Словенская земля или почему не сложились племенные названия у словаков и словенцев.
Спойлер
Алимов Д.Е.Этногенез хорватов: формирование хорватской этнополитической общности в VII–IX вв.
Необычная мобильность этих поставарских властителей (ярким образом проявившаяся в политической судьбе Прибины и стремительном превращении Браслава из посавского князя в правителя большой части Паннонии), подчеркнутое отсутствие связи между ними и какими-либо «племенными» структурами (за исключением периферийной по отношению к ядру бывшего Аварского каганата Моравии, где все же успело сформироваться «племя мораван») уже обращали на себя внимание исследователей 909. Но как следует объяснить эти особенности местного политического ландшафта? В свое время Тржештик, указав на отсутствие «племенной» легитимации у Людевита, назвал данную ситуацию «незавершенным этногенезом», полагая, что в Посавской Паннонии в IX в. этнополитическая общность (gens) просто не успела сложиться 910. Данное замечание представляется логичным в том смысле, что, в отличие от славян других регионов Европы, славяне Карпатской котловины должны были находиться под более прочным контролем аваров, продолжавшимся вплоть до падения каганата около 800 г.,притом что к началу X в. они уже оказались под властью венгров. По всей видимости, жесткая военно-политическая структура Аварского каганата исключала возможность для местных славянских элит деятельности, благоприятной для локальных этногенетических процессов, вплоть до периода дезинтеграции аварской политии на рубеже VIII–IX вв 911.
Однако значит ли это, что потребность в локальном «племенном» строительстве все равно должна была иметь место, автоматически вытекая из самого факта возникновения на руинах Аварской державы самостоятельных политических организмов? Думается, что в этом процессе не было никакой предопределенности. При отсутствии групповых названий «племенного» уровня единственным устойчивым обозначением населения Карпатской котловины (включая междуречье Савы и Дравы) в IX ст. во франкских источниках было название «Sclavi» 912. Как известно, это название широко использовалось в латиноязычных источниках IX в. в качестве генерализирующего обозначения по отношению к самым разным славяноязычным общностям на территории Европы, не исключая, как мы могли убедиться выше, и хорватов в Далмации. Вместе с тем представляется, что ситуация с использованием названия «славяне» в Среднем Посавье и других уголках Карпатской котловины, то есть на пространстве бывшего Аварского каганата, все же отличалась своеобразием. Об этом позволяет говорить не только отсутствие здесь «племенных» названий, но и собственно славянская традиция использования понятия «Словенская земля», зафиксированная в «Повести временных лет», а именно в той части ее текста, которая, как считается в историографии, восходит к так называемому «Сказанию о преложении книг на славянский язык» 913. В недавнее время на эту традицию обратила внимание словацкая исследовательница Н. Верешова, справедливо заметив, что понятие «Словенская земля» в «Сказании» в политическом смысле прилагалось к двум политическим организмам, где разворачивалась деятельность Кирилла и Мефодия — Великой Моравии и Паннонскому (Блатенскому) княжеству, географически приблизительно соответствуя пространству Карпатской котловины 914. И Посавское, и Нитранское княжества определенно должны были входить в состав «Словенской земли» в том виде, в каком она предстает в летописной статье, повествующей о деятельности солунских братьев: в период моравской миссии Кирилла и Мефодия Нитранская земля была составной частью Моравии, в то время как какая-то часть Посавского княжества, как отмечалось выше, вероятно, находилась в ведении правителей Блатнограда 915.
Думается, что в свете известий «Повести временных лет» о «Словенской земле» представляется возможным и иное объяснение отсутствию ясных признаков «племенного» строительства на пространстве Карпатской котловины: в славянских политических образованиях, возникших в IX в. на территории, прежде подконтрольной аварам, в ситуации идеологического вакуума, порожденного крахом аварской политической организации, мог иметь место процесс политизации славянской групповой идентичности, вследствие чего славянская общность, какой бы характер ни был присущей прежде, стала приобретать черты этнополитического организма.
Иными словами, роль политического «племени» (gens) в Карпатской котловине могла начать играть славянская общность как единое целое.
Такое развитие событий выглядит тем более вероятным, что у славянских воинских элит Карпатской котловины уже наличествовало важное условие для формирования единого гентильного самосознания — общий социальный опыт, связанный с их длительным пребыванием под властью аваров. На это же указывают и неоднократные попытки нового объединения поставарского пространства в IX ст., осуществлявшиеся славянскими правителями как при поддержке франков, так и в острой конфронтации с ними. Так, давно было замечено, что держава Людевита, к которой в ходе его восстания против франков присоединились славянские «племена», проживавшие на юго-западных и южных рубежах Карпатской котловины, — часть карантанцев, карниольцы и тимочане, — потенциально могла стать славянским наследником Аварского каганата в Среднем Подунавье 916. В еще большей степени такая оценка применима к Великой Моравии под властью Святополка и к державе Браслава после присоединения к ней областей к северу от Дравы, так как две эти славянские «империи» в разный период времени осуществляли контроль над значительной территорией Карпатской котловины. Нетрудно заметить, что в данном случае славяне (как позднее венгры) выступали в качестве политических преемников аваров. Именно это последнее обстоятельство, как нам представляется, могло сформировать этнический контур «Словенской земли» таким, каким он представлен в «Сказании о преложении книг»: «Словенская земля» словно заместила собою Аварский каганат.
Необычная мобильность этих поставарских властителей (ярким образом проявившаяся в политической судьбе Прибины и стремительном превращении Браслава из посавского князя в правителя большой части Паннонии), подчеркнутое отсутствие связи между ними и какими-либо «племенными» структурами (за исключением периферийной по отношению к ядру бывшего Аварского каганата Моравии, где все же успело сформироваться «племя мораван») уже обращали на себя внимание исследователей 909. Но как следует объяснить эти особенности местного политического ландшафта? В свое время Тржештик, указав на отсутствие «племенной» легитимации у Людевита, назвал данную ситуацию «незавершенным этногенезом», полагая, что в Посавской Паннонии в IX в. этнополитическая общность (gens) просто не успела сложиться 910. Данное замечание представляется логичным в том смысле, что, в отличие от славян других регионов Европы, славяне Карпатской котловины должны были находиться под более прочным контролем аваров, продолжавшимся вплоть до падения каганата около 800 г.,притом что к началу X в. они уже оказались под властью венгров. По всей видимости, жесткая военно-политическая структура Аварского каганата исключала возможность для местных славянских элит деятельности, благоприятной для локальных этногенетических процессов, вплоть до периода дезинтеграции аварской политии на рубеже VIII–IX вв 911.
Однако значит ли это, что потребность в локальном «племенном» строительстве все равно должна была иметь место, автоматически вытекая из самого факта возникновения на руинах Аварской державы самостоятельных политических организмов? Думается, что в этом процессе не было никакой предопределенности. При отсутствии групповых названий «племенного» уровня единственным устойчивым обозначением населения Карпатской котловины (включая междуречье Савы и Дравы) в IX ст. во франкских источниках было название «Sclavi» 912. Как известно, это название широко использовалось в латиноязычных источниках IX в. в качестве генерализирующего обозначения по отношению к самым разным славяноязычным общностям на территории Европы, не исключая, как мы могли убедиться выше, и хорватов в Далмации. Вместе с тем представляется, что ситуация с использованием названия «славяне» в Среднем Посавье и других уголках Карпатской котловины, то есть на пространстве бывшего Аварского каганата, все же отличалась своеобразием. Об этом позволяет говорить не только отсутствие здесь «племенных» названий, но и собственно славянская традиция использования понятия «Словенская земля», зафиксированная в «Повести временных лет», а именно в той части ее текста, которая, как считается в историографии, восходит к так называемому «Сказанию о преложении книг на славянский язык» 913. В недавнее время на эту традицию обратила внимание словацкая исследовательница Н. Верешова, справедливо заметив, что понятие «Словенская земля» в «Сказании» в политическом смысле прилагалось к двум политическим организмам, где разворачивалась деятельность Кирилла и Мефодия — Великой Моравии и Паннонскому (Блатенскому) княжеству, географически приблизительно соответствуя пространству Карпатской котловины 914. И Посавское, и Нитранское княжества определенно должны были входить в состав «Словенской земли» в том виде, в каком она предстает в летописной статье, повествующей о деятельности солунских братьев: в период моравской миссии Кирилла и Мефодия Нитранская земля была составной частью Моравии, в то время как какая-то часть Посавского княжества, как отмечалось выше, вероятно, находилась в ведении правителей Блатнограда 915.
Думается, что в свете известий «Повести временных лет» о «Словенской земле» представляется возможным и иное объяснение отсутствию ясных признаков «племенного» строительства на пространстве Карпатской котловины: в славянских политических образованиях, возникших в IX в. на территории, прежде подконтрольной аварам, в ситуации идеологического вакуума, порожденного крахом аварской политической организации, мог иметь место процесс политизации славянской групповой идентичности, вследствие чего славянская общность, какой бы характер ни был присущей прежде, стала приобретать черты этнополитического организма.
Иными словами, роль политического «племени» (gens) в Карпатской котловине могла начать играть славянская общность как единое целое.
Такое развитие событий выглядит тем более вероятным, что у славянских воинских элит Карпатской котловины уже наличествовало важное условие для формирования единого гентильного самосознания — общий социальный опыт, связанный с их длительным пребыванием под властью аваров. На это же указывают и неоднократные попытки нового объединения поставарского пространства в IX ст., осуществлявшиеся славянскими правителями как при поддержке франков, так и в острой конфронтации с ними. Так, давно было замечено, что держава Людевита, к которой в ходе его восстания против франков присоединились славянские «племена», проживавшие на юго-западных и южных рубежах Карпатской котловины, — часть карантанцев, карниольцы и тимочане, — потенциально могла стать славянским наследником Аварского каганата в Среднем Подунавье 916. В еще большей степени такая оценка применима к Великой Моравии под властью Святополка и к державе Браслава после присоединения к ней областей к северу от Дравы, так как две эти славянские «империи» в разный период времени осуществляли контроль над значительной территорией Карпатской котловины. Нетрудно заметить, что в данном случае славяне (как позднее венгры) выступали в качестве политических преемников аваров. Именно это последнее обстоятельство, как нам представляется, могло сформировать этнический контур «Словенской земли» таким, каким он представлен в «Сказании о преложении книг»: «Словенская земля» словно заместила собою Аварский каганат.
