Дипломатия и дружба семейств.
Рим. Здание сената. Лето 270 года до Р.Х.
- Язык пунов лжив и вероломен! Нельзя допускать их в Сенат, независимо от их нынешних намерений!
- Не кипятись, Лукулл! В том, что все они похожи на шакалов, питающихся падалью, я полностью согласен, но ничего плохого в том, что мы выслушаем речи послов лукавых пунов, я, уважаемый Лукулл, не вижу. Ведь услышать они смогут лишь то, что мы скажем. А ответ на их слова у нас давно готов, и уважаемому собранию это известно не хуже нас с Вами, собрат мой!
- А мне хочется напомнить как уважаемым спорщикам, так и всему Сенату, что сейчас мы ведём тяжёлую войну с Этрусками. До нас давно доходят слухи о том, что в своей ненависти к Риму этруски готовы даже просить помощи у галлов, которых, как вы все знаете, с ними ничего не связывает. Так неужели же враги наши не обратятся за помощью к пунам, связанным с этрусками всевозможными договорами, открытыми и тайными!? Уважаемому сенату хочется объявить набор ещё двух легионов? И из кого будут состоять эти легионы? Из детей и стариков? Против опытных наёмников пунийских генералов?
Уже третьи сутки послы карфагенской республики ожидали приёма в римском сенате. Уже третьи сутки римские сенаторы пытались определиться: допускать коварных карфагенян до своих очей, или сразу послать туда, откуда явились.
В конце концов, после бурных дебатов, решено было принять дерзких послов злокозненного Карфагена, и даже дать им высказаться перед объявлением воли римского народа. Но, к всеобщему удивлению, речи, услышанные в сенате, произвели эффект сломавшейся катапульты. Пунийцы объявили, что вражда между Великим Римом и Этрусками не касается совета судей; мало того, этруски пытались добиться участия пунийского флота в боевых действиях против Рима, и, якобы, это так разозлило совет, что все договора с народом этрусков были разорваны. Но и это ещё не всё: по завершении своей необычайной речи был преподнесён дар римскому народу от карфагенского народа. Такого римский народ в лице сенаторов вообще не ожидал.
Дары были приняты; а после отбытия послов разгорелись ещё более напряженные споры о мотивах пунов. На чём сошлись уважаемые сенаторы, доподлинно неизвестно,- обсуждение шло, как говорится, за закрытыми дверями. Достоверно можно сказать только то, что на следующий день были принесены жертвы Юпитеру Вседержителю. А среди простых граждан ещё очень долго шли разговоры о пунийском коварстве вообще и о том, какую пакость задумали проклятые пуны сейчас.
Незадолго перед этим. Карфаген. Здание Совета Ста Четырёх.
- Плетите, что хотите, но ваша главная и единственная цель, - дары римскому сенату. Но перед этим посетите этрусков, и доведите до их сведения, что все договора, заключённые между нашими народами, недействительны… Причины? Баал, да что угодно… ущемление прав наших купцов, нарушение этрусским флотом нашей территории… Подберёте по обстоятельствам. Главное, чтобы об этом узнали в Риме.
Так, или примерно так напутствовали своих послов в великом городе Карфагене. Одновременно с депутацией в Рим, было направлено посольство в город Сиракузы. Магону, занятому приобретением Иберии, не нужны были конфликты на другом конце обширной карфагенской державы.
Прочая дипломатия и дружба семейств в Карфагене.
К 263 году до Р.Х. война между Римом и Этрусской конфедерацией подходила к концу, и победителями явно были не этруски. Как сообщали пунийские торговцы, во власти конфедерации остался один-единственный город. Послы из Карфагена каждый год отправлялись как в Рим, так и в Сиракузы, вызывая каждый раз бурю эмоций в Совете. Сторонники Магона и Ганнона были постоянными сторонниками посольств, правда по разным мотивам: Магону не нужны были удары в спину в разгар событий в Иберии, а Ганнон слишком хорошо был знаком с недостатками своего флота, чтобы выступать за обострение конфликта с итальянскими государствами. Даже Барки смолкли: Ганнибал, про себя осыпая всеми известными проклятиями Магона, вслух предпочитал занимать нейтральную позицию, и не случайно. Львиная доля доходов республики уходила в Иберию, да и при одной мысли о «подарке» Магона, этой насмешке на карфагенскую армию, хотелось уничтожить под корень всю его семейку. А тут ещё разбитые турдетаны…
В Карфагене на Магона молились, будто он являлся самим Баалом, а не наглым мешком с деньгами! Барки хотели компенсировать поражение на выборах в Суффеты покупкой должности мехиба, казначея республики, но на волне всеобщей популярности, вызванной новыми поставками рабов из Иберии, победами карфагенской армии, - ни о каком противостоянии Магонидам не могло быть и речи. Магон запустил свои жадные руки в казну республики! Но хоть сам Ганнибал не мог противостоять честолюбию Магона,он мог натравливать на него другие, более мелкие семейства, волей-неволей объединившиеся в одну фракцию. Ведь Магон сам оставил на Ганнибала разборки в Африке, Сицилии и Сардинии. Теперь получи! Ганнибалу удалось убедить совет в необходимости создания новой армии в Лилибее, и отдать её Гимилькару, одному из лидеров «независимых». Магон не очень сопротивлялся. Пусть потешатся! С 272 года до Р.Х. суффет, с 263 года до Р.Х. мехиб, он мог себе позволить слегка успокоиться. К тому же волна народной любви действует расслабляюще.
Однако, на счастье Барки, вскоре после создания армии Гимилькара, в Лилибее вспыхнуло восстание местных жителей, недовольных правлением пунийцев. И, опять же на счастье Баркидов и «независимых», когда армия восставших подошла к городу, Гимилькар имел под своим командованием небольшой гарнизончик, два лёгких корабля со стрелками, и четыре отряда карфагенской и ливийской пехоты. Сражение за Лилибей закончилось, едва успев начаться. Раздобывший где-то боевых слонов руководитель восставших сицилийцев подошёл слишком близко к предместьям города, где и был сражён шальным дротиком, пущенным наугад одним из ливийцев. Этого потрясения восставшие не смогли перенести, бросившись бежать с поля боя. Всё, что оставалось Гимилькару, так это догонять их, отправляя на рынок рабов в Карфагене. Эта стычка, незначительная сама по себе, тем не менее сыграла огромную роль в борьбе Барки с Магоном.
Удачное стечение обстоятельств для Гимилькара + финансовые и ораторские возможности Барки начали создавать проблемы для всемогущества Магона. Результатом победы главы «независимых», раздутой в Совете Ганнибалом, явилось назначение вторым мехибом республики Гимилькара.
«Мы ещё увидим, чья возьмёт!» - довольно потирая руки, выходил Ганнибал Барка из здания Совета Судей.
Магон, получив известия от своих клиентов о кознях Баркидов и появлении конкурента в лице Гимилькара, ненадолго заперся в своём новом доме в Картубе (о военных действиях в Иберии в следующем выпуске), вызвав из Карт-Хадашта своего брата, приплывшего из Лилибеи со свежими новостями; а через месяц по всему Карфагену и Лилибею поползли слухи о том, что Гимилькар продался сиракузскому тирану. А иначе чем вызвано отсутствие всякой реакции на небольшой отряд сиракузских гоплитов, вставших лагерем на пунийской земле? И вообще, что может сделать для Карфагена полезного генерал, который не вышел навстречу бандам восставших только потому, что струсил, понадеявшись больше на крепость своего дома, чем на своё мужество и верность своих солдат? Трус не должен быть генералом!
И хотя на распостранение слухов ушла бОльшая часть годового бюджета, но результатами Магон был доволен – новости о Гимилькаре пошли гулять по всей республике.
P.S. Скрины пойдут со следующего выпуска.
Сообщение отредактировал sidrdim: 17 сентября 2013 - 00:02
).
