Записок» посетил в 1812 году могилу Мазепы в г. Галац и сделал запись: «Мазепа умер в удалении от отечества своего, коего он защищал независимость; он был друг свободе и за то стоит уважения потомков[…] Его не стало, и имя Малороссии и её храбрых казаков изгладилось из списка народов, хотя невеликих числом, но известных своим существованием и конституцией. Кроме других добродетелей, Мазепа был друг наук: он увеличил в Киеве Академию в Братском монастыре, который им возновлён и украшен, снабдил её библиотекою и редкими манускриптами. Однако основатель академии и многих церквей и человеколюбивых заведений ежегодно проклинается в воскресенье первой недели великого поста вместе с Стенькой Разиным и иными ворами и разбойниками. Но какая разница! Последний был разбойник-святотатец. Мазепа — просвещеннейший, человеколюбивейший человек, искусный полководец и повелитель вольного народа. Я слушал эту гнусную церемонию в Киеве, которую совершал митрополит с архиереями и всем духовенством совершенно с пренебрежением имени нашей Церкви».
У Мартоса, как человека светского, не возникало особых сомнений в отношении правомерности отлучения за политические преступления, он лишь считал, что Мазепа не совершил подобного преступления. Немного иначе это должны были трактовать церковные иерархи. К сожалению, мы имеем лишь косвенные свидетельства их отношения к внесению в перечень оснований для анафемы и «дерзания на бунт и измену». Но показательно, что в июле 1918 года митрополит Антоний (Храповицкий) среди аргументов в пользу возможности отмены анафемы отметил и то, что она «наложена по приказу Петра и по чину, которого Церковь совершенно не знает». Хотя открыто об этом не говорилось, но отлучение Мазепы volens-nolens следовало рассматривать и в контексте вопроса о правомерности анафем, наложенных по требованию светских властей, что прямо запрещается канонами. Нельзя было рассмотреть какой-то частный случай произвола и вмешательства в сферу исключительных прерогатив церковных властей, избежав рассмотрения этого явления как такового. Разумеется, подобные размышления в Российской империи, по крайней мере до 1905 года, были табуированными. Поэтому неудивительно, что в 1865 году известный киевский церковный деятель, протоиерей Петр Лебединцев отнесся отрицательно к предложению Михаила Максимовича обсудить возможность мер по снятию анафемы с Мазепы. Таким образом публичное обсуждение возможности ее отмены было исключено, даже вне конкретных особенностей этой анафемы.
Собственно говоря, с прекращением упоминания имени гетмана во время службы в Воскресенье Торжества Православия исчезал и повод для подобного обсуждения. Нужно отметить, что после 1869 года на самом факте анафемы не акцентируется внимание даже тогда, когда, казалось бы, подобное упоминание неминуемо. Показательными в этом смысле были торжества, посвященные 200-летию Полтавской битвы. В органе Святейшего Синода — «Церковных ведомостях» — в материалах, посвященных этому событию, находим немало пассажей в адрес «предателя» Мазепы, тем не менее вопрос анафемы «деликатно» обходится. Между тем в «Службе благодарственной Богу в Тройце святой единому, о великой Богом дарованной победе над шведским королём Карлом ХІІ и воинством его, содеянной под Полтавой, в лето 1709, месяца июня, в день 27» Мазепа называется «вторым Иудой», «сыном гибельным» и «диаволом норовом».
Итак, в течение двух веков так и не удалось сгладить ярко выраженную неадекватность этого акта, придать ему более или менее церковный характер. Однако воздержание от использования апелляций к анафеме с пропагандистской целью и прекращение упоминания имени гетмана во время торжественных анафем фактически привели к тому, что это дело «выпало» из поля зрения украинских деятелей.