Сообщений в теме: 22

[АйКи]

"Небольшая" статья о действиях Японии на Дальнем востоке с начала ПМВ по маньжурскую кампанию.

Интервенция

Октябрьский переворот 1917 года в союзной Республике Россия, менее года назад бывшей еще Российской империей, Брест-Литовский сепаратный мирный договор Советской России со странами Центрального блока и выход союзника из Первой мировой войны всерьез озаботило Антанту. На ее глазах в одночасье рухнул Восточный — Русский фронт, к которому была прикована большая часть сил Германии и Австрии, куда уходила большая часть их резервов, не считая двух сильнейших турецких армий на Кавказском фронте.

Для Антанты Октябрьские революционные события, начавшиеся в Петрограде и затем перекинувшиеся на большую часть России, стали серьезным военно-политическим поражением в Первой мировой войне, которая шла к своему логическому завершению. Пройдет всего несколько месяцев, и Германия со своими союзниками — Австро-Венгрией, Болгарией и Турцией признает свое полное военное поражение от Антанты. Но за столом государств-победителей Советской России не окажете» и «заслугой» тому будет сепаратный мир.

События в России развивались стремительно. Вслед за сменой власти последовала национализация промышленных предприятий, банков и прочей крупной частной собственности. Национализация коснулась огромных финансовых средств, которые европейские державы и США вложили в Россию, не считая многих кредитов и займов, военных поставок. Такого покушения на свои «жизненные» экономические интересы Запад в лице Антанты потерпеть просто не мог. Речь шла о лишении не только вложенных многих сотен миллионов долларов и баснословных процентов с них, но и перспектив дальнейшего экономического «освоения» российского пространства.

Повод для вооруженного вмешательства во внутренние дела России, которая в начале 1918 года стала угрожающе быстро делиться на красных и белых, был найден. Россия с ее огромными территориями и богатствами с началом Гражданской войны превратилась в огромный [362] «лакомый пирог» для каждого, кто послал бы туда свои войска. Поскольку Белое движение боролось за старую Россию-матушку, Антанта оказалась на его стороне. Или, иначе говоря, страны Антанты, в том числе и Япония, решили совместными действиями навести порядок на территории своей бывшей союзницы.

Антанта быстро распределила «зоны влияния», и вооруженная интервенция против Советской России почти одновременно началась на Юге, Севере и Дальнем Востоке. Такое решение было принято на специальной конференции в Париже. Однако Антанту несколько опередили разгромленные в Первой мировой войне я Германия и Австро-Венгрия, чьи войска быстро оккупировали западные области Российского государства, дойдя до Пскова и Дона, и Турция, чьи войска вошли в Закавказье и взяли Баку с его нефтепромыслами. Однако, по условиям мира, который подвел черту под Первой мировой войной, германским, австрийским и турецким войскам вскоре пришлось оставить российские территории, которые к тому времени были основательно разграблены. На сцену Гражданской войны в России вышла Антанта.

Дальний Восток географически и по своему природному потенциалу оказался одним из самых привлекательных «кусков российского пирога» По решению Парижской конференции руководящих кругов Антанты Дальний Восток становился «зоной действия» (зоной ответственности) США и Японии. Однако поучаствовать в военной интервенции здесь не отказались и другие страны Антанты — Великобритания, Франция, Италия, Румыния, Польша, Китай, хотя большинство из последних государств участвовали в интервенции на Тихоокеанской окраине России чисто символически или, как говорится, за компанию.

Интервенция Антанты на Дальнем Востоке складывалась из двух этапов. С 1918 года по март 1920-го в ней участвовали все выше перечисленные государства Антанты. С апреля 1920-го по октябрь 1922 года — только одна страна Восходящего Солнца, заинтересованная прежде всего в новых территориальных приобретениях, которые она не получила после русско-японской войны. Речь шла не только о российских землях на берегах Тихого океана, но и в Забайкалье.

Еще в начале ноября 1917 года официальные представители США и Японии заключили между собой соглашение по «проблеме» бывшего царского, а теперь советского Дальнего Востока. В историю дипломатии этот договор вошел как «соглашение Лансинг — Исии». Вашингтон по-союзнически признавал за Токио его «особые интересы» в Китае и одновременно решил организационные вопросы военной интервенции на Дальнем Востоке. [363]

В последующие месяцы стороны продолжили между собой дипломатические контакты, и в конце апреля 1919 года Роберт Лансинг докладывал президенту США Вудро Вильсону о переговорах с японскими послом в Вашингтоне Кикудзиро Исии (Ишии) относительно совместной интервенции Соединенных Штатов и Японии в Сибири и на Дальнем Востоке следующее:
«...Вчера вечером (в воскресенье) я имел беседу с виконтом Ишии. В течение часа мы обсуждали различные вопросы, связанные с положением на Дальнем Востоке, и особенно в Сибири...

Допуская необходимость или желательность интервенции, я спросил его, каково будет отношение Японии к участию США или других союзников в экспедиции. Он ответил, что, насколько он осведомлен, такое участие, несомненно, будет приветствоваться... Япония, заявил он, может выставить 400 тыс. солдат, из которых, в случае необходимости, 250 тыс. уже сейчас могут быть посланы в Сибирь. Он заявил также, что, по его мнению, непрактично было бы углубляться далее Иркутска, в связи с трудностями коммуникационного порядка».

Стороны договорились, что главной ударной силой Антанты здесь будут не американские, а японские войска, но которые после наведения порядка должны были быть выведены с российской территории. Япония «по-восточному» согласилась с таким предложением американской стороны. Однако ни для кого не было большим дипломатическим секретом то, что она имела свой заинтересованный взгляд на Тихоокеанское побережье России.

Подобное соглашение двух неевропейских стран Антанты нашло полное одобрение правительств Великобритании, Франции и Италии на союзной Лондонской конференции 15 марта 1918 года. Эта конференция по сути дела выработала цели и программу военной интервенции стран Антанты против» России в целом и на Дальнем Востоке (Сибири) в частности.

Английский министр иностранных дел А.Дж. Бальфур сообщал на следующий день американскому правительству о решении глав трех государств Антанты о возможности использования вооруженных сил Японии для интервенции в Сибири:
«На конференции премьер-министров и министров иностранных дел Франции, Италии и Великобритании, состоявшейся 15-го числа сего месяца в Лондоне, мне было поручено изложить президенту Соединенных Штатов Америки соображения участников конференции о необходимости союзной интервенции в Восточной России...

Конференция считает, что есть только одно средство — союзная интервенция. Если Россия не может сама себе помочь, ей должны помочь ее друзья. Но помощь может быть оказана только двумя [364] путями: через северные порты России в Европе и через ее восточные границы в Сибири. Из них Сибирь, пожалуй, наиболее важна и, вместе с тем, является наиболее доступной для тех сил, которыми могут располагать сейчас державы Антанты. И с точки зрения человеческого материала, и с точки зрения транспорта Япония может сейчас сделать в Сибири гораздо больше, чем Франция, Италия, Америка, Великобритания могут сделать в Мурманске и Архангельске. Вот почему конференция считает нужным обратиться к Японии, чтобы она помогла России в ее нынешнем беспомощном положении...

Нажмите, чтобы прочитать

Мне остается лишь добавить, что, по мнению конференции, никакие шаги по выполнению этой программы не могут быть предприняты без активной поддержки Соединенных Штатов. Без этой поддержки было бы бесполезно обращаться к японскому правительству. И если бы даже японское правительство согласилось действовать на основании представлений Франции, Италии и Великобритании, такое выступление без поддержки правительства Соединенных Штатов потеряло бы половину своей моральной ценности...

Я поэтому искренне надеюсь, что вы благожелательно рассмотрите эту программу, которая при всей ее трудности становится Неизбежной, как нам кажется, ввиду того опасного положения, которое создалось за последнее время в Восточной Европе».

Европейские державы, игравшие заглавную роль в Антанте, и Вашингтон не случайно отводили стране Восходящего Солнца ударную роль в борьбе против Советской России на Дальнем Востоке и в Сибири (до Иркутска). Япония как молодая, набирающаяся силу мировая держава стремилась перенести свои владения с островов на северо-западе Тихого океана на азиатский континент. В таком геополитическом устремлении она больших территориальных выгод из японо-китайской и русско-японской войн не извлекла.

Хороший шанс завоевать новые территории появился у Токио с началом Первой мировой войны. Но сделать это Япония могла только за счет германских колониальных владений прежде всего на китайском побережье. Страну Восходящего Солнца связывали в начале XX столетия довольно хорошие межгосударственные отношения с Германией, которая немало помогла ей в экономическом и особенно военном становлении. Но в складывающейся на Дальнем Востоке ситуации за основу были взяты знаменитые слова британского политика и премьера Уильяма Черчилля: «У политиков нет друзей, есть только интересы».

Поэтому Япония в Первой мировой войне без особых на то раздумий выступила прежде всего против Германии на стороне Антанты, став на какое-то время военной союзницей России. В эти годы Японией правил император Иошихито, сын императора [365] Матцухито и императрицы Харуко. Будучи в 1889 году объявлен наследником престола, он в 1912 году стал монархом, одновременно являясь главнокомандующим вооруженными силами государства.

В августе 1914 года японское правительство, приобретя в Антанте новых союзников, потребовало (или, вернее — «продиктовало») от ранее дружественной Германии следующее:
1) Немедленно отозвать из японских и китайских вод все военные корабли и вооруженные суда, разоружив те из них, которые не могут быть отозваны.

2) Передать японским властям не позже 15 сентября 1914 года (ровно через месяц после предъявления требования капитулировать. — А.Ш.) всю арендуемую территорию Китая без всяких условий и компенсаций.

В случае, если ответ германского правительства не будет получен к 12 часам дня 23 августа, японское правительство оставляло за собой право принять «соответствующие меры». То есть Япония требовала от Германии «немедленной» капитуляции, на что, Берлин, естественно, пойти просто не мог. Равно как и послать в свои китайские колониальные (или «арендованные») территории ни одного военного корабля и даже ни одного пехотного солдата — на полях Европы началась Первая мировая война и немецкий флот мог действовать только в северной Атлантике.

Германское правительство оставило японский ультиматум без ответа и 22 августа отозвало своих дипломатических представителей из Токио. На следующий день, 23 августа, император Иошихито объявил войну Германии. Попытка последней передать во временное управление Китаю Шаньдунскую концессию была опротестована Великобританией и Францией. Такое было вполне понятно — германские колонии должны были принадлежать только государствам Антанты, разумеется, в случае ее победы в начавшейся мировой войне.

С началом Первой мировой войны Германия сразу же лишилась своих островных колоний в Тихом океане. Японские десантные войска захватили острова Яп, Маршалловы и Каролинские. Новозеландский английский экспедиционный отряд овладел германской военной базой Апиа на островах Самоа, а также немецкими базами на Новой Гвинее, Новой Британии и на Соломоновых островах. Все эти события произошли в конце августа — начале сентября 1914 года.

Командующим экспедиционным корпусом, предназначенным для захвата Шанбдунского полуострова с германской крепостью-портом Циндао, микадо Иошихито назначил генерала Камио, начальником его штаба — генерала инженерных войск Хэнзо [366] Яманаси. В состав экспедиционного корпуса (4 десантных эшелона) входило около 35 тысяч человек при 40 пулеметах и 144 орудиях. Японские десантные войска были усилены английскими под командованием генерала Бернар-Дистона. Он имел под своим командованием батальон уэльских пограничников и полбатальона пехотного сикхского полка, всего 1500 человек.

Для блокирования крепости Циндао с моря, обеспечения морских перевозок и артиллерийского содействия экспедиционному корпусу была создана особая 2-я эскадра под командованием адмирала Хирохару Като в составе 39 кораблей, на которых служило немало участников Цусимского морского сражения. В состав сил японского адмирала входили два британских корабля — линейный корабль «Триумф» и эскадренный миноносец «Уск».

Японцы таким образом достигли перевеса сил (с учетом флота) над противником в 10–11 раз. Гарнизон германской крепости насчитывал 183 офицера, 4572 рядовых при 75 пулеметах, 25 минометах и 150 орудиях. Для защиты Циндао со стороны моря немцы могли использовать и 39 корабельных орудий. В порту еще оставались (большая часть морских сил Германии заблаговременно покинула китайские воды) устаревший австрийский крейсер «Кенигин Элизабет» и эскадренные миноносцы № 90 и «Таку».

27 августа 2-я эскадра адмирала Хирохару Като блокировала Циндао с моря. На следующий день корабельная артиллерия обстреляла германскую крепость. Однако сухопутные операции высаженного на берег морского десанта развивались медленно и только 11 сентября японский кавалерийский полк из первого эшелона десанта, которым командовал генерал-майор Ямада, столкнулся с немецкими разъездами у Пинду 19-го числа была перерезана железная дорога и кольцо блокады вокруг Циндао замкнулось.

Первая атака передовых германских позиций японцами произошла 26 сентября Немцы успешно отбили первые приступы. Но командир японской 24-й пехотной бригады генерал-майор Хориуци сумел обойти оборонявшихся с тыла и вынудил их к отступлению. Японские войска продолжили наступление, высадив у бухты Шацзыкоу десантный отряд моряков. Германцы, потеряв в боях 8 орудий, отступили на последний рубеж обороны — высоту «Принц Генрих», но 29 сентября были вынуждены оставить и ее. Немцы в ответ предприняли вылазку из крепости Циндао, но она закончилась неудачей. Их эскадренный миноносец № 60 получил приказ прорваться в Тихий океан и в ночь на 18 октября потопил японский сторожевой корабль «Такачихо». Но уйти эсминцу от китайских берегов в океан не удалось — преследуемый дозорными кораблями японцев он выбросился на камни. [367]

Началась осада собственно крепости Циндао. Генерал Камио приказал провести сильную бомбардировку крепости, и к вечеру 6 ноября большая часть крепостных укреплений была разрушена и нарушена проводная связь. Японцы в ходе осады использовали свой богатый порт-артурский опыт и стали разведывательными отрядами и отдельными батальонами прорываться между немецкими укреплениями. Когда им удалось выйти в тыл германских укреплений на горе Бисмарк и западнее горы Ильтис, командующий экспедиционным корпусом приказал начать общую атаку крепости.

В 5.15 утра 8 ноября комендант германской крепости отдал приказ прекратить сопротивление всем фортам Циндао. Последним в 7.20 сдался форт на горе Ильтис. Потери немецких войск за время осады составили около 800 человек, японских войск — почти две тысячи. Японский экспедиционный корпус взял в плен 202 офицера и 4470 солдат противника, а также захватил 30 пулеметов и 40 автомашин.

Овладение германской крепостью Циндао стало новой победой японского оружия в начале XX столетия. Среди отличившихся оказался командующий 2-й эскадрой адмирал Хирохару Като, который успешно провел десантную операцию. Его стали считать приемником прославленного Цусимской победой адмирала Хейхатиро Того, и после победы у Циндао высочайшим указом микадо Иошихито из рода Фудзивара японский морской военачальник был послан в российский Владивосток. При этом адмирал Като был наделен самыми широкими полномочиями.

Интервенция стран Антанты на Дальнем Востоке началась под следующими двумя благовидными предлогами. Во-первых, надо было защитить иностранных граждан на Дальнем востоке и в Сибири. В этом особенно «заинтересована» была Япония, поскольку только в одном портовом Владивостоке проживало немало японских граждан, которые начали оседать здесь еще до 1904 года. По официальным данным, во Владивостоке проживали 3283 человека, имевших японское гражданство, в Никольск-Уссурийске — 325, в Хабаровске — 573, в Благовещенске — 338, в Нерчинске — 19, в Чите — 215, в Сретенске — 308 лиц японской национальности.

Во-вторых, Антанта взяла на себя обязательство оказать помощь в эвакуации из России Чехословацкого корпуса, воинские эшелоны которого к тому времени растянулись по железной дороге от берегов Волги до Западной Сибири. Но в той ситуации Чехословацкий корпус уже становился военным союзником Белого движения.

Первыми на рейде Владивостока оказались не японские корабли, а американский крейсер «Бруклин», который прибыл туда [368] уже 11 ноября 1917 года. Он бросил якорь на виду города. На «Бруклине» держал свой флаг главнокомандующий Азиатским флотом США адмирал Найт. В конце декабря 1917-го и начале января 1918-го на владивостокский рейд прибыли японские крейсера «Асахи» и «Ивами», английский крейсер «Суффолк» На всех этих кораблях Антанты находились десантные силы, готовые по первому приказу сойти на берег.

Союзники первоначально заинтересованно наблюдали за ходом Гражданской войны на российском Дальнем Востоке. Однако положение там складывалось не в пользу Белых сил. На берег во Владивостоке интервенты пока не сходили из-за опасения того, что Советское правительство может заключить с Германией и ее союзниками не только сепаратный мир — Первая мировая война еще продолжалась.

Однако события начавшейся в России Гражданской войны и заключение сепаратного мира в Брест-Литовске поторопили союзников по Антанте начать открытую военную интервенцию. Красные начали на Дальнем Востоке одерживать верх над белыми. Белоказачьи атаманы Забайкальского войска Г.М. Семенов с его Особым маньчжурским отрядом (военным советником при Семенове в то время уже стал японский капитан Куроки), созданным в полосе КВЖД (в Забайкалье), Амурского казачьего войска И.М. Гамов (в Амурской области) и Уссурийского казачьего войска И.М. Калмыков (в Приморье) были разбиты красногвардейцами и бежали на территорию соседней Маньчжурии. Там они нашли надежное укрытие.

Уже тогда японское военное командование стало делать ставку на такую «сильную личность» на Дальнем Востоке, как полковник Семенов. Тот в своих мемуарах «О себе. Воспоминания, мысли и выводы» пишет о том, как он начал контактировать с японцами:
«...Я старался уклониться от более или менее определенного ответа на требование китайцев оставить Маньчжурию и перенести свою базу на российскую территорию до тех пир, пока в Маньчжурию не приехал майор Куроки, прикомандированный японским правительством ко мне в качестве советника, с которым я быстро достиг взаимного понимания и которому удалось уладить вопрос о сохранении моей базы в Маньчжурии с кишат кими властями».

Майор Куроки и японский генеральный консул в Маньчжурии вскоре знакомят полковника Г.М. Семенова с влиятельным человеком в командных кругах императорской армии. Им оказался полковник Генерального штаба Куросава, будущий начальник японской военной миссии в Чите, позднее ставший генерал-квартирмейстером Главного штаба в Токио. Уже с самого начала [369] контактов Семенова с японскими военными было достигнуто полное взаимопонимание и вера в военную поддержку друг другу.

Японская сторона сразу же оказала белому атаману Семенову не только материальную и моральную, но и помощь войсками, которые вошли в состав Особого маньчжурского отряда. Об этом со всей откровенностью пишет сам Семенов:
«При штабе находился батальон японских добровольцев, в количестве до 600 человек, которые представлял собою подвижный резерв и бросался обычно на атакованный участок фронта, заменяя пехоту из добровольцев-китайцев, доблесть которых после трехмесячных непрерывных боев оставляла желать много лучшего.

Японский батальон был создан по инициативе капитана Куроки, который командировал сотрудников своей миссии, г.г. Анжио и Сео Эйтаро, в южную Маньчжурию для привлечения добровольцев из числа резервистов. Они успешно справились с поставленной им задачей, завербовав на службу в отряд несколько сот только что окончивших службу солдат. Батальоном командовал доблестный офицер капитан Окумура. Японский батальон в короткое время заслужил репутацию самой крепкой и самой устойчивой части в отряде, и люди, составлявшие его, приучили нас, русских офицеров, солдат и казаков, смотреть на японцев, как на верных и искренних друзей национальной России, которые верность своим обязательствам ставят выше сего на свете, выше даже собственной жизни. Таким образом, в степях сурового Забайкалья зародилась дружба и братство русских и японских солдат, которые были закреплены тяжелыми потерями, понесенными отрядом в этот период непрерывных боев с превосходными силами противника...»

Для схода с военных кораблей на российский берег десантных сил интервентов требовался прямой и «громкий» для общественности своих стран предлог. То, что 5 января неизвестные вооруженные лица напали во Владивостоке на гостиницу «Версаль», проверив документы и попутно ограбив всех иностранцев, проживавших там (кроме японцев — ни один из них не пострадал от таких насильственных действий), под желаемый предлог никак не «подпадало». И он во всей своей серьезности не промедлил «случиться».

В ночь на 5 апреля 1918 года «неизвестные лица» совершили вооруженное нападение с целью ограбления на владивостокское отделение японской торговой конторы «Исидо». В ходе этой бандитской акции злоумышленниками были убиты два японских гражданина. И сразу же эскадра кораблей стран Антанты пришла в движение и оказалась теперь уже не на внешнем рейде Владивостока, а у причалов ее внутренней гавани — бухты Золотой Рог.

5 апреля во Владивостоке высаживаются две роты японских пехотинцев и полурота английской морской пехоты, которые [370] занимают важные пункты в порту и в центре города. Высадка производилась под прикрытием орудий крейсеров, направленных на городские кварталы и крепостные сооружения Владивостока. Но какого-либо, даже не вооруженного, сопротивления интервенты по сути дела в безвластном портовом городе не встретили Владивостокский совет военными силами почти не располагал.

На следующий день с японских кораблей на берег высаживается десантный отряд из 250 моряков. Японцы захватили остров Русский с его крепостными укреплениями и артиллерийскими батареями, военными складами и воинскими казармами. Так без ружейной пальбы и грохота артиллерийских залпов начиналась вооруженная интервенция Антанты на российском Дальнем Востоке в годы Гражданской войны.

Адмирал Като, командовавший японским крейсерским отрядом, по приказу которого во Владивостоке был высажен десант, обратился к городскому населению с воззванием. В нем он извещал, что страна Восходящего Солнца в его лице берет на себя охрану общественного порядка во Владивостоке и его окрестностях. Указывалась и причина такого решения: обеспечение личной безопасности многочисленных иностранных граждан, проживающих в портовом городе.

Начало высадки войск Антанты на юге Приморья послужило сигналом для наступательных действий белых войск. В апреле начал новое наступление на юге Забайкалья атаман Семенов (в его Особом Маньчжурском отряде насчитывалось 600 японских военнослужащих, в том числе артиллеристов), активизировал свои действия атаман Уссурийского казачьего войска Калмыков. И тот, и другой получили от интервентов помощь оружием и боеприпасами.

Семеновские войска продвигались вдоль железной дороги, нацеливаясь на город Читу. В мае 1918 года атаман Семенов на станции Борзя объявил себя и близких к нему людей кадета С.А. Таскина и генерала И.Ф. Шильникова «Временным Забайкальским правительством». Это правительство только с весны до осени 1918 года получило от Японии военной и финансовой помощи почти на 4,5 миллиона рублей. За этот же период Франция оказала помощь атаману Семенову на сумму свыше 4 миллионов рублей. Помощь Великобритании оказалась гораздо скромнее — всего на 500 тысяч рублей.

Если державы Антанты весьма благосклонно отнеслись к перевороту в Омске и приходу к власти в Белом движении Сибири вице-адмирала А.В. Колчака (звание полного адмирала он получит несколько позже) и объявлению его Верховным правителем России, то позиция Японии оказалась иной. Токио [371] предпочитало поддерживать на Востоке России власть белоказачьих атаманов Г.М. Семенова, И.М. Калмыкова, И М Гамова и «отдельных мелких правительств, которые, не имея достаточной силы сами по себе и опоры в населении, должны были бы постоянно искать поддержки японцев...»

В Токио считали, что адмирал А.В. Колчак «человек Вашингтона» и что его деятельность на посту Верховного правителя России может повредить дальневосточным интересам страны Восходящего Солнца. Именно Колчак по настоянию японского правительства был весной 1918 года удален из управления КВЖД (он руководил в нем военным отделом) и вплоть до октября этого года оставался не у дел. Причиной устранения бывшего командующего русским Черноморским флотом от «железнодорожных дел» стал его конфликт с атаманом Г.М. Семеновым, за спиной которого стояли японцы.

Встреча адмирала Колчака с полковником-атаманом Семеновым, которого будущий Верховный правитель России вскоре произведет в генеральский чин, состоялась на нейтральной территории — в маньчжурском городе Харбине. Два военных вождя Белого движения на Востоке России разошлись в главном — в роли и месте Японии в событиях Гражданской войны на Дальнем Востоке и в Сибири. Семенов писал о Колчаке.
«...Адмирал являлся в то время ярым противником так называемой японской ориентации и считал, что только Англия и Франция готовы оказать бескорыстную и исчерпывающую помощь национальной России, восстановление которой находится в их интересах. Что касается Японии и США, то, по мнению адмирала, они стремились использовать наше затруднительное положение в своих собственных интересах, которые настойчиво диктовали возможно большее ослабление России на Дальнем Востоке. Ориентацию на Японию адмирал считал чуть ли не преступлением с моей стороны...»

Своеобразным ответом атамана Семенова адмиралу Колчаку стали совместные действия его Отдельного маньчжурского отряда с японскими войсками во время наступления на Забайкалье в октябре 1918 года. Тогда семеновская конница при форсировании широко разлившегося Онона, мост через который был взорван красными, взаимодействовала с японской кавалерией. Более того, совместными действиями командовал капитан Андо, офицер императорского Генерального штаба. А прибывшая в Забайкалье 7-я японская пехотная дивизии под начальством генерал-лейтенанта Фудзи подкрепила силы семеновцев в Забайкалье и помогла им овладеть Читой.

Недоброжелательное отношение правящих кругов Японии к адмиралу Колчаку продолжалось и дальше. Назначение его [372] военным и морским министром Омского правительства, состоявшееся октябре 1918 года, вызвало в Токио отрицательную реакцию даже при всей явной благосклонности руководства Антанты к этой фигуре в российском Белом движении. Послу в Токио В.Н. Крупенскому дали понять, что в японском правительстве Колчак пользуется репутацией японофоба и назначение его истолковывают в смысле антияпонского настроения всего Омского правительства.

Приход к верховной власти в Омске адмирала А.В. Колчака вызвал негативную реакцию японских правительственных кругов и высшего армейского командования. Из Токио в Читу атаману Г.М. Семенову поступила доверительная секретная депеша «Японское общественное мнение не одобряет Колчака. Вы протестуйте ему».

Семенов к тому времени вынашивал собственные планы стать «неким правителем» Забайкалья и прилегающих к нему русских земель, а также восточной части Монголии. Но без помощи сильной во всех отношениях Японии атаман в полковничьем звании сделать многого просто не мог. К тому же он не хотел иметь над собой еще какой-то власти, в том числе и далекого от Читы белого Омского правительства.

Дальше атаман Г.М. Семенов действовал с полного одобрения командования японских экспедиционных сил на Дальнем Востоке и Токио. В середине ноября из Читы за его подписью идет телеграмма: Семенов сообщал Омскому правительству о нежелании признавать верховную власть адмирала Колчака и предлагал на эту высшую должность в российском Белом движении свои кандидатуры — генералов Деникина, Хорвата или атамана Оренбургского казачьего войска Дутова.

«Если в течение 24 часов, — говорилось в телеграмме, — я не получу ответа о передаче власти одному из указанных мною кандидатов, я временно, впредь до создания на Западе (речь шла о Сибири. — А.Ш.) приемлемой для всех власти, объявляю автономию Восточной Сибири... Как только власть будет передана одному из указанных кандидатов, несомненно и безусловно ему подчинюсь».

Вскоре полковник Г.М. Семенов (самое вероятное — не без одобрения своих японских советников) прервал телеграфную связь между Омском и Дальним Востоком, а на Забайкальской железной дороге задержал поезда с военными грузами, отправленными Антантой Верховному правителю России для создаваемой колчаковской армии. Поводом для таких «самовластных» действий атамана стало решение адмирала Колчака отдать под суд непосредственных исполнителей переворота 18 ноября 1918 года — коменданта Омска полковника Волкова, казачьих офицеров Красильникова и [373] Катанаева. Именно они арестовали эсеров — членов омской Директории (омского правительства). Суд носил чисто формальный характер, и все подсудимые были оправданы, поскольку они действовали «по побуждению любви к родине».

Семенов из Читы потребовал от Верховного правителя России немедленного освобождения арестованных. Он предупредил адмирала А.В. Колчака, что «в случае неисполнения моего требования я пойду на самые крайние меры и буду считаться с вами лично». В Омске это восприняли как атаманский бунт в глубоком тылу Восточного фронта Гражданской войны в России. В условиях вооруженного противоборства Белого движения с Красным «бунт» полковника Г.М. Семенова помогал последним.

Верховный правитель России адмирал А.В. Колчак, он же Верховный главнокомандующий всеми белыми армиями в Гражданской войне в конце ноября 1918 года, издал приказ № 60, в котором атаман Семенов прямо объявлялся изменником. 1 декабря того же года Колчак (встав на путь конфликта с Японией) издал приказ № 61 о ликвидации «семеновского инцидента». Последний приказ гласил:
«1. Командующий 5-м отдельным Приамурским корпусом полковник Семенов за неповиновение, разрушение телеграфной связи и сообщений в тылу армии, что является актом государственной измены, отрешается от командования 5-м корпусом и смещается со всех должностей, им занимаемых.

2. Генерал-майору Волкову подчиняю 4-й и 5-й корпусные районы во всех отношениях на правах командующего отдельной армией, с присвоением прав губернатора, с непосредственным подчинением мне.

3 Приказываю генерал-майору Волкову привести в повиновение всех неповинующихся верховной власти, действуя по законам военного времени»

Однако на защиту Семенова сразу же встало командование японского экспедиционного корпуса. Генерал Волков дальше Иркутска проехать не смог, а посланные им в Читу офицеры были изгнаны оттуда семеновцами. Японский генерал Юхи заявил, что «Япония не допустит никаких мер против Семенова, не останавливаясь даже для этого перед применением оружия...». Именно такую инструкцию получила дислоцированная в Забайкалье 3-я дивизия императорской армии.

Японская сторона уже вторично вставала на сторону атамана Семенова в его «конфликте» с Верховным правителем России. Когда в начале декабря 1918 года генерал Хорват по приказу адмирала Колчака в полосе отчуждения КВЖД разоружил сотню атамана Калмыкова, власти Токио выразили резкий протест, усмотрев в этом оскорбление [374] высшего японского командования, которому был подчинен калмыковский отряд. Тем самым Колчаку было дано понять, что в отношении Семенова подобные действия будут пресекаться и что Омское правительство может оказаться без тихоокеанских портов, откуда Антанта снабжала Верховного главнокомандующего Белого движения всем необходимым для ведения Гражданской войны.

Однако в своих «просеменовских и антиколчаковских» действиях японской стороне надо было объясниться перед державами Антанты. Было официально заявлено следующее:
«во-первых, японское правительство не может «оставить Семенова на произвол судьбы ввиду несомненных его заслуг как первого активного борца против большевиков и немцев»;

и во-вторых, бои между войсками атамана Семенова и генерала Волкова серьезно ослабят тылы сражавшегося на Восточном фронте Чехословацкого корпуса.

Однако Верховный правитель России не хотел пасовать перед такими действиями страны Восходящего Солнца, которые объективно шли во вред Белому движению. Российскому послу в Вашингтоне Г.П. Бахметьеву было поручено добиться поддержки у американского президента Вудро Вильсона. Верховный правитель не может установить свою власть в Восточной Сибири, так как «возникли препятствия со стороны Японии, явно покровительствующей Семенову, который является выполнителем ее планов...»

Государственный департамент США пошел навстречу просьбе адмирала А.В. Колчака. Американский посол в Токио Р. Моррис сделал соответствующий запрос правительству микадо. Точно так же поступили послы Франции и Великобритании Японской стороне в своих действиях на российском Востоке пришлось оправдываться перед союзниками по Антанте.

Японские дипломаты заявили своим коллегам по Антанте, что «они являются защитниками мира на Дальнем Востоке и не могут согласиться на междоусобную войну (в стане белых сил — А.Ш.) в районе, где они (японские экспедиционные войска — А.Ш.) находятся для защиты (российского — А.Ш.) народа»

Одновременно императорский Генеральный штаб и Министерство иностранных дел «прозрачно» намекнули военным атташе и послам держав Антанты в Токио, что атаман Семенов имеет такие же права на государственную власть в Забайкалье, как и адмирал Колчак в Западной Сибири, поскольку его верховная власть «еще не признана ни одной из держав». То есть в Токио дали ясно понять, что «единая и неделимая Россия» ушла в прошлое. Однако японская сторона заверила, что сделает все от нее зависящее для погашения конфликта между правителями Омска и Читы. [375]

Для разрешения конфликтной ситуации в стане Белого движения подключились французский генерал М. Жайен и английский генерал А. Нокс. Воинственности атамана Семенова хватило ненадолго — он оказался без поддержки держав Антанты. Но на Японских островах началась пропагандистская кампания против Верховного правителя России адмирала Колчака.

Министерство иностранных дел Японии вручило управляющему МИД Омского правительства И.И. Сукину ноту, в которой говорилось, что Япония одобряет «высокопатриотические чувства и убеждения атамана Семенова... продолжает содействовать ему в его великом подвиге...». После такой поддержки полковник Семенов стал совершать новые «подвиги» в глубоком колчаковском тылу.

К началу февраля 1918 года семеновцы захватили на Забайкальской железной дороге все исправные паровозы и 48 поездов с военными грузами держав Антанты, направлявшимися в Омск для колчаковских войск. Так, атаман Семенов распорядился задержать железнодорожный состав с американским оружием адмиралу Колчаку, потребовав от сопровождавшего эшелон американского офицера выдать ему 15 тысяч винтовок, угрожая в противном случае взять их силой.

Когда генерал Хорват по указанию Колчака распорядился не перевозить по КВЖД грузы для войск Семенова, последний арестовал начальника отдела военных перевозок этой дороги. Атаман «силой своей власти» изъял деньги из читинского банка, его филиала на станции Маньчжурия, и стал «собственником» золотых приисков Забайкалья. Семенову с рук сошло даже то, что он послал свои отряды в район дислокации экспедиционных войск США и там семеновцы за «правонарушения» подвергли публичной порке американских солдат.

Есть много свидетельств тому, насколько серьезно Япония делала ставку на атамана Г.М. Семенова в своей экспансии на российский Дальний Восток и Забайкалье. Тот в феврале 1919 года созвал съезд феодальной верхушки бурят, монголов, тибетцев с целью их объединения и создания некоего монголо-бурятского степного государства под своим правлением. С согласия японцев атаман Семенов присвоил себе аристократический титул князя Ванского. Было даже образовано «правительство» семеновской «Независимой Монголо-Бурятской республики».

Новоиспеченный князь Семенов-Ванский просил президента США Вудро Вильсона содействовать созданию такого независимого государства в центре Азии и допустить его представителей на мирную конференцию по Дальнему Востоку. Однако такой «ход» азиатской политики Токио у держав Антанты успеха не имел. Те [376] не хотели видеть в самом центре Азии марионеточное государство, во всем послушное стране Восходящего Солнца.

Союзникам по Антанте все же не без труда удалось уладить конфликт атамана Семенова с Верховным правителем России. Они были против решения конфликта военным путем, поскольку это могло серьезно ослабить силы Белого движения в Сибири. Японии были сделаны «категорические представления по этому вопросу», и Токио пришлось пойти на некоторые уступки антантовским защитникам адмирала Колчака.

Колчаковская следственная комиссия, получив из Омска соответствующие инструкции, вопреки фактам не установила «задержки воинских грузов для фронта и злонамеренного перерыва телеграфного сообщения». Но попытка создания монголо-бурятского государства, ограбление банков и захват золотых приисков были оценены как «деяния, носящие явно антигосударственный характер».

Колчаковская комиссия также зафиксировала многочисленные факты разбоя, массовых убийств и диких зверств в семеновских застенках. Подобные деяния атамана Семенова в годы Гражданской войны в России было трудно с кем-либо сравнить. Только в районе станции Адрианавка летом 1919 года семеновцы расстреляли 1600 человек из числа «противников атамана». В Забайкалье было создано 11 застенков смерти — Бадмаевский в Чите, на железнодорожных станциях Маккавеево, Даурия и в других местах. В занятых районах Забайкалья семеновцы осуществляли массовый террор.

Из Омска командующему белыми войсками на Дальнем Востоке генерал-майору П.П. Иванову-Ринову поручили вступить в прямые переговоры с атаманом Семеновым. Верховный правитель разрешал оставить его в должности командующего корпусом с подчинением «на обычных воинских началах командующему войсками на Дальнем Востоке».

В ответ Семенов потребовал сохранить за ним звание атамана и утвердить произведенные им присвоения воинских званий, наград и прочего. Японцы потребовали от адмирала Колчака гораздо большего в отношении Семенова: присвоить ему очередное (генеральское) воинское звание и назначить на должность «главного начальника» всех казачьих войск Дальнего Востока — Забайкальского, Амурского и Уссурийского. Верховный правитель России пошел на такое производство в генералы и «главное атаманство».

Но, кроме этого, японцы поставили Омскому правительству условия, что семеновские войска ни в коем случае не могут быть посланы на фронт и что главнокомандующему японскими [377] экспедиционными войсками на российском Востоке в подчинение переходят, помимо интервентов, все белые русские отряды. Это означало потерю адмиралом А.В. Колчаком даже видимости своей верховной власти на Дальнем Востоке и в Забайкалье.

Верховному правителю России и Верховному главнокомандующему вооруженных сил Белого движения пришлось уступить Японии во всем. В приказе № 136 адмирал Колчак реабилитировал атамана Семенова. Лишь после этого тот телеграфировал в Омск о своем подчинении Верховному правителю. Генерал-майор Г.М. Семенов был назначен командиром 5-го корпуса и помощником командующего войсками Приамурского военного округа. Он стал фактически старшим среди атаманов дальневосточных казачьих войск.

Вскоре последовали новые назначения. Атаман Семенов пишет в своих мемуарах: «В октябре месяце 1919 года последовало назначение меня военным губернатором Забайкальской области и помощником Главнокомандующего вооруженными силами Дальнего Востока и Иркутского военного округа, каковым являлся генерал Розанов, имевший свою главную квартиру во Владивостоке».

Адмирал Колчак 4 января 1920 года передал генерал-майору Г.М. Семенову всю полноту военной и государственной власти «на территории Российской восточной окраины». Последний 8 января создал под своим председательством очередное правительство. Теперь оно называлось «правительство Российской восточной окраины» и, как и прежнее, пользовалось всей полнотой поддержки со стороны Японии.

Разыгранный японской стороной конфликт между атаманом Семеновым и омским правителем адмиралом Колчаком дорого обошелся белогвардейцам в Гражданской войне. Семенов не дал ни одного своего солдата Колчаку, когда Восточный фронт начал рушиться под напором Красной Армии. Все приказы, просьбы и посулы солдата на колчаковский Восточный фронт даже тогда, когда тот стал Колчака на сей счет неизменно отклонялись. Объясняется это одним: у Японии были свои собственные планы относительно будущего России и ее восточных территорий...

Вспыхнувший летом 1918 года вооруженный мятеж Чехословацкого корпуса изменил всю картину начавшейся Гражданской войны в России, прежде всего в Сибири и на Дальнем Востоке. Он был сформирован по инициативе Союза чехословацких обществ в России осенью 1917 года из военнопленных чехов и словаков австро-венгерской армии и до марта 1918 года дислоцировался в тылу Юго-Западного фронта. Корпус состоял из двух пехотных дивизий и запасной бригады (численность — около [378] 30 тысяч человек; командир — генерал В.Н. Шокоров, начальник штаба — генерал М.К. Дитерихс).

В связи с брест-литовскими переговорами 1918 года, по согласованию с державами Антанты, 15 января Чехословацкий корпус был объявлен автономной частью французской армии. Встал вопрос о переброске корпуса в Западную Европу. 26 марта Советское правительство заявило о готовности эвакуировать его через Владивосток. К концу мая 63 эшелона с чехословаками (численностью более 40 тысяч человек) растянулись по железной дороге от станции Ртищево (в районе Пензы) до Владивостока, то есть на протяжении около 7000 километров.

Попытки советских властей использовать Чехословацкий корпус в боевых действиях не только против германцев и австрийцев, но и против Украинской народной республики, стремление разоружить корпус, наталкивавшееся на желание чехословаков вывезти с собой максимум оружия; задержки эшелонов и изменение маршрута части из них; взаимное недоверие Совета народных комиссаров и корпусного командования привело к восстанию.

20 мая совещание делегатов Чехословацкого корпуса в городе Челябинске постановило не сдавать оружия и продолжать движение на Владивосток. Были образованы новые руководящие органы: Временный исполнительный комитет чехословацкой армии (председатель Б. Павлу), военная коллегия и военный совет (подполковник С.Н. Войцеховский, капитаны Р. Гайда и С. Чечек).

25 мая в сибирском городе Мариинске произошло первое вооруженное столкновение советских войск и Чехословацкого корпуса. В тот же день его командование перехватило директивный приказ председателя Реввоенсовета Л.Д. Троцкого (Бронштейна) о расстреле на месте каждого вооруженного чехословака и о заключении в лагеря для военнопленных всего состава «мариинского» эшелона. Это стало прямым поводом к немедленному выступлению Чехословацкого корпуса (как французских войск Антанты) против Советской власти, которое началось четырьмя оперативными группами: Поволжской, Челябинской, Сибирской и Владивостокской. Последней командовал подполковник старой русской армии С.Н. Войцеховский (получивший в колчаковской армии в 1919 году звание генерал-лейтенанта).

Чехословаками при поддержке местных сил белых была захвачена вся Сибирская железнодорожная магистраль от Волги до Владивостока. В Казани был захвачен золотой запас РСФСР, переданный позже Всероссийскому правительству адмирала А.В. Колчака. После этого основные силы Чехословацкого корпуса были повернуты на Запад с целью создания нового антигерманского фронта... [379]

Чехословаки (белочехи) захватили власть во Владивостоке 20 июня. К этому времени их находилось здесь около 15 тысяч — вооруженных солдат и офицеров. Председатель исполнительного комитета Владивостокского совета К.А. Суханов и другие члены совета — большевики — были расстреляны. К власти пришла городская дума, в которой большинство мест имели правые социалисты-революционеры (эсеры) и меньшевики.

6 июля интервенты объявили город-порт, где обосновалось «Временное правительство автономной Сибири», а затем так называемый Деловой кабинет (был создан летом 1918 года в китайском городе Харбине управляющим КВЖД генералом Д.Л. Хорватом) под протекторатом союзных держав Антанты Владивостокские войска Чехословацкого корпуса начали наступление на север Приморья, но неожиданно для себя столкнулись с энергичным сопротивлением Красной Гвардии и партизанских отрядов. Под городом Никольск-Уссурийский образовался так называемый Уссурийский фронт.

В начале лета 1918 года атаман Г.М. Семенов потерпел от красных войск поражение в Забайкалье, а части белочехов и атаман И.М. Калмыков не смогли добиться успехов на Уссурийском фронте. Это заставило Антанту (прежде всего Японию) усилить свое военное присутствие в Приморье, а американского президента Вудро Вильсона принять решение о посылке своих экспедиционных войск на российский Дальний Восток для его оккупации.

Адмирал Хирохару Като получил указание расширить зону действия японских экспедиционных сил. Он решил прежде всего овладеть устьем реки Амур. 2 августа 1918 года в город Николаевск-на-Амуре в сопровождении четырех миноносцев прибыло несколько японских транспортов с десантными войсками.

Во Владивосток начали прибывать новые войска интервентов. 3 августа там высадился переброшенный из Гонконга английский 25-й Миддлсекский полк во главе с полковником Джоном Уордом, 9 августа — французский батальон, 12 августа — 12-я японская пехотная дивизия численностью около 16 тысяч человек, 16 августа — американский экспедиционный корпус из двух полков и вспомогательных подразделений (около 9 тысяч человек).

Верховным главнокомандующим союзными войсками Антанты на российском Дальнем Востоке назначается японский генерал Отани. Под его командование попадали все интервенционистские силы. 18 августа генерал Отани издал следующий приказ:
«Я имею честь сообщить, что его величество император Японии назначил меня командующим японской армией во Владивостоке и что мне единогласно всеми союзными державами поручено также командование их армиями на русской окраине Дальнего Востока. [380]

Командование полагает, что дух сотрудничества и дружбы, существующий между нашими армиями, даст возможность без затруднений произвести нужные и успешные действия. От всей души надеюсь, что наши армии будут совместно работать для достижения общей цели.

(Подписано) генерал Отани, главнокомандующий союзными армиями»

Усилившись таким образом, интервенты начали принимать самое широкое участие в боевых действиях на Уссурийском фронте, где чехословаки не могли сломить сопротивление отрядов Красной Гвардии. В конце августа часть интервенционистских сил из Владивостока прибыла на фронт под общим командованием японского генерала Оой (командир 12-й дивизии). Первый крупный бой с участием интервентов (части 12-й дивизии японской императорской армии, один английский и один французский батальоны, три батальона чехословаков) произошел близ разъезда Краевского 22–23 августа. По признанию генерала Оой потери в этом бою только одних японцев составили 200 человек.

После взятия разъезда Краевского на Уссурийский фронт прибыл 27-й американский пехотный полк под командованием полковника Штейнера. Белочехи, белогвардейцы и войска интервентов большими силами перешли в успешное наступление, продвигаясь на север к Хабаровску вдоль линии железной дороги, заняв сперва станцию Бикин, а затем город Иман. Красные войска отступали или разрозненными отрядами уходили в тайгу, где создавали свои базы и переходили к партизанским действиям.

Полковник Штейнер так отозвался об августовских боях на Уссурийском фронте: «Когда мы вернемся в Америку, то самым доблестным делом, которое мы можем занести в историю нашего полка, будет наше участие в делах 12-й дивизии японской императорской армии под командой генерала Оой».

Вскоре весь российский Дальний Восток оказался полностью отрезанным от Советской Республики 1 сентября 1918 года войска атамана Г.М. Семенова, начавшего наступление от границ Маньчжурии, и чехословаки захватили столицу Забайкалья, город Читу. Вся линия Транссиба от озера Байкал до Владивостока осенью оказалась в руках белых и интервентов, равно как и все города и территория Дальнего Востока (не считая партизанских зон в тайге).

4 сентября японские войска при поддержке калмыковцев захватили город Хабаровск, а 18 сентября — город Благовещенск. В этих городах японцы захватили суда Амурской речной военной флотилии (мониторы «Смерч» и «Шквал», 4 канонерские лодки, вспомогательные суда «Бурят» и «Монгол». Однако часть судов их [381] экипажи, прежде чем оставить базы речной флотилии интервентам, потопили.

Совместные действия интервентов — японцев и американцев в это время стали давать трещину. Если первые делали ставку на поддержание порядка в Хабаровске, на территории между городами Никольск-Уссурийский и Иман силами отряда Калмыкова, не вмешиваясь в его репрессивные действия против местного населения, то вторые в лице генерала Гревса были озабочены кровавым террором калмыковцев в зоне ответственности их войск.

Начальник американского гарнизона в Хабаровске полковник Штейер доносил своему начальнику: «В войсках Калмыкова не имеется даже и видимости дисциплины, его владычество... является позором для союзников... Высшие офицеры казачьих войск расположились в здании японской главной квартиры».

Командующий американским экспедиционным корпусом генерал Гревс обратился к союзному главнокомандующему японскому генералу Отани с просьбой заставить атамана Калмыкова прекратить кровавый беспредел в Хабаровске. Конфликт возник из-за того, что в ночь на 27 января 1919 года из калмыковского отряда, общей численностью около 1100 человек, дезертировали сразу 700 человек, часть из которых ушла в окрестные леса, а 398 человек с лошадьми и вооружением, в том числе с 4 орудиями и 3 пулеметами, явились в штаб 27-го американского полка и попросили принять их под свою защиту. Гревс писал Отани:
«Принимая во внимание то обстоятельство, что отряд Калмыкова был вооружен и снаряжен японцами, ими поддерживается и оперирует, подчиняясь японским силам, я прошу принять надлежащие меры для обуздания остатков войск Калмыкова. В случае если японские войска более не отвечают за действия этого человека, я прошу вас меня об этом уведомить».

Однако японское командование на Дальнем Востоке вовсе не собиралось «ограничивать» действия тех белых сил, на которые оно в годы Гражданской войны в России от начала и до конца делало ставку. Поэтому генерал Отани со всей японской вежливостью ответил американскому генералу:
«Я имею честь заверить вас, что японские войска не несут никакой ответственности за то или иное поведение войск Калмыкова. Принимая во внимание однако, что японское правительство до настоящего времени оказывало помощь войскам Калмыкова снаряжением и продовольствием, и что японские войска действовали совместно с войсками Калмыкова, мы считаем нашим долгом дать Калмыкову должные советы для удовлетворения и мирного разрешения вопроса, возникшего в связи с последними информациями полк. Штейра. [382]

Необходимость нашего вмешательства увеличивается, так как имеются основания опасаться серьезной угрозы поддержанию мира и порядка, в случае если не будет достигнуто удовлетворительное разрешение упомянутого вопроса. Прошу вас принять мои наилучшие пожелания, остаюсь и т.д.».

Амурская область в скором времени оказалась той территорией Дальнего Востока, из которой японским войскам пришлось уйти под сильным давлением многочисленных партизанских отрядов Берега Амура стали местом самой ожесточенной борьбы в ходе Гражданской войны на Дальнем Востоке.

Однако прежде чем покинуть с боями южное Приамурье, японцы попытались по-своему навести там «должный порядок». Так, 2 октября 1918 года штаб главнокомандующего союзными войсками Антанты на Дальнем Востоке генерала Отани сообщил в Зейскую золотосплавочную лабораторию:
«Ввиду того, что в России еще не установилась законная власть, которая могла бы распоряжаться государственными ценностями, во исполнение приказа главнокомандующего союзными войсками генерала Отани уведомляю, что нахожу необходимым наложить свою печать на железный шкаф, находящийся в кладовой зейского казначейства, в котором хранится казенное золото в количестве 56 пудов 3 фунтов 5 золотников 36 долей.

Майор генерального штаба главнокомандующего союзными армиями Шого Хасабе».

Такие действия японских военных вызывали законное возмущение представителей белой власти на Дальнем Востоке. Так, управляющий Амурской областью писал в Харбин генералу Хорвату:
«30 января 1919 г., № 118.

Хранившееся в с. Уголовском золото в количестве около 12 пудов взято японским штабом и находится в Хабаровске. Без выдачи этого золота предприятия Бурейского горного округа не могут приступить к заготовкам довольствия, что возможно сделать только зимним путем. Население округа является необеспеченным, ходатайствую о скорейшем возвращении золота Комиссии по денационализации приисков Амурского и Бурейского округов для выдачи по принадлежности.

Чтобы «ликвидировать» вооруженное сопротивление амурчан, японское командование потребовало от населения Приамурья сдачи оружия и казенного (военного) обмундирования. Но результаты такой акции оказались минимальными. В сельской местности повсеместно стали создаваться партизанские отряды, которые первоначально [383] больше напоминали сельские отряды самообороны от карательных действий белых и японских отрядов.

Скоро южное Приамурье стало ареной постоянных вооруженных столкновений. Японские интервенционистские войска оказались втянутыми в изнурительную и малоуспешную войну «правительства» области во главе с социалистом-революционером (эсером) Алексеевским с красными амурскими партизанами Японские войска стали нести ощутимые потери в людях, например, в бою у села Мазаново они лишились только убитыми 60 солдат.

Настоящее сражение произошло у села Андреевка в феврале 1919 года. По донесению партизанского командования, японский отряд, отступив, оставил на заснеженном поле боя свыше 400 убитых своих солдат, в том числе двух офицеров — майора Хори и поручика Фурутани. Близ деревни Малоперки партизанами был полностью уничтожен разведывательный отряд интервентов в составе 68 пехотинцев.

Японское командование так и не смогло «удержать» за собой южное Приамурье. Участники Гражданской войны на Дальнем Востоке, вспоминая о боях амурских партизан (Амурской партизанской армии) с японцами, писали о накале боев весной 1919 года. « Партизанские отряды подверглись нападению японцев у деревни Павловки. Заняв позицию на окраине деревни, партизаны встретили японцев сильным ружейным, пулеметным и орудийным огнем. Бой длился около 12 часов. Четыре раза цепи японцев подходили к деревне, но были отброшены. Израсходовав все патроны и снаряды, партизаны вынуждены были отойти.

15 марта 1919 года разведка партизан в 4 километрах от деревни Чудиновки обнаружила японский отряд, имевший около 400 штыков с пулеметами.

Обладая количественным превосходством, партизаны развернулись в цепи, охватывая при помощи конной разведки расположение японцев полукругом. Японцы и партизаны залегли друг против друга на расстоянии 150–200 метров. Партизанам помогал мороз. Японцы не привыкли к холодам. Защищаясь от мороза, они накидывали на себя много теплой одежды, становились неуклюжими, малоподвижными и были прекрасной мишенью. Наши стрелки — охотники и фронтовики — меткими выстрелами вырывали из японских рядов десятки солдат. Огромная снежная площадь покрылась японскими трупами. Весь японский отряд был уничтожен. Партизаны захватили 380 винтовок, столько же комплектов обмундирования, большое количество пулеметных и ружейных патронов, два пулемета «нарисаки», аптеку и много военного снаряжения. Партизаны потеряли 3 человек убитыми и 48 ранеными, из которых 11 умерли.

Партизаны вошли в Чудиновку, и разведка сообщила о движении больших сил японцев и белогвардейцев с Юхтинского и Черновского [384] разъездов. Главком товарищ Драгошевский выбрал позиции, и партизаны приготовились к бою. Враг спустился с горы в долину. Обнаружив цепи партизан, японцы открыли по ним огонь.

Бой начался в 13 часов и продолжался до 20 часов. В этом бою участвовало семь эшелонов (железнодорожных. — А.Ш.) японских войск. У японцев было много пулеметов, батарея и два броневика. Несмотря на это, партизаны разгромили их, перерезали железную дорогу и заняли деревню Желтый Яр на реке Зее.

Японцы потеряли в этом бою убитыми одного генерала, несколько штабных чинов, много офицеров и около 800 солдат. Кроме того, раненых — свыше 1000 человек.

Партизаны захватили три трехдюймовых орудия, около 400 снарядов к ним, более 1 000 винтовок, 15 000 патронов и много другого вооружения и снаряжения. Потери партизан были тяжелы, но все же значительно меньше японских — 118 убитых и около 200 раненых. Павшие в бою партизаны были похоронены в Чудиновке в братской могиле.

28 марта Амурская партизанская армия повела наступление на Бочкарево с двух сторон с целью захвата на станции боеприпасов. В результате боя было убито около 450 японцев и белогвардейцев, партизаны потеряли 107 человек убитыми и около 30 ранеными...»

Японское командование в Приамурье обратилось за военной помощью к американцам Генерал Гревс 3 марта доносил в Вашингтон о сложившейся ситуации:
«Японская главная квартира сообщила мне о следующих потерях понесенных японскими войсками в боях против большевиков недалеко от Благовещенска.

11 февраля — два офицера и одиннадцать солдат убиты под Забытой.

15 февраля — офицер и десять-одиннадцать солдат убиты вблизи Андреевской.

16 февраля — разведывательный японский отряд в составе одного офицера и 50 солдат встретил вблизи селения Скранского, находящегося в 30 км к северо-западу от Алексеевской, большевистский отряд, силою около 2500 чел.; японский отряд был целиком уничтожен.

В тот же день два отряда пехоты силою до двух рот, общей численностью около 250 солдат, одна артиллерийская рота и взвод пехоты «разное время встретили тот же отряд большевистских войск; только трем японцам удалось спастись, остальные были уничтожены. В связи с этим 12 февраля ген. Оой из Хабаровска попросил полк. Штейера послать на помощь японцам роту американских солдат. Полк. Штейер запросил моих инструкций. Я послал к начальнику японского штаба начальника моего штаба, полк. Робинсона, и попросил его объяснить [385] там, что прежде чем я смогу принять участие в этом столкновении, я должен быть уверенным, что так называемые большевистские силы не являются русскими, сопротивляющимися несправедливому обращению с ними со стороны войск. Начальник японского штаба заявил, что он ничего не слышал от ген Он об этом столкновении, и попросил Робинсона не предпринимать никаких мер, до тех пор пока японский штаб не сообщит каких-либо дальнейших сведений. В дальнейшем по этому поводу мне ничего не было сообщено».

Амурская область стала тем местом на Дальнем Востоке, где интервенты не смогли наладить согласованных боевых действий против красных партизан. Это стало одной из причин того, что японские войска там долго не удержались.

Амурские партизаны полностью нарушили систему японских коммуникаций и линий связи в южной части Приамурской области. На линии железной дороги уничтожались мосты и казарменные помещения, спиливались телеграфные столбы. Отряд «Черный ворон» на участке Екатеринославка — Бочкарево уничтожил десять мостов и разрушил железнодорожную станцию Поздеевку.

В августе — сентябре 1919 года Архаробуреинский партизанский отряд на линии железной дороги сжег 59 мостов, прервал телеграфное сообщение между станциями Бурея и Облучье, испортил телеграфную линию вдоль берега реки Амур, уничтожил подводный кабель на реке Бурее и отрезал станцию Иннокентьевскую (там находился крупный гарнизон противника) от городов Благовещенск и Хабаровск.

Японские войска под ударами Амурской партизанской армии оставляли сельские местности и стягивались к столице Приамурья Благовещенску. Город был окружен партизанскими силами 4 февраля 1920 года. Через два дня власть в Благовещенске перешла в руки Временного исполнительного комитета Совета рабочих, крестьянских и солдатских депутатов. Японское командование, не получив подкреплений из Приморья, было вынуждено приступить к переговорам. 23 марта 1920 года началась эвакуация японских интервенционистских сил, которая закончилась 3 марта...

Оставление японцами Амурской области совсем не означало, что они начинают покидать дальневосточную окраину России. За ними оставалось Приморье, часть Забайкалья и город Хабаровск, откуда они могли постоянно угрожать партизанской Амурской области. Все это давало японскому командованию возможность силой оружия расширять свои «завоевания» на Дальнем Востоке.

Адмирал Хирохару Като отправил корабельный десантный отряд на Камчатку, который в сентябре этого же года высадился на берегу Авачинской бухты в Петропавловске. То, что японцам не [386] удалось в 1905 году, было сделано тринадцать лет спустя. Огромная по территории и слабо заселенная Камчатская область оказалась в их руках со всеми своими богатейшими рыбными и пушными промыслами.

Япония добросовестно выполняла свои обязательства перед Антантой — ее войска с первых дней интервенции были основой сил союзников. Уже к 1 октября 1918 года японских войск на тихоокеанской окраине Советской России насчитывалось около 73 тысяч. Преимущественно это были полевые войска — пехота, батареи легких пушек. Токио постоянно наращивало свои вооруженные силы на Дальнем Востоке, все больше и больше втягиваясь в идущую здесь Гражданскую войну, с первых же дней встав на сторону Белого движения.

Подсчитано, что с августа 1818 года по октябрь 1919-го Япония ввела на территорию дальневосточного края 120 тысяч своих войск. Общая же численность войск интервентов здесь в начале 1919 года составила 150 тысяч человек. По сути дела речь шла об оккупации войсками Антанты, и прежде всего Японией, огромной территории своей бывшей союзницы по Первой мировой войне на Востоке. Оккупация носила явно «японскую» окраску, поскольку Страна Восходящего Солнца не делала большого секрета из своих территориальных притязании в отношении соседки России, как романовской, царской, так и советской.

По американским данным, на 15 сентября 1919 года интервенционистские силы Антанты на Дальнем Востоке насчитывали в своих рядах более 60 тысяч японских, 9 тысяч американских, 1500 английских, 1500 итальянских, 1100 французских и 60 тысяч чехословацких солдат и офицеров. Кроме того, имелись «белые» китайские, румынские и польские воинские части.

Дальневосточное союзное командование войск Антанты распределило между собой участки железнодорожной магистрали для ее коллективной охраны от «диверсий» красных партизан. Поскольку на линии железной дороги находилась большая часть жизненно важных центров, то речь шла не об охране железной дороги Владивосток — Байкал, а об открытой оккупации части территории России. Поскольку японские войска преобладали в силах союзников, то им и досталась для охраны большая часть железнодорожной линии.

Штаб-квартира командующего интервенционистскими силами Антанты на Дальнем Востоке и Восточной Сибири японского генерала Отани продолжала оставаться во Владивостоке. В бухте Золотой Рог и на внешнем рейде перед островом Русский стояли корабли интервентов. На их флагштоках чаще всего смотрелся [387] красно-белый «солнечный» флаг империи на Японских островах. Другие державы Антанты представлены были на владивостокском рейде, как правило, одиночными военными судами.

Важнейшие пункты Приморья и Приамурья занимались японскими войсками под командованием генералов Оой и Ямада, чья 24-я пехотная бригада участвовала во взятии германской крепости Циндао на Шаньяунском полуострове в Китае. В Забайкалье находились японские войска под командованием генерала Судзуки, в трудные дни постоянно приходившего на помощь семеновцам. Войскам последнего больше всего пришлось «пострадать» в ходе Гражданской войны в России.

Другие интервенционистские союзные войска Антанты располагались на Дальнем Востоке следующим образом. Командующий американским экспедиционным корпусом генерал Грэвс со своим штабом располагался во Владивостоке. В Хабаровске стояла американская пехотная бригада полковника Моора. В Верхнеудинске (современный город Улан-Удэ) и Забайкалье находился отряд американских войск под командованием полковника Морроу. Силы прочих стран Антанты, как правило, базировались во Владивостоке, поближе к своим кораблям.

Интервенты с первых дней установили свое полное господство в дальневосточных прибрежных водах. Здесь действовали японская эскадра под командованием адмирала Хирохару Като и американская эскадра адмирала Найта. Места выхода красных партизанских отрядов на морское побережье не раз оказывались под ударами интервентов, которые под прикрытием огня корабельной артиллерии высаживали в прибрежных селениях десантные отряды.

С установлением в Омске власти Верховного правителя России адмирала Александра Васильевича Колчака (русского ученого-океанографа, полярного путешественника и флотоводца) по железнодорожной магистрали ему в больших размерах пошла помощь Антанты. Она особенно усилилась, когда колчаковские армии развернули широкомасштабное наступление на Запад, взяли Урал и вышли к Волге. Правда, помощь доходила до места назначения далеко не вся, часть грузов перехватывалась самовластным атаманом Семеновым и красными партизанами.

Япония оказалась в числе наиболее щедрых «дарителей» помощи Верховному Главнокомандующему вооруженными (сухопутными и морскими) силами Белого движения в России. По решению Токио белым было передано 30 полевых орудий, 100 пулеметов, 70 тысяч винтовок, 43 миллиона пулеметных и винтовочных патронов, обмундирования на 30 тысяч солдат. Следует признать, что передавалось не самое новое вооружение; новое предназначалось [388] для императорской армии. Всего за время Гражданской войны в России на содержание различных белогвардейских формирований _ японское правительство израсходовало 160 миллионов иен по ценам того времени.

Однако бесспорным лидером в оказании военной помощи Белому движению в Сибири и на Дальнем Востоке оказались Соединенные Штаты как самая богатая мировая держава. В первой половине 1919 года США послали адмиралу А.В. Колчаку 250 тысяч винтовок, несколько тысяч пулеметов и сотен орудий. В августе того же года последовало новое «вливание» — свыше 1800 пулеметов, более 92 миллионов патронов к ним, 665 автоматических ружей, 15 тысяч револьверов и два миллиона патронов к ним. Не осталась в стороне и Великобритания, отправившая для белых войск во Владивосток две тысячи пулеметов.

Однако такая военная помощь Белому движению в лице Верховного правителя России адмирала А.В. Колчака делалась державами Антанты далеко не бескорыстно. Газета «Иркутского военно-революционного комитета» в № 15 за 10 февраля 1920 года сообщала о золотом запасе России, который был захвачен чехословаками в городе Казани и впоследствии передан Всероссийскому правительству А.В. Колчака:
«Находящийся в настоящее время в Иркутске золотой запас, охраняемый чехами, по своему происхождению должен быть возвращен тем, у кого он был взят, т. е. Советской власти.

В состав золотого запаса входят русская золотая монета, иностранная, слитки, полосы и кружки. Здесь и золото Казанского, Московского и др. отделений Государственного банка.

Из Самары он был эвакуирован в Омск. Стоимость его определялась в 645416 096 (руб.).

Сверх того, золотые предметы Главной палаты мер и весов, золотые и платиновые самородки, а также золотистое серебро и серебристое золото и др. в 514 ящиках Монетного двора. Правильная оценка их не могла быть произведена, и означенные ценности числились на балансе в произвольной сумме 6 122021 руб. 07 коп.

Из означенного золота производилась переотправка исключительно во Владивостокское отделение Государственного банка. Туда в марте, августе и сентябре 1919 г. было отправлено золото на сумму 190 899 651 руб. 50 коп., не считая вышеозначенных 514 ящиков, которые тоже высланы во Владивосток. Сверх того, в октябре месяце 1919 г. было направлено во Владивосток, но задержано в Чите золото в слитках на 10 557 744 руб. 06 коп. и в монете российской — на 33 млн. руб., всего — 43 557 744 руб. 06 коп. В Читу же, куда эвакуировалось Омское отделение, отправлены слитки золотосплавочных лабораторий на 486 598 руб. [389] В эшелоне, прибывшем уже в настоящее время на ст. Иркутск, должно находиться российской монеты на 397460 743 руб. 78 коп.».

Каким образом золотой эшелон оказался в Иркутске? В самом конце 1919 года войска чехословаков (переименованные в феврале этого года в Чехословацкую армию в России) в условиях начавшейся суровой сибирской зимы заблокировали на Транссибирской железнодорожной магистрали движение эшелонов отступавшей колчаковской армии. Это было сделано командованием белочехов с целью беспрепятственного проезда своим воинским эшелонам во Владивосток, (января 1920 года командование Чехословацкой армии взяло адмирала А.В. Колчака и золотой запас РСФСР «под свою защиту». Это было сделано по приказу французского генерала М. Жаннена, представителя Антанты при колчаковском Всероссийском правительстве.

Верховный правитель России оказался фактически арестован, а золотой запас Российского государства — «военной добычей» чехословаков. Однако вывезти и Колчака и золото в портовый город Владивосток Чехословацкой армии в России не удалось. Генерал М. Жаннен приказал командованию белочехов передать золотой эшелон во Владивостоке в руки Японии, а чехословацкий министр иностранных дел Э. Бенеш — доставить его в Прагу.

15 января во имя обеспечения беспрепятственного движения эшелонов белочехов к Владивостоку они выдали на станции Иннокентьевская близ Иркутска бывшего Верховного правителя России адмирала А.В. Колчака представителям новой местной власти — иркутскому Политическому центру. Или, говоря иными словами — они отдавали его на расстрел.

Несколько позднее командование чехословаков согласилось оставить в Иркутске золотой запас той страны, которую они спешили покинуть. Золотой эшелон обстоял из 18 вагонов, в которых находились 5143 ящиков и 1678 мешков с золотом, платиной, серебром, ценными бумагами и прочим достоянием Советской России. «Золотой эшелон» был отправлен из Иркутска в обратную сторону под охраной батальона красноармейцев 262-Го полка 30-й стрелковой дивизии. Ответственность за доставку эшелона возлагалась на представителя Особого отдела ВЧК при 5-й Армии А.А. Косухина.

7 февраля на сибирской железнодорожной станции Куйтун между представителями правительства РСФСР и командованием Чехословацкой армии было подписано перемирие. 2 сентября 1920 года последний транспорт с чехословацкими солдатами и офицерами покинул Владивосток и взял курс на далекую Европу. Незадолго перед этим два чехословацких полка взбунтовались против дальнейшего [390] участия в Гражданской войне в России, были разоружены и отправлены «под арест» на остров Русский под Владивостоком.

За время пребывания в колчаковской столице городе Омске золотой запас РСФСР заметно «похудел» Адмирал А.В. Колчак истратил на закупку оружия и военного снаряжения в США, Японии, Великобритании и Франции, на содержание своей белой армии и государственного аппарата из золотого запаса, по приблизительным подсчетам, 11,5 тысяч пудов золота, или около 242 миллионов золотых рублей.

Больше всего досталось Великобритании — 2883 и Японии — 2672 пуда золота. США было передано — 2118 и Франции — 1225 пудов золота. Верховный правитель России расплачивался русским золотом за «неликвиды» держав Антанты, которые остались на ее военных складах после Первой мировой войны и теперь в виде военной помощи Белому движению бросались в пламя Гражданской войны.

Однако не только золотом приходилось расплачиваться с интервентами из союзной Антанты. Так, только затри месяца 1919 года с Дальнего Востока ими было вывезено 3 миллиона шкурок ценной пушнины, в том же году «уплыло» с его берегов 14 миллионов пудов сельди, не считая огромного количества древесины — кедровой сосны и много другого, что хранилось на складах порта Владивосток и других городов...

Разгром армий адмирала Колчака, начало эвакуации Чехословацкой армии из России, рост движения протеста под лозунгом «Руки прочь от России!» в собственных странах заставило руководство Антанты пересмотреть свою позицию в отношении продолжения интервенции на Дальнем Востоке. Оно начало эвакуацию своих войск через Владивосток. Но поскольку Гражданская война в России на ее тихоокеанской окраине еще далеко не закончилась, там кто-то должен был «остаться». Выбор европейских держав и США, разумеется, выпал на Японскую империю, которая, к слову говоря, сама этого желала, и даже очень.

В ноте американского правительства от 9 января 1920 года послу Японии в Вашингтоне Шидехара излагалась позиция США в вопросе продолжения военной интервенции на российском Дальнем Востоке и в Восточной Сибири о том, что правительство Соединенных Штатов «не собирается создавать каких-либо препятствий мерам, которые японское правительство может найти необходимыми для достижения целей, являвшихся основой взаимодействия американского и японского правительств в Сибири».

Далее в ноте говорилось, что правительство США не отказывается от своих интересов на Востоке старой России, «а равно от [391] своего намерения совершенно открыто и дружески действовать совместно с Японией во всех практически осуществимых планах...».

В начале 1920 года премьер-министр страны Восходящего Солнца Хара заявил в интервью, что Япония намерена лишь оказывать сопротивление большевистскому движению и не собирается оставаться в Сибири после выполнения этой задачи. При этом премьер Хара добавил, что Токио никогда не примирится с таким режимом в Восточной Сибири, который противоречил бы ее интересам.

Присутствие японских экспедиционных войск на дальневосточной земле вызывало неизбежный рост партизанского движения и накала Гражданской войны. Этому во многом способствовала деятельность местных большевистских организаций, которые в большинстве случаев брали на себя руководство вооруженной борьбой с иностранными интервентами, прежде всего японцами и белогвардейцами, 22 января 1920 года Дальневосточный областной комитет Российской коммунистической партии (большевиков) обратился к местному населению и партизанам с воззванием. В нем говорилось:
«Скоро исполнится два года, как трудящиеся Дальнего Востока и Сибири ведут непрерывную вооруженную борьбу с русскими контрреволюционерами и иностранными войсками. Эта борьба идет успешно. Из двенадцати миллионов населения Сибири десять уже свободны, и только двухмиллионное население Дальнего Востока продолжает страдать под гнетом японских штыков и самозванных атаманов: На днях советская Красная Армия, укрепившись в Иркутске, перейдет в Забайкалье и поведет борьбу с японскими войсками. Из заявлений официальных газет Советской России мы знаем, что Россия не может примириться с захватом Японией Дальнего Востока, и, если Япония не уйдет отсюда, то Советское правительство объявит ей войну.

Мы, находящиеся здесь на Дальнем Востоке, ни на одну минуту не должны складывать оружия. Своей борьбой мы должны помочь советской армии продвигаться на восток. Этой борьбой мы говорим яснее ваших слов и ваших деклараций всему миру, что мы хотим присоединиться к Советской России и не желаем быть подданными Японии...

Товарищи! Сейчас все слои населения поняли наконец, чего хотят и кого защищают иностранные штыки. И, за исключением небольшой кучки спекулянтов и продавших себя Японии Семеновых и Калмыковых, все население готово бороться против японского захвата. При таком единодушии наш враг нам не страшен, и, чем дальше, тем успешнее пойдет борьба...

И теперь мы говорим вам: сплотитесь все вокруг созданного нами Военно-революционного штаба коммунистов. Единение всех сил в борьбе [392] с Японией сейчас необходимо, и никакая другая партия, кроме нас, не может его осуществить. Товарищи, организуйтесь и связывайтесь со штабом.

Объединим все силы в борьбе за великую Советскую Россию.

Долой иностранных хищников! Долой Японию!

Да здравствует Российская федеративная советская республика!

Да здравствует международная социалистическая революция!

Да здравствует Третий Интернационал!

Японские войска после овладения Хабаровском попытались оккупировать соседнюю Амурскую область и захватить город Благовещенск. Но здесь они столкнулись со столь сильным сопротивлением амурских партизанских отрядов, что смогли продвинуться от Хабаровска в западном направлении всего лишь на сотню километров. Не помогло даже то, что японцам удалось завладеть большей частью речных судов, осуществлявших судоходство по Амуру.

В Приамурье был создан так называемый Хабаровский фронт для борьбы с японскими интервентами. Его командующим стал военный комиссар Амурской области С.М. Серышев. Все силы амурских партизан были сведены в девять стрелковых полков и полк кавалерии. Позднее из них была сформирована 1-я Амурская стрелковая дивизия. Общая численность амурских партизан доходила до 20 тысяч человек.

Партизанские полки были стянуты под Хабаровск, где они отразили попытки японских войск переправиться на левый берег реки Амур. Десантная операция интервентов у «Бешеной протоки» во второй половине мая 1920 года успеха не имела. Японскому командованию пришлось перебрасывать из Приморья по железной дороге в Хабаровск дополнительные силы.

Упорное сопротивление населения Амурской области заставило японское командование попытаться карательными мерами утверждать свое господство на оккупированной территории повсеместно. За «неповиновение» сжигались целые деревни и устраивались показательные массовые расстрелы «непокорных» с целью запугать местное население. Такая участь, например, в марте 1919 года постигла деревню Ивановку. Крестьяне деревни Круглой Рождественской волости писали о бесчинствах японцев у себя:
«Расстреляно японцами 25 человек, после которых осталось 25 душ семейств. Японскими отрядами деревня была посещена 2 раза: 17 февраля 1919 года было сожжено 23 двора, 25 октября 1919 года сожжено 67 дворов, имущество разграблено. Общий убыток от пожара и грабежей выражается в 201 315 рублей золотом».

Подобных свидетельств история Гражданской войны на Дальнем Востоке знает немало. Вот одно из них — донесение [393] американского офицера о том, что японский отряд 27 июля 1919 года арестовал девять жителей на железнодорожной станции Свиагино, которая охранялась американцами. В донесении рассказывалось и о казни:
«Пятеро русских были приведены к могилам, вырытым в окрестностях железнодорожной станции, им были увязаны глаза и приказано встать на колени у края могил со связанными назад руками. Два японских офицера, сняв верхнюю одежду и обнажив сабли, начали рубить жертвы, направляя удары сзади шеи, и, в то время как каждая из жертв падала в могилу, от трех до пяти японских солдат добивали ее штыками, испуская крики радости.

Двое были сразу обезглавлены ударами сабель, остальные были, по-видимому живы, так как наброшенная на них земля шевелилась»

Размах партизанского движения в Приморском крае вынудил командование интервенционистских сил — японское и американское провести совместную широкомасштабную операцию по их уничтожению в Ольгинском уезде. Он занимал обширную территорию на юго-востоке Приморья, где ныне находятся города порт Находка и Партизанок (бывший Сучан). Эта операция в Сучанской долине относится к числу крупнейших с участием войск Антанты в Гражданской войне в России.

В книге участников тех событий Н. Ильюхова и М. Титова «Партизанское движение в Приморье», изданной в 1928 году небольшим тиражом в ленинградском издательстве «Прибой», рассказывается о боевых действиях в Ольгинском уезде:
«После казанского боя наступило зловещее затишье. Американцы и японцы отсиживались на занятых ими позициях. Мы не наступали, ограничиваясь разведкой и вылазками с целью узнать, что происходит у противника. Корейские партизаны, переодевшись в национальные костюмы, проникали на рудники и станции, где были сосредоточены силы врага, и через рабочих и другие источники узнавали о состоянии их сил. Перепуганные потасовкой, полученной от партизан, полковники и генералы всполошили все интервентские штабы. Осиное гнездо зашевелилось, ведь надо же было смыть позор только что пережитого погрома, да еще понесенный от кого? От «хулиганских шаек», от «красных». Население чувствовало, что будет буря, и подготовлялось к ней.

На севере уезда, в Тетюхе-альгинском районе, снова появились пароходы противника, произвели высадки и кой-где опять погладили население раскаленным утюгом». В связи с этим отряд Глазкова снялся из Владимиро-Александровки и ушел на север. После его ухода, около 10 июля, в бухте Чень-Ю-Вэй высадился с парохода крупный японский десант и без сопротивления занял Владимиро-Александровку, затем и все следующие за ней села — Унаши, Перятино, Новицкую — [394] вплоть до Сучана, образовав таким образом сплошную цепь в низовьях Сучанской долины. Одновременно на станцию Кангауз прибывают эшелон за эшелоном преимущественно японо-американские войска с артиллерией и пулеметами, и с этого момента инициатива переходим в руки противника. Он повел общее наступление со всех пунктов — Ольги, Владимиро-Александровки, Сучана, Кангауза — с явным расчетом взять нас в кольцо.

Как впоследствии установлено, этот поход против ольгинцев не носил локального характера, а был частью общего стратегического плана наступления, измерявшегося масштабом всех областей Дальнего Востока. Активность противника в этот период была проявлена в Хабаровском районе, в Амурской области и в Забайкалье, где имели место знаменитые летние бои. Расчет противника был таков нанести сокрушительный удар партизанскому движению, достигшему зенита в своем развитии, а затем часть высвобожденных сил подать на сибирский фронт, где фактически решалась судьба всей контрреволюции.

На нашем ольгинском фронте картина событий развертывается в следующем порядке 9 и 10 июля со станций Кангауз и Тигровой, Сучанской ветки, двинулись крупные силы разношерстной интервенции. Отряд т. Шевченко, оказывая сопротивление, стал отступать в порядке в Сучанскую долину, рассчитывая, видимо, на возможность нового объединенного удара по противнику. Отряд продвигался с походной быстротой. Громыхали пушки, шли бесконечные колонны пехоты и эскадроны кавалерии. Перевалив хребет, американцы заняли голодную деревню Гордеевку, из которой перед их приходом вышел отряд т. Шевченко, взяв направление через горы на деревню Серебряную.

Войска интервентов продвинулись беспрепятственно в Бровничи. Здесь они делают остановку, и начинается расправа над крестьянами. В партизанских отрядах было много ребят из Бровничей. Село очень зажиточное. Подобно ушкуйникам, американцы и японцы вырубают плодовые сады, разоряют огороды, разбивают большие пасеки, а в доме владельца этих пасек Ворон-Ковальского забирают из ящиков все белье, одежду, серебряные ложки, бьют посуду. То же проделывается в домах всех партизан режут свиней, гусей, кур, забирают лошадей и т.д., словом — подобно саранче уничтожают все. Даже церковь превратили в стойло, устроили вокруг ее ограды окопы, а на колокольне установили пулеметы и наблюдательные посты, кресты, чаши и прочие предметы церковного обряда забрали, ободрали даже ценные украшения с икон и книг. Так поступали гунны XX века с крестьянскими селениями, посмевшими поднять оружие против господина капитала. О нравственных обидах и оскорблениях, [395] нанесенных крестьянам и особенно женщинам и девушкам, которым «интервенты» не давали прохода со своими гнуснейшими предложениями, а порой учиняли и насилия, не приходится и говорить; для японцев в особенности это была обычная дикарская выходка,

Часть интервентов, направившаяся в Серебряную, получила тут значительный щелчок по лбу от партизан отряда Шевченко, отступившего после этого в деревню Мельники. Сучанский отряд под руководством Лазо решил дать бой противнику, как только он двинется из Бровничей через Хмельницкую на Казанку и Фроловку.

Между Бровничами и Хмельницкой на протяжении 4–5 верст тянется узкое ущелье, известное в народе под названием «Щеки», а партизанами прозванное «Дарданеллами». По левому берегу р. Сучана нагромоздились высокие суровые россыпи с отвесными скалами. «Чортов зуб» назывался один утес, откуда можно было бить противника даже камнями, так как дорога вплотную прижата к подошве скал рекой Сучаной, бурной, каменистой, с крупным валуном, недоступной для переправы. Правый берег реки граничит с большими горами, покрытыми густым лесом. Вот в этом-то ущелье и решено было дать бой противнику. Сучанский отряд засел в окопах, забаррикадировав себя естественными каменными блиндажами, где не взяла бы «никакая гайка». Шевченко отказался занять здесь позицию и со своим отрядом ушел на Мельники.

Однако противник разнюхал о нашем плане и не пошел по этой дороге. Рассыпавшись сплошной цепью, ломая дикие хребты и высокие горы с едва проходимым лесом, направились, минуя «Щеки», прямо на деревни Бархатную и Хмельницкую. Нам пришлось снять обескураженный партизанский отряд и поспешить занять Хмельницкую, дабы не оказаться отрезанными; но здесь удержаться было невозможно, и отряд проследовал на Мельники, и оттуда горами через дер. Королевку перевалили в Сучанскую долину в дер. Сергеевку. С рудников противник не выступил, и сюда продолжался приток новых сил; в бухту прибывали суда и высаживали войска, которые продвигались далее. В деревнях Унаши, Перятино и других свирепствовали башибузуки: порки, расстрелы, грабежи, насилие, пожарища... Истреблялась вся живность — куры, гуси, свиньи; японцы проявили себя особенно большими любителями до сосочков-поросят.

Вся беда, вся трагедия нашего положения была в том, что мы не могли дать хотя бы один бой, и это более всего деморализовало партизан. Численность противника была очень велика. На Сучан было стянуто, по достоверным известиям, до 8000 хорошо вооруженного войска. Ясно, что такое невыгодное для нас соотношение сил заранее предрешало и исход предпринятых противником операций. Лава противника, хлынувшая в Сучанскую долину, во всех деревнях [396] оставляла гарнизоны численностью не менее двух рот даже в небольших деревушках. За спиной партизанских отрядов теперь оставалось 2–3 деревеньки, а там — тайга...

14 июля отряды были стянуты в подтаежную деревню Молчановку, откуда мы полагали, разбившись на мелкие группы, переброситься в Анучинский и другие районы, оставив в Сучанской долине лишь местных партизан и распределив их по участкам для налетов на противника, засад, порчи связи и т.д. Однако попытки организованного распределения бойцов пошли прахом. Начался анархический разброд. Самотеком поплыли партизаны в разные стороны, и лишь небольшие отряды наиболее сознательных и стойких бойцов, сохранив организацию, ушли по намеченным участкам, законспирировавшись в лесах в районе своих сел.

15 июля в Молчановке вновь было созвано совещание комсостава и исполкома, но договориться здесь не удалось. Среди комсостава начались распри и упреки, которые исключали всякую возможность дальнейших согласованных действий. Так Тетерин-Павлов демагогически выступал среди деморализованных партизан и наконец, сгруппировав вокруг себя конный отряд в 2–3 десятка человек, не согласуй своих действий ни с кем, ушел через Вангоу в Иманский уезд. Сепаратизм довел его до положения маленького «батьки», причем для борьбы с белыми он добывал средства иногда путем «очистки» крестьянских кооперативов, контрибуций и конфискаций».

В ходе антипартизанской операции в Ольгинском уезде, особенно в Сучанской долине, интервентам удалось оттеснить партизанские отряды в тайгу и соседние уезды. Однако когда японцы, американцы и белогвардейцы, оставив здесь сильные гарнизоны, ушли во Владивосток, партизаны вышли из Уссурийской тайги и «вновь заняли родные деревни Партизанская война в Сучанской долине возобновилась вновь, и гарнизоны интервентов опять оказались в осадном положении.

На протяжении всей Гражданской войны и интервенции на Дальнем Востоке одним из центров партизанского движения оставался шахтерский город Сучан (ныне Партизанок Приморского края). Белогвардейцев и японцев здесь не спасало даже то, что на рудниках стояли сильные гарнизоны и вся железнодорожная ветка Сучан — Владивосток, по которой осуществлялись перевозки сучанского каменного угля-антрацита, находилась под усиленной охраной японцев, американцев и китайских войск (партизаны прозвали белокитайцев «ходи»).

Японское командование, чтобы обеспечить бесперебойную добычу каменного угля и его доставку во владивостокский порт, сменило гарнизон белых в Сучане на свой, японский. На Сучанских [397] каменноугольных копях был установлен строжайший оккупационный режим. Контролировались все дороги, общение шахтеров с крестьянами соседних деревень, на рудниках круглосуточно дежурили военные патрули. Но даже в таких условиях интервенты несли в шахтерском городе потери в людях.
«Насколько сильно бывало порой озлобление шахтеров против интервентов, белогвардейщины и того режима, в котором задыхалось все живое, можно судить по следующему случаю. Как-то весной сучанский шахтер-партизан Александр Третьяков возвращался с рудника в отряд. На участке дороги от рудника до дер. Ново-Веселая постоянно ходили японские дозоры (патрули). Третьяков, горя ненавистью к интервентам-»макакам», решил убить японского солдата и с этой целью заблаговременно положил в карман пару хороших камней (с оружием на рудники никого не пропускали). Около дороги сидели на солнышке два японских солдата. Партизан, притворившись пьяным, завел с ними разговор, а затем попросил закурить. Улучив удобный момент во время беседы, Третьяков ударил камнем по голове одного японца и поспешил выхватить у него из рук винтовку. Другой японец, набросился на партизана со штыком, но Третьяков, избегая выстрелов, схватил голыми руками за ножеобразный японский штык и, несмотря на сильные порезы рук, мгновенно добрался до горла и этого солдата и, свалив его на землю, камнем же раздробил ему череп. Добив до смерти обоих солдат, Третьяков стащил их: в ручей, а сам, захватив все добытые трофеи — 2 винтовки, патронташи и прочее, явился с победным видом во Фроловку, где ему была сделана перевязка рук. Этот случай долго был предметом разговоров в партизанских отрядах, именно как показатель безграничной ненависти рабочих ко всем душителям революционной борьбы».

Японцам и иным интервентам больше всего досаждали неожиданные нападения партизан из Уссурийской тайги, которая стала для них надежным убежищем. Налетам подвергались прежде всего небольшие вражеские гарнизоны в селениях и на железнодорожных станциях. На дорогах постоянно устраивались засады. Такие нападения парализовывали передвижение войск интервентов, снабжение их гарнизонов, вели к постоянным боевым потерям. Вот как описывается один из таких партизанских боев:
«...рота 1-го Дальневосточного полка под командой т. Морозова предприняла набег на японцев, которые в числе 100 человек охраняли сихоте-алинский железнодорожный подъемник. Стойкие и сильно укрепившиеся на своих позициях, японцы оказали сильное сопротивление. Бой продолжался около двух часов и обещал продлиться еще неопределенное время, если бы партизаны не решились на смелый и очень рискованный шаг. Они без штыков (у партизанских винтовок, как [398] правило, не было штыков — это их большой недостаток) с криком «ура» бросились в атаку на японские окопы Японцы не выдержали и бросились в бегство. Партизаны захватили тут много обмундирования, 900 пудов рису, несколько десятков пудов галет, массу патронов — всего около 3 вагонов груза. Между прочим, в вагонах, как это часто бывало в боях с интервентами, оказалось 9 бочек саки (японская водка), вина, коньяк и прочее. Все эти напитки, которыми офицеры воодушевляли своих солдат перед боем, партизаны демонстративно, на глазах у собравшейся толпы мирного населения, вылили на Землю в доказательство того, что партизанская дисциплина не допускает употребления алкоголя. Такой поступок чрезвычайно понравился всем, особенно рабочим, которые возгорели гордостью за дисциплину своих бойцов. В этом бою, по странному стечению обстоятельств, обе стороны не понесли существенных жертв, кроме нескольких человек ранеными».

Непрекращающаяся партизанская война неизбежно вела к упадку духа солдат экспедиционных сил Антанты, к их нежеланию больше оставаться на дальневосточной земле России. Командование сил интервентов, прежде всего американское и европейское (но пока еще не японское), увидело в этом большую опасность для себя.

30 января 1920 года во Владивостоке состоялось секретное совещание представителей миссий Антанты и командования интервенционистских войск на Дальнем Востоке. На совещании было решено передать представительство и охрану интересов «союзников» на русском Дальнем Востоке Японии. Такое предложение японским генералитетом было принято с благодарностью. В январе — начале апреля все войска интервентов, кроме японских, покинули Владивосток.

В начале 1920 года на Дальнем Востоке образовалось и действовало три правительства Приморская областная земская управа — во Владивостоке, Временный исполком Совета рабочих, крестьянских, солдатских и казачьих депутатов — в Благовещенске (в Амурской области интервентов не было) и Временное земское правительство — в Верхнеудинске (в Западном Забайкалье). Власть Приморской земской управы распространялась на Северный Сахалин, Камчатку, часть Амурской области и территорию КВЖД в Маньчжурии. Со всеми тремя японскому командованию приходилось «общаться», поскольку их войска оставались на территории Приморья и Забайкалья.

В условиях Гражданской войны, когда Дальний Восток покинули войска союзников по интервенции, японское командование объявило о своем нейтралитете. Однако на деле в трудную минуту Оно всегда приходило на выручку белым войскам, принимая [399] участие в боевых действиях против отрядов красных партизан, которые постоянно «досаждали» японским гарнизонам.

Теперь японское командование больше всего заботило удержание позиций в Забайкальском крае. С этой целью на усиление своей 5-й пехотной дивизии из Амурской области туда была переброшена часть 14-й пехотной дивизии. Прибывшие подкрепления позволяли провести операцию по «отделению» Приморья и Приамурья от Западного Забайкалья и Сибири, то есть от остальной части Советской России.

Японцы могли опереться на войска атамана Семенова, своего давнего союзника, и каппелевцев. Так назывались наиболее стойкие в Гражданской войне колчаковские войска, которые под командованием генерал-лейтенанта В.О. Каппеля, главнокомандующего Восточным фронтом, совершили так называемый Сибирский ледовый поход и оказались в Забайкалье. Каппелевцы (так они называли сами себя) сохранили свою военную организованность, боеспособность и после смерти генерала Каппеля недалеко от Иркутска.

Японские войска, семеновцы и каппелевцы провели в начале 1920 года наступательную операцию, в ходе которой были захвачены у красных войск города Чита, Нерчинск, Сретенск и узловая железнодорожная станция Карымская. Образовалась знаменитая в истории Гражданской войны в России «Читинская пробка». Она разделила «буферную» Дальневосточную Республику (ДВР) со столицей в Верхнеудинске (современный Улан-Удэ) на две части, тем самым еще больше отдалив прежде всего Приморский край от Советской России.

Создание «буферной» Дальневосточной Республики имело свою предысторию. Советское правительство и Центральный Комитет Российской Коммунистической партии (большевиков), чтобы избежать военного конфликта с Японией, решили отсрочить восстановление Советской власти на Дальнем Востоке. В Москве было решено создать между РСФСР (Советской Россией) временное демократическое правительство, которое могли бы установить с Токио межгосударственные отношения, и особенно с командованием японского экспедиционного корпуса на Дальнем Востоке. Это одновременно позволило бы в условиях экономической блокады наладить торговые отношения с капиталистическим окружением.

Такое решение было принято весной 1920 года, когда Красная Армия буквально по пятам преследовала разгромленные войска Верховного правителя России адмирала А.В. Колчака. Поэтому дальнейшее продвижение Красной Армии было остановлено сразу же за Иркутском, на рубеже озера Байкал — за Верхнеудинском по [400] линии Транссибирской железнодорожной магистрали уже стояли японские гарнизоны.

Местное японское командование в ряде случаев заявляло о своей «нейтральности» в происходящих военных событиях. Так, в конце января в городе Верхнеудинске было расклеено объявление за подписью начальника гарнизона интервентов, в котором говорилось, что японцы не будут вмешиваться в русскую гражданскую войну и со своей стороны просят русские войска не нападать на японские караулы.

Гражданская война в России еще не закончилась. Поэтому открытый военный конфликт с Японией мог бы дать новый виток вооруженной борьбе Белого движения против Советской власти прежде всего в Сибири. О том, насколько серьезной виделась угроза такого военного столкновения, свидетельствует председатель Совета Народных Комиссаров (СНК) В.И. Ульянов (Ленин). В своем докладе на VIII Всероссийском съезде Советов 21 декабря 1920 года он говорил:
«...Дальний Восток, Камчатка и кусок Сибири фактически сейчас находятся в обладании Японии, поскольку ее военные силы там распоряжаются, поскольку, как вы знаете, обстоятельства принудили к созданию буферного государства — в виде Дальневосточной республики, поскольку мы прекрасно знаем, какие неимоверные бедствия терпят сибирские крестьяне от японского империализма, какое неслыханное количество зверств проделали японцы в Сибири... Но тем не менее вести войну с Японией мы не можем и должны все сделать для того, чтобы попытаться не только отдалить войну с Японией, но, если можно, обойтись без нее, потому что ом нам по понятным условиям сейчас непосильна. И в то же время, отнимая у нас связь со всемирной торговлей через Тихий океан, Япония наносит нам колоссальный ущерб... Бороться с Японией мы в настоящий момент не в состоянии...»

Вопрос об организации «буферной» Дальневосточной республики решался на Учредительном съезде трудящихся и партизан Прибайкалья в конце марта — начале апреля 1920 года, проходившего сперва в селении Бичура, затем в городе Верхнеудинске. 6 апреля съезд принял декларацию, провозгласившую образование Дальневосточной Республики. Было избрано Временное правительство во главе с коммунистом A.M. Краснощековым. Были организованы министерства. Военное министерство возглавил Н.М. Матвеев. На местах предполагалось создавать народные органы власти с участием представителей всех демократических партий, в том числе Социалистов-революционеров (эсеров) и меньшевиков, но при руководящей роли коммунистов. [401]

Совет Народных Комиссаров РСФСР официально признал Дальневосточную Республику 14 мая и стал оказывать ей всестороннюю помощь, прежде всего военную. «Буферное» государство на Дальнем Востоке просуществовало до ноября 1922 года. Первоначально власть Временного правительства распространялась лишь на Западное Прибайкалье. В августе 1920 года его власть согласился признать Исполнительный комитет Амурской области. При полной Поддержке Советской России в ДВР началось формирование Народно-революционной армии (НРА). Ей и предстояло разрешить проблему «Читинской пробки».

Однако ее ликвидация должна была неизбежно привести к вооруженному столкновению с «нейтральными» японскими экспедиционными войсками. В журнале боевых действий 1-й Иркутской стрелковой дивизии НРА численность сил японцев в Забайкалье, по разведывательным данным на март 1920 года, составляла:
«...О боевом составе японских войск точных сведений нет, т. к. японцы о своих частях сведений никому не дают...

Всего в 5-й японской дивизии в день их прихода в Забайкалье всех родов оружия определялось в 3500 человек. В период зимнего времени потери в боях и обмороженные определяются до 700 человек. В. настоящее время японских войск в Забайкалье 2700–3 тыс. человек.

По сведениям штаба главнокомандующего, японских войск в Сретенске от 250 до 300 человек. Из Нерчинского Завода японские войска ушли. В г. Нерчинске — Приисковая — от 200 до 300 человек. Борзя — Оловянная — 500–600 человек, а также мелкие команды на станциях Забайкальской железной дороги.

Японских войск в Чите 1-й и 2-й на Песчанке и Антипихе не более 2 тыс. — 2 200 человек.

По сведениям чехословацкого консула, находятся от Борзи на запад — Карымское — Андриановка 12 тыс. японских войск...»

Семеновцы и каппелевцы имели в самом городе Чите и на позициях западнее по направлению к Верхнеудинску до 8,5 тысяч штыков и сабель при 255 пулеметах и 31 орудии. Численность японских войск здесь доходила до 5,2 тысяч штыков и сабель при 18 орудиях. Японские экспедиционные войска располагались гарнизонами в основном по линии Транссибирской железнодорожной магистрали; это были части 5-й пехотной дивизии и 9-й пехотной бригады.

К началу 1-й Читинской операции Народно-революционная армия (главнокомандующий Г.Х. Эйхе, члены Военного совета Н.К. Гончаров, А.А. Ширямов и В.Г. Бисярин) организационно состояла из 1-й Иркутской стрелковой дивизии и прибайкальских партизанских отрядов П.П. Морозова, Н.Д. Зыкина, Н.А. Бурлова [402] и других. В стадии формирования находились Забайкальская стрелковая дивизия и Забайкальская кавалерийская бригада. Всего для наступления на Читу выделялось около 9,8 тысяч штыков и сабель при 72 пулеметах и 24 полевых орудиях.

При ликвидации «Читинской пробки» командование Народно-революционной армии выполняло директивное указание Председателя Совета Народных Комиссаров РСФСР о недопущении каких-либо военных действий против японских войск. Москва требовала от Временного правительства ДВР избегать военных столкновений с объявившим себя «нейтральным» экспедиционным корпусом Японии на российском Дальнем Востоке. Настроение же советских войск в Сибири, и особенно красных партизан, по Отношению к последним интервентам было иным.

Главнокомандующему НРА Г.Х. Эйхе приходилось при проведении наступления на Читу руководствоваться требованиями Москвы. Поэтому советские войска не могли наступать на город с запада по линии Транссиба, где на железнодорожных станциях стояли японские гарнизоны и команды. Удар по семеновским войскам и каппелевцам наносился с севера двумя колоннами через перевалы Яблонового хребта.

1-я Читинская операция началась 10 апреля и продолжалась три дня. С началом наступления красных японские войска начали отходить к Чите по железной дороге. Главная (левая) колонна сил Народно-революционной армии под командованием В.И. Бурова вышла к окраинам города, но встретив сильное противодействие белых, была вынуждена отступить к перевалам. Правая колонна Е.В. Лебедева дошла до железнодорожной станции Гонгота и, столкнувшись здесь с японцами, прекратила свое дальнейшее продвижение.

Японское командование, поняв, что после неудачной операции советских войск по овладению Читой последует новая, решило стянуть в Забайкалье побольше своих сил. Со станции Маньчжурия с китайской территории перебрасывается пехотный полк и 3-тысячный сводный отряд. Теперь японцы занимали позиции не только по линии железной дороги, по и восточное города Читы по берегам реки Читы со штабом в Верх-Чите.

К началу 2-й Читинской операции Народно-революционная армия Г.Х. Эйхе пополнилась Забайкальской стрелковой дивизией и Забайкальской стрелковой бригадой. Из партизанских отрядов был создан Амурский фронт под командованием Д.С. Шилова (12–15 тысяч штыков, 7–8 тысяч сабель, 100 пулеметов, 7 орудий, 2 бронепоезда). Амурским партизанам ставилась задача овладеть районами городов Сретенска и Нерчинска. Наступление войсками Народно-революционной армии на сей раз велось тремя колоннами. [403]

Плохо подготовленная 2-я Читинская операция, начатая 25 апреля, вылилась в ряд разрозненных, несогласованных действий и успеха не имела. Противник вынудил наступавших отойти и 5 мая перейти к обороне. В журнале боевых действий 1-й Иркутской стрелковой дивизии, вынесшей основную тяжесть боев под Читой, отмечалось:
«Месячные бои в тягчайших условиях Яблонового хребта по горным тропам и дорогам, без отдыха в закрытых помещениях, порою неделями на снегу, мерзлой земле, где костер служил единственным, не всегда возможным, приютом — превратили в лохмотья всю одежду и обувь... Все, что возможно человеческими силами выполнить, перенести, то части дивизии сделали».

Командование японских экспедиционных сил было вынуждено считаться с Дальневосточной Республикой, положение которой на Дальнем Востоке продолжало упрочиваться. Однако Токио еще не собиралось уходить из Забайкалья и российских берегов Тихого океана. К середине лета 1920 года интервенционистские силы получили с Японских островов заметное усиление. Помимо армейских войск, десантных сил моряков с кораблей в Приморье находилось значительное количество японской жандармерии.

Командующий группой японских интервентционистских войск в районе Владивостока опубликовал официальный приказ, в котором говорилось:
«Япония в отношении происходящих в России перемен держится полного невмешательства, поэтому какая бы политическая партия не стояла у власти — для Японии безразлично».

Командование Красной Армии было озабочено появлением на Дальнем Востоке новых японских войск. В донесении об оперативной обстановке помощник Главнокомандующего всеми вооруженными силами Советской Республики по Сибири В.И. Шорин, бывший полковник царской армии, доносил в Москву:
«...Японские войска. Насчитывается в настоящее время в Восточной Сибири до семи дивизий, каковые расположены следующим образом: 5-я и 3-я дивизии — в районе Читы; численность 3-й дивизии не установлена; 8-я и 9-я дивизии, находящиеся в районе Ляодунского полуострова, будто бы перебрасываются в настоящее время в район Харбина. (Столица КВЖД. — А.Ш.) Сведения проверяются. 16-я дивизия расположена в полосе железной дороги Мукден — Харбин; 13-я дивизия расположена в районе Владивостока; 14-я дивизия (до этого действовала в Амурской области. — А.Ш.) — в полосе железной дороги Никольск-Уссурийский — Хабаровск.

Общая численность японских войск в Восточной Сибири и Маньчжурии (ближнем тылу к Забайкалью, Приморью и Приамурью. — А.Ш.) [404] достигает до 150 тыс. человек. Со слов допрошенного представителя союза американских фабрикантов в России и Сибири, за апрель месяц прибыло в Дайрен ( «по-японски порт Дальний на Квантуне. — А.Ш.) два японских транспорта с вошками неустановленной численности частей, и во Владивосток — 6 таких же транспортов, кроме указанных выше.

В бухте Ольга в начале июня высадился японский десант (для проведения антипартизанской операции. — А.Ш.) численностью до 9 тыс. человек; в районе Читы также отмечается до настоящего времени прибытие каких-то японских эшелонов, причем агентурой отмечено, что продолжают прибывать части 3-й дивизии, якобы на смену 5-й дивизии, которая должна отбыть на Восток. Приняты меры к выяснению этого обстоятельства.

По заявлению японского правительства, посылка новых частей, за исключением предназначенных для смены отслуживших срок службы, не производится...

На острове Сахалин — невыясненные части...»

Москва была озабочена такой «нейтральной» эскалацией японской интервенции на Дальнем Востоке и в Забайкалье. Однако Совет Народных Комиссаров в очередной раз подтверждает свое нежелание вступать в открытый военный конфликт с Японией. Директива главного командования Красной Армии помощнику главнокомандующего по Сибири о приостановке военных действий в районе Читы и приведении вооруженных сил Сибири в боевую готовность гласила:
«1 октября 1929 г.

15 час. 45 мин.

Имея в виду, что некоторые ответственные деятели Дальневосточной республики считают своевременным использовать слабость Семенова для нанесения ему окончательного удара и овладения районом Читы, еще раз категорически подтверждаю, что в настоящее время с нашей стороны необходимо всемерно воздержаться от каких бы то ни было действий, могущих вызвать конфликт с Японией, и что таковые действия могут начаться исключительно с разрешения центральной власти. Вместе с тем на случай осложнений на Дальнем Востоке необходимо с полной энергией вести работу по поднятию боеспособности наших вооруженных сил в Сибири.

Главком С. Каменев. Военный комиссар (подпись неразборчива). Наштаревсовет Лебедев». [405]

Летом 1920 года, несмотря на две неудачные попытки Народно-революционной армии ликвидировать «Читинскую пробку», положение Дальневосточной республики упрочилось. Командование экспедиционных сил Японии поняло, что интервентам в Забайкалье удержаться не удастся. 17 июля японцы вынужденно подписали на железнодорожной станции Гонгота соглашение с советской стороной о взаимном прекращении здесь военных действий. По Гонготскому соглашению, японская сторона обязывалась с 25 июля начать эвакуацию своих войск из Читы в Маньчжурию.

В Забайкалье оставались только белогвардейские силы (около 35 тысяч штыков и сабель при 40 орудиях и 18 бронепоездах). Что касается бронепоездов, то они, в отличие от бронепоездов Первой мировой войны и Гражданской войны в европейской части России, носили импровизированный характер.

Уход японских войск из Читы позволил Народно-революционной армии провести 3-ю Читинскую наступательную операцию, которая закончилась полным успехом. Однако наступать со стороны Байкала советские войска по Гонготскому соглашению не могли. Задача ликвидации «Читинской пробки» была возложена на Амурский фронт, в командование которым вступил СМ. Серышев (около 30 тысяч штыков и сабель при 35 орудиях, 2 танках и 2 бронепоездах).

Удар по группировке войск атамана Семенова у Читы наносился из Восточного Забайкалья в полосе город Нерчинск — узловая железнодорожная станция Карымская. Операция проводилась в течение всего октября месяца и начиналась с действий партизанских отрядов вокруг Читы. После этого в наступление перешли войска Народно-революционной армии. Амурский фронт перешел в наступление 15-го числа. Вскоре столица Забайкалья Чита была освобождена от белых войск.

Бои носили исключительно упорный, ожесточенный характер (особенно у станции Мациевской), и после сдачи железнодорожных станций Оловянная и Борзя семеновские войска и каппелевцы укрылись на территории соседней Маньчжурии, на линии отчуждения КВЖД. Часть семеновских войск под командованием генерала барона Р.Ф. Унгерна фон Штернберга укрылась в Монголии.

Председатель Временного правительства Дальневосточной Республики А.М. Краснощекое отправил в Москву победное сообщение о восстановлении Советской власти в Чите и на всей территории Забайкальской области. Среди прочего в сообщении говорилось:
«...В ночь на 21 октября, когда повстанцы плотным кольцом окружили город густыми боевыми цепями, атаман Семенов улетел на [406] аэроплане в неизвестном направлении... 21-го... семеновские войска бежали из Читы... Телеграфная связь с Читой восстановлена. Сейчас вышел с согласия японской миссии восстановительный поезд в Читу. Японская миссия осталась в Чите. приветствует новую власть...»

Если японцы покинули Забайкалье «по своей воле», то уходить с территории собственно Дальнего Востока они не собирались. Но мировому общественному мнению требовалось доказать необходимость дальнейшего пребывания здесь интервенционистских войск Японии. Для этого требовался предлог, который и был найден командованием экспедиционного корпуса без больших затруднений. Им стал так называемый Николаевский инцидент.

Впоследствии он фигурировал, как «неопровержимое» доказательство «агрессивности русских», на многих международных конференциях — Вашингтонской, Дайренской и Чаньчуньской, где обсуждались вопросы отношений мира капитала с Советской Россией.

Япония пыталась упрочить свое положение на Дальнем Востоке путем переговоров с правительством «буферной» Дальневосточной Республики. Именно с этой целью и была созвана международная Дайренская конференция, продолжавшаяся с 26 августа 1921 года по 16 апреля 1922 года. На Дайренской конференции неофициально присутствовал представитель Совета Народных Комиссаров РСФСР польский революционер Ю.Ю. Мархлевский. Делегацию Дальневосточной Республики возглавлял заместитель Премьер-министра Ф.Н. Петров.

Николаевский инцидент произошел 12–14 марта 1920 года. Еще а начале февраля отряды красных партизан низовьев Амура захватили крепость Чныррах и до 28 февраля держали с суши в блокаде город Николаевск-на-Амуре, который занимали японский гарнизон и белогвардейцы. Японское командование заключило с партизанами соглашение, по которому обязывалось соблюдать нейтралитет и не вмешиваться в жизнь освобожденного партизанами города.

Однако нейтралитет интервенты соблюдали недолго. В ночь на 12 марта японский гарнизон под командованием майора Исикава, по-самурайски вероломно нарушив недавнее соглашение, внезапно атаковал казармы партизан и их штаб. Однако нападавшие не добились желаемого и не застали амурских партизан врасплох. В ходе кровопролитных трехдневных боев японский гарнизон оказался наголову разгромленным и изгнанным из города.

Несколько позднее, после очищения Амура ото льда, в Николаевск-на-Амуре на военных судах прибыл крупный японский экспедиционный отряд с карательными функциями. Партизаны из-за своей малочисленности и плохой вооруженности, отсутствия боеприпасов не могли защищать освобожденный город и ушли из [407] него вместе с местными жителями. Японцам по сути дела без боя достался обезлюденный город, который прикрывал собой устье реки Амур.

Полный разгром гарнизона интервентов в Николаевске-на-Амуре дал японскому командованию предлог для захвата власти в важнейших центрах Приморья и Приамурья, для разгрома советских войск Временного правительства Приморского края. Токио начало шумную кампанию под флагом необходимости «защиты жизни японских подданных» на российском Дальнем Востоке. Верховные власти Антанты одобрили предстоящую акцию своего восточного союзника.

В ночь на 5 апреля японские войска одновременно совершили вооруженные нападения на местные органы народной власти и русские гарнизоны во Владивостоке, Никольск-Уссурийском, Хабаровске, Шкотове, Раздольном, Спасске и в ряде других пунктов. Казармы советских войск расстреливались из орудий и пулеметов В городе Никольск-Уссурийский был разогнан собравшийся там областной съезд трудящихся Приморского края. Были захвачены и обезоружены все таможенные посты. Такой «переворот» привел к гибели множества мирных жителей.

Нападения в ночь на 5 апреля совершались японскими войсками под предлогом ликвидации угрозы нападения на них со стороны русских. Японское «осведомительное» (то есть информационное) бюро во Владивостоке объясняло эту акцию тем, что неизвестные русские солдаты стреляли по гаражу базы снабжения интервентов.

Во Владивостоке в первую очередь были захвачены правительственные здания — областной земской управы, Военного совета, штаб правительственных войск, морской штаб, флотские казармы, железнодорожный вокзал. Потом были захвачены железнодорожные станции — Первая и Вторая Речка. Приморская столица подверглась артиллерийскому обстрелу с кораблей японской эскадры, стоявшей в бухте Золотой Рог. На захваченных зданиях незамедлительно вывешивались государственные флаги страны Восходящего Солнца. Японские военные в дни переворота подвергай жестокой расправе приморских корейцев. Современники тех событий писали:

«Особенно зверски японцы расправились с корейцами. Нечеловеческая ненависть японцев к корейцам в те дни была продемонстрирована в неподдающихся описанию видах. Корейская Слободка, — окраина Владивостока, где проживали корейцы, пережила потрясающие разбои и насилия. Озверелые банды японских солдат гнали несчастных корейцев из Слободки, избивая их прикладами. Пленные, оглашая [408] стонами и воплями улицы Владивостока, избитые до полусмерти, путаясь в своих длинных белых халатах, разодранных и залитых кровью, ищи, еле поспевая за японскими конвоирами. Подвалы, погреба, тюрьмы были заполнены арестованными...»

Заведующий таможенным постом в Барабаше Кишкин сообщал таможенному инспектору о том, как был разоружен и «ликвидирован» его пост на государственной границе России с Маньчжурией:
«5 апреля около 2 часов дня к посту подошел японский отряд и натребовал сдать все оружие вверенного мне поста.

Я заявил, что мы, служащие таможенного учреждения, не являемся военной силой, охраняем границу русского государства от вторжения контрабандных товаров и что без оружия вести борьбу с контрабандистами мы не можем. При этом я сослался на случай насильственного освобождения контрабандистов, задержанных со спиртом. Японцы на это сказали, что японскими войсками занят весь Южноуссурийский край и что японский спирт не является уже контрабандным. При этом они заявили, что «теперь вообще от русских отходит инициатива пограничной охраны».

В Хабаровске командование местного японского гарнизона опубликовало в городской газете объявление о том, что в 9 часов утра 5 апреля их войска будут проводить «практическую орудийную стрельбу». По такому поводу хабаровчан просили не беспокоиться. А незадолго перед этим начальник хабаровского гарнизона японцев генерал Сиродзу опубликовал на страницах местной газеты свою статью, в которой, среди прочего, писал:
«В стране водворился долгожданный порядок и мир, за сохранение и поддержание которого японцы боролись... Жалко покидать население Дальнего Востока, с которым мы познакомились так близко, так кровно, питая к нему самую теплую дружбу. Желаем полного успеха в строительстве и сохранения мира и порядка».

О последующих событиях, или мерах генерала Сиродзу по «сохранению мира и порядка», в городе на берегах Амура дальневосточная газета «Красное знамя» писала.
«Улицы Хабаровска 6 апреля представляли собой нечто ужасное: всюду валялись убитые и раненые. Подбирать убитых и оказывать помощь стонавшим и истекавшим кровью сотням раненых, валявшихся на мостовых, тротуарах и среди развалин расстрелянных и сожженных зданий, в первое время было совершенно некому. Никто не решался идти на улицу, где японские пули косили всех без разбора — военных, штатских, старых и малых».

Однако полностью разгромить гарнизоны советских войск японцам не удалось. Большая часть их сил смогла вырваться с боем из вражеского кольца и отступить в тайгу. В Хабаровске интервенты [409] встретили упорное сопротивление расквартированных в городе отрядов амурских партизан и 1-го Советского полка под командованием бывшего штабс-капитана царской армии Мельникова, погибшего в бою с атакующими японцами, Огнем их артиллерии были разрушены и сожжены многие городские здания, С большими потерями советские отряды смогли отойти из Хабаровска на левый берег Амура, где не было японских войск.

Войска гарнизона Никольск-Уссурийска смогли с боем прорваться к Спасску, японский гарнизон которого не смог разгромить стоявшие в городе русские войска. Японцы из Никольск-Уссурийска последовали туда и вынудили преследуемых отступить еще дальше на север, в сторону Хабаровска. Высланные оттуда войска интервентов не. смогли перехватить Никольск-Уссурийский и Спасский русские гарнизоны, и те благополучно укрылись в горных таежных районах на отдаленных партизанских базах.

В городе Спасске японское командование после боя заявило городскому самоуправлению: «Проявление большевизма-коммунизма Спасским временным городским самоуправлением японскими войсками ни в коем случае допущено не будет. Остальные политические убеждения преследоваться не будут».

Главный удар наносился интервентами по руководящим организациям Приморского края (где преобладающее влияние было у большевиков), которые осуществляли власть на местах. Были захвачены члены Военного совета Временного правительства Приморья — его председатель С.Г. Лазо (он же начальник оперативного штаба военно-революционных организаций), В.М. Сибирцев и А.Н. Луцкий. Японцы передали арестованных в белогвардейский отряд Бочкарева. Белые вывезли красных командиров на железнодорожную станцию Муравьево-Амурская (ныне станция Лазо)-и сожгли их в топке паровоза.

Несмотря на огромное превосходство в силах (70 тысяч японских войск и эскадра боевых кораблей с ее десантными отрядами моряков против 19 тысяч революционных войск), интервентам не удалось одержать полной военной победы. Более того, они не смогли разгромить местные партизанские отряды, отошедшие из городов и сел в Уссурийскую тайгу и укрепившиеся там.

Достигнув таким образом некоего военного преимущества, командование японского экспедиционного корпуса «пошло» на мирные переговоры с Приморской областной земской управой (Временное правительство Дальнего Востока, в котором преобладающее влияние имели большевики). Согласно заключенным условиям Русско-японского соглашения 1920 года интервенты сохраняли за собой Южное Приморье и в то же время захватывали [410] Северный Сахалин и низовье Амура. То есть таким образом на какое-то время узаконивалась оккупация Японией всего российского побережья Тихого океана.

По заключенному Русско-японскому договору прекращались боевые действия между интервенционистскими войсками и русскими отрядами. Русским вооруженным силам, «к каким бы политическим партиям и группам они не принадлежали», запрещалось находиться в пределах районов, «ограниченных линиею, Проходящей в 30 км от конечного пункта, занимаемого японскими Войсками по Уссурийской железной дороге, и к востоку и северу от названной железной дороги, с одной стороны, и линиею русско-китайско-корейской границы с запада и юга — с другой, а Также в «полосе вдоль Сучанской железной дороги до Сучана и от конца ее — на расстоянии 30 км в каждую сторону». Эти районы Составляли так называемую нейтральную зону.

В течение трех дней русские отряды отводились отсюда за демаркационную линию. Японское командование обязывалось не Чинить препятствий снабжению их в новых местах базирования Продовольствием, фуражом и одеждой. Русские отряды могли перемещаться за демаркационной линией, но без права перемещения в Забайкалье и на Северный Сахалин. Передвигаться в «нейтральной зоне» и пользоваться Уссурийской железной дорогой русские войска могли только с согласия японского командования. Для исполнения милицейских обязанностей в «нейтральной зоне» и по линиям железных дорог допускалось нахождение формирований русской военизированной милиции. Но ее состав, численность и вооружение в каждом отдельном случае определялись японской стороной. То же самое касалось русских конвойных и караульных воинских частей, находившихся во Владивостоке. Охрана железных дорог велась на основании «постановлений, выработанных Союзным военным комитетом».

У японцев оставались захваченные в «нейтральной зоне» в ночь на 5–6 апреля оружие, патроны и снаряды, изготовляющие их заводы, воинские склады. Русской стороне возвращалось только то стрелковое и холодное оружие, которое было необходимо для несения милиционной, караульной и конвойной службы, а также Дальневосточный механический и судостроительный завод (современный Дальзавод) во Владивостоке, но «с условием не приготовлять на нем военных материалов». Японцы оставляли за собой даже склады с материалами военного обихода, «не имеющие непосредственного отношения к военным действиям». За интервентами оставались захваченные ими казармы русских войск и флотские казармы. [411]

Соглашение не затрагивало вопроса о судьбе захваченных японцами в ночь 5 — б апреля русских военных судов во внутренней гавани Владивостока и на реке Амур, в Хабаровске. Это были дивизион судов Сибирской военной флотилии (в том числе подводные лодки), и канонерских лодок и 10 разведывательных судов Амурской речной флотилии, 6 канонерских лодок и 8 пароходов (4 из них принадлежали частным владельцам) различных партизанских отрядов.

Лишь 3 августа 1920 года японское командование согласилось подписать «Протокол о русских военных судах на Дальнем Востоке», дополнявший Русско-японское соглашение. Приморским властям передавались все «задержанные во время апрельских событий японской эскадрой русские военные суда», но без вооружения и боевых припасов, судьба которых «подлежала решению в будущем». Местные суда, уходившие в плавание на срок более суток, обязывались ставить об этом в известность японское морское командование во Владивостоке-с указанием цели плавания и маршрута. Морские силы интервентов полностью контролировали судоходство вдоль берегов Южного Приморья.

Однако к концу 1920 года военная обстановка на Дальнем Востоке начала складываться не в пользу интервентов. Японцам не оставалось ничего другого, как окончательно отказаться от планов захвата Амурской области. К 21 октября им пришлось полностью эвакуировать свои войска из города Хабаровска и его окрестностей. Интервенты отошли к Иману и укрепились там. Хабаровск и линия железной дороги от него до реки Иман была занята частями Народно-революционной армии Амурского фронта. Однако вскоре после этого Гражданская война на Дальнем Востоке получила свое новое развитие.

Командование японским экспедиционным корпусом использовало Русско-японское соглашение для концентрации в «нейтральной зоне» разбитых в Забайкалье семеновцев и каппелевцев. Они перебрасывались в Приморье из зоны отчуждения КВЖД по железной дороге и сохраняли свою военную организацию и вооружение. Все необходимое на новом месте семеновцы и каппелевцы получали от командования экспедиционного корпуса интервентов.

К началу 1921 года при полной поддержке командования интервенционистских сил Японии белые стянули в «нейтральную зону» значительные силы: 4200 штыков, 1770 сабель, 80 пулеметов, 12 орудий. Семеновцы и каппелевцы расположились близ пограничной железнодорожной станции Гродеково (1-й корпус семеновцев под командованием генерала Савельева), Спасска, Никольска-Уссурийска (2-й корпус генерала Смолина) и во [412] Владивостоке. Близ него на железнодорожной станции Раздольной расположился 3-й корпус генерала Молчанова.

Отдельные дружины белогвардейцев, которые отличались большой сплоченностью, находились под командованием генералов Лебедева, бывшего начальника колчаковского штаба, Потиешвили, Лохвицкого, командовавшего в годы Первой мировой войны русским легионом (особыми стрелковыми бригадами) во Франции. На острове Русский расположилась российская Академия Генерального Штаба (ее профессорско-преподавательский состав), которая в свое время перебралась из Петрограда на берега Волги и оттуда проделала долгий путь отступления с колчаковской армией до Владивостока.

Японцы помогли изгнанным из Забайкалья семеновцам и каппелевцам провиантом, боеприпасами, захваченным у советских войск вооружением. Этим во Владивостоке занимался генерал Такаянаги. По условиям Русско-японского соглашения войска Народно-революционной армии доступа в «нейтральную зону» не имели. Поэтому белые войска получили хорошую возможность Привести себя в надлежащий порядок без помех со стороны красных сил.

Антанта выражала прямую заинтересованность в укреплении сил Белого движения на Дальнем Востоке, оккупированном японским экспедиционным корпусом. В первой половине марта 1921 года делегаты Франции провели с Токио переговоры, в ходе которых было заключено союзное соглашение. По нему Япония обязывалась оказывать помощь белогвардейцам в их борьбе с большевиками. В частности, французская сторона брала на себя все заботы о доставке на Дальний Восток остатков эвакуированной из Крыма врангелевской армии. Японцы согласились обеспечить врангелевцев всем необходимым.

Официальный Токио в ходе этих переговоров со своим союзником по Антанте выговорил для себя следующее В случае свержения советской власти вся Сибирь вместе с Дальним Востоком переходила в полное господство Японии При этом к ней переходили все иностранные концессии на Востоке России и контроль над Маньчжурской железной дорогой (КВЖД) Франция пошла на такую уступку с «легким сердцем», поскольку Гражданская война в России почти завершилась, и не в пользу Белого движения.

Японское командование решило сменить власть в Приморье и силой свергнуть местное правительство — Приморское областное управление. Это была попытка создать в противовес «буферной» Дальневосточной Республике собственный «черный буфер». 26 мая 1921 года белогвардейцы силами каппелевцев совершили во [413] Владивостоке переворот при полной поддержке интервентов. Особенно сильный бой произошел у здания, в котором располагался владивостокский дивизион народной милиции. Участники тех событий вспоминали:
«...Утром 26 мая стали высаживаться на берег бухты Золотой Рог и на ближайших от города железнодорожных станциях каппелевские отряды. В 11 часов утра белогвардейское восстание началось. Переворотчики напали на тюрьму, вокзал, штаб войск, здание морского штаба и другие важнейшие городские пункты. Части дивизиона, рассеявшиеся в первый момент, были отведены в Шефнеровские казармы, расположенные около Дальневосточного судостроительного завода. Небольшая группа милиционеров... находящаяся в здании штаба дивизиона на Полтавской улице, оказалась отрезанной от наших сил и была окружена со всех сторон восставшими белогвардейцами... Началась перепалка.

...Дивизион народной охраны был оцеплен японцами, и никто не выпускался из казарм... Осажденные стреляли в белых из окон, другие расположились на балконе и бросали бомбы в тех из офицеров, которые пытались прорваться через дверь внутрь здания.

....К вечеру к месту этого незаурядного боя подошла японское воинская часть и предложила нашим товарищам разоружиться на том основании, что стрельба в районе расположения японских войск не допускается и что в данном столкновении белых с красными красные якобы первые открыли стрельбу. Наши сдаться и разоружить себя отказались и заявили, что готовы умереть. Японцы с деланной гуманностью призывали их к благоразумию и убеждали в необходимости сдать оружие, чтобы спасти свою жизнь.. Наши кричали японцам из окон и с балкона здания, а японцы стояли на улице и оттуда отвечали им».

Эти переговоры в конце концов привели к соглашению, но на весьма почетных для наших товарищей условиях. Смысл соглашения состоял в том, что осажденные оружия не сдают, побежденными себя не считают и согласны освободить здание лишь при условии, что японцы под своей охраной доставят их в дивизион народной охраны... Вскоре здание штаба, перешло в руки белых. Во время этого эпизода погиб командир дивизиона т. Казаков, все же остальные товарищи оказались невредимыми.
«Несмотря на то что основные пункты города уже были захвачены переворотчиками, обстановка продолжала оставаться совершенно невыясненной. Образовалось двоевластие... Все это время происходили вооруженные стычки «дивизионцев» и рабочих с белогвардейцами. По улицам разъезжали наши и белогвардейские автомобили, и через каждые час-два после боя на правительственных зданиях сменялись флаги: красные — царскими трехцветными, и наоборот. Белогвардейцы [414] тысячами разбрасывали заготовленные заранее летучки (листовки. — А.Ш.); по улицам дефилировали японские и каппелевские части. Словом, сохранялась обстановка, типичная для уличных боев.

Особенную сложность и запутанность в события вносили японцы. своим двусмысленным поведением и коварной дипломатией. Они заверяли нас в том, что командование экспедиционным корпусом не станет вмешиваться в события, если эти события не перейдут границы мирных демонстраций, и в то же время на наши требования дать в гарантию этим своим заявлениям путем немедленного разоружения бунтовщиков генералы пожимали плечами, ссылаясь на свою неосведомленность об этих фактах, и указывали, что гарантией справедливости и правдивости их слов служит уже одно то, что они, генералы императорской армии, принадлежат к сословию самураев и носят мундир японской армии, каковое обстоятельство само по себе должно внушить нам абсолютное доверие.

Наконец мы добились у них согласия на то, чтобы мы очистили от белых часть города, где расположено мятежное правительство Меркулова, и восстановили порядок. На основании этого мы предприняли наступление на те кварталы, где засели белые. Через час-полтора нами были отбиты народный дом, морской штаб и весь центр города. Белые стали отступать на Эгершельд в тупик. Обстановка стала резко меняться, и переворот обещал провалиться.

Видя такой поворот событий, японцы вынуждены были оставить дипломатничанье» и пойти в открытую. Они расположили свои пехотные цепи, бронеавтомобили, артиллерию между нашими и белогвардейскими цепями и предложили обеим сторонам сдать оружие, угрожая в случае отказа открыть огонь по городу. Мы вынуждены были согласиться на выполнение ультиматума, так как вокруг наших цепей были сосредоточены военные силы японцев. Половина дивизионцев, находившихся на виду, сдала оружие, а другая половина вместе с рабочими дружинниками сумела ускользнуть от японцев с оружием.

Тут на наших глазах проявилось неслыханное по наглости издевательство. Отнятое у нас оружие японцы на виду у всех, ни от кого Не скрываясь, передавали каппелевцам. 5 минут тому назад японцы требовали разоружения обеих сторон; теперь отбирали винтовки только у наших товарищей и на наших же глазах наше оружие передается нашему врагу.

Актом этой постыдной комедии с разоружением закончился переворот в пользу белых. Закончились и дни существования нашей власти в городах Владивостоке и Никольске...»

В результате переворота к власти пришло так называемое Приамурское временное правительство братьев С.Д. и Н.Д. Меркуловых [415] ( «меркуловщина»). Первый из них стал премьер-министром, а второй — министром иностранных и военно-морских дел.

Белогвардейские отряды, поддержавшие силой оружия братьев Меркуловых, занимают многие центры Приморья. Крупные силы каппелевцев сосредоточиваются в городе Никольск-Уссурийском. Спасск занимается белоказачьий отряд есаула Бочкарева (В. Озерова). Во всех своих действиях белые получали полную поддержку со стороны войск японского экспедиционного корпуса.

Меркуловское правительство попыталось распространить свою власть и на Камчатку. В середине 1921 года туда снаряжается морская военная экспедиция с карательными целями под командованием Бочкарева. Бочкаревцами захватывается пароход «Киренск» с советской научной экспедицией. В Петропавловске-Камчатском, Охотске, Келькане каратели учиняют массовые расстрелы сторонников советской власти.

Каппелевские и семеновские войска реорганизуются в так называемую Белоповстанческую армию под командованием генерал-майора В.М. Молчанова. Командование японского экспедиционного корпуса передает ей немало оружия, боеприпасов и военного снаряжения.

В ноябре 1921 года белоповстанцы предприняли наступление против партизанских центров в Приморье — Сучана, Анучино, Яковлевки. Партизанским отрядам под натиском превосходящих сил белых пришлось оставить эти свои хорошо обжитые базы и небольшими группами укрыться в Уссурийской тайге. Таким образом безопасность тыла армии генерала Молчанова перед ее походом против Дальневосточной Республики была обеспечена.

Белоповстанческая армия беспрепятственно со стороны разгромленных приморских партизан сосредоточивается в «нейтральной зоне» в районе железнодорожной станции Шмаковка и Шмаковского мужского монастыря. Сосредоточение белых сил происходило при полной поддержке со стороны японского командования. Перейдя границу «нейтральной зоны» между станциями Уссури и Иман, Белоповстанческая армия 30 ноября начала наступательную операцию против Дальневосточной Республики.

Немногочисленные гарнизоны Народно-революционной армии начали отход на север. 22 декабря белогвардейцы захватили город Хабаровск, переправились на левобережье Амура и взяли железнодорожную станцию Волочаевка. Возле Казакевичево конная группа под командованием генерала Сахарова, перейдя Амур по льду, почти полностью уничтожает преградивший ей путь Отряд особого назначения. Но этот бой помог отступавшим частям НРА [416] отойти к железнодорожной станции Ин и закрепиться здесь Наступление Белоповстанческой армии было остановлено.

В ходе контрнаступления Народно-революционной армии под командованием В.К. Блюхера, военного министра Дальневосточной Республики, и партизанских отрядов Приамурья под общим Командованием Д.И. Бойко-Павлова армия генерала Молчанова была разгромлена. Решающие бои прошли у станции Волочаевка при 35-градусном морозе. Белоповстанцы соорудили на сопке Июнь-Корань окопы с ледяными валами, защищенные 5–6 рядами проволочных заграждений, с пулеметными гнездами.

Перед Волочаевской операцией НРА насчитывала около 6300 штыков и сабель, имела 300 пулеметов, 30 орудий, 3 броневика и 2 танка. Белоповстанческая армия под Волочаевкой имела около 4550 штыков и сабель, 63 пулемета, 12 орудий и 3 бронепоезда Перед боями за эту железнодорожную стацию генерал В.М. Молчанов обратился к своим солдатам и офицерам с приказом, в котором говорилось:
«Вопрос самого нашего бытия требует полного напряжения всех сил для достижения победы. С победой мы живем — неудача может лишите нас самого бытия как антибольшевистской организации...»

Волочаевская операция решила судьбу Хабаровска. 14 февраля 1922 года он был освобожден войсками Народно-революционной армии. Белогвардейские войска, отступая, обошли город стороной. Белоповстанцы попытались остановить продвижение противника близ железнодорожной станции Бикин, но их бронепоезда оказались без снарядов и им пришлось отступить в «нейтральную зону».

Когда части НРА пошли в преследование отступавших белых, то на границе «нейтральной зоны» столкнулись с японскими войсками и по приказу военного министра Дальневосточной Республики В.К. Блюхера отошли назад, заняв позиции на правом берегу реки Иман. После этого боевые действия прекратились.

Неудачный поход Белоповстанческой армии вызвал разлад в Стане белых. Каппелевцы выступали за «Народное собрание», организовавшее «Кабинет министров» во главе с генералом Старковским. Семеновцы поддерживали правительство братьев Меркуловых. Японское командование примирить их так и не смогло.

Конфликтная ситуация закончилась тем, что братья Меркуловы в июне 1922 года (с согласия японского командования) передали правительственную власть в Приморье колчаковскому генерал-лейтенанту М.К. Дитерихсу. Он был избран приморским земским собором Единоличным правителем и воеводой земской рати. «Земский воевода» Дитерихс переименовал Белоповстанческую армию [417] в Земскую рать, а основной административной единицей Южного Приморья сделал церковный приход. В его правительстве Н.Д. Меркулов сохранил за собой пост министра внешних дел.

Командование японского экспедиционного корпуса передало Дитерихсу Спасский укрепленный район. К сентябрю 1922 года численность Земской рати доводится до 8 тысяч человек, и она начала новое наступление на Дальневосточную Республику. Оно проходило в условиях, когда японцы начали повсеместный отвод интервенционистских войск к портовому Владивостоку. Оставляемые позиции со всем военным имуществом японцы передавали белогвардейцам.

В Токио произошла смена правительства и к власти пришел Кабинет министров во главе с адмиралом Хирохару Като, одним из инициаторов военной интервенции Антанты на Дальнем Востоке и в Восточной Сибири. 24 июня новое правительство Японии принимает решение эвакуировать свои экспедиционные войска из Южного Приморья (но только из него) к 1 ноября 1922 года. Об оставлении Северного Сахалина (Карафуто) в японской столице даже и слышать не хотели.

Северный Сахалин стал камнем преткновения на Чанчуньской мирной конференции, проходившей в сентябре 1922 года в китайском городе Чаньчунь. Японская делегация пыталась добиться от делегаций РСФСР и Дальневосточной Республики признания захвата Северного Сахалина как «компенсации» за «николаевский инцидент», в ходе которого приамурскими партизанами был наголову разгромлен японский гарнизон в городе Николаевске-на-Амуре. В знак протеста против такого требования Токио делегации РСФСР и ДВР покинули Чанчунь, и конференция на том и закончилась.

В том же сентябре белая Земская рать начала наступление на Дальневосточную Республику, но смогла захватить только станцию Шмаковку. После боев с главными силами Народно-революционной армии белогвардейцам пришлось отступить в Спасский укрепленный район, который был создан японцами в 1921 году в самом центре Приморского края. Он состоял из семи сомкнутых полевых редутов с блиндажами, прикрытых окопами и проволочными заграждениями. Эти недавние японские укрепления прикрывали город Спасск со всех сторон.

В октябре 1922 года входе Спасской наступательной операции Народно-революционной армии под командованием И.П. Уборевича Земская рать была разгромлена и ее деморализованные остатки отступили в Маньчжурию и к Владивостоку. Последние бои произошли у селений Вознесенское и Монастырище. [418]

Когда наступавшие советские войска НРА 19 октября заняли железнодорожную станцию Океанская и вплотную подошли к окраинам Владивостока, то здесь они были встречены японскими войсками, изготовившимися для боя. Их командующий генерал Тачибана потребовал, чтобы советское командование приказало своим частям отойти. Во избежание боевого столкновения войска Народно-революционной армии отошли назад к станции Угольная.

Сюда для переговоров прибыли японский, американский и британский консулы во Владивостоке. Главной темой состоявшихся переговоров была личная безопасность и сохранность имущества иностранных граждан, оказавшихся по разным причинам в столике Приморья. Консулам в ответ было заявлено, что революционные войска смогут обеспечить в городе строгий порядок.

Пока шли переговоры, японцы успели взорвать часть фортов и других укреплений Владивостокской морской крепости времен русско-японской войны 1904–1905 годов. Были разграблены военные склады и портовые пакгаузы — их содержимое грузилось на корабли интервентов и захваченные ими русские суда Добровольческого флота. В знак протеста против всего этого во Владивостоке началась всеобщая забастовка трудящихся города. Тысячи портовых грузчиков отказались грузить уходившие навсегда из России корабли.

Переговоры на станции Угольной завершились только 23 октября, когда командование японского экспедиционного корпуса согласилось на встречу с командованием Народно-революционной армии. На следующий день стороны подписали договор о передаче города Владивостока под полный контроль НРА.

В два часа дня 25 октября 1922 года стоявшая в бухте Золотой Рог многочисленная японская эскадра с последними экспедиционными войсками на борту и суда с отправлявшимися в эмиграцию белогвардейцами подняли якоря и стали выходить в открытое море. Японцы задержались ненадолго на острове Русском, но через несколько дней оставили и его крепостные укрепления.

В четыре часа дня того же 25 октября войска Народно-революционной армии торжественно, без единого выстрела, вступили в город Владивосток, население которого приветствовало своих освободителей от интервентов. Гражданская война на Дальнем Востоке завершилась. 14 ноября 1922 года «буферная» Дальневосточная Республика прекратила свое существование. На следующий день в Москве ВЦИК принял декрет, по которому вся территория ДВР (за исключения оккупированного японцами Северного Сахалина) вошла как составная часть в Советскую Россию, в РСФСР. Японские войска оставались на Северном Сахалине до 1925 года, но в мае месяце им пришлось эвакуироваться и оттуда. Судьба [419] Южного Сахалина, который старая Россия потеряла в ходе русско-японской войны, была решена в 1945 году, когда на Тихом океане закончилась Вторая мировая война.

Япония, прежде всего милитаристская часть ее военного командования, не оставили в «покое» советский Дальний Восток. В Маньчжурии укрылись остатки семеновских и каппелевских войск, которые осели в приграничных районах Маньчжурии и в зоне КВЖД. Японцы продолжали оказывать здесь немалую помощь атаману Г.М. Семенову, генералу И.Ф. Шильникову и другим белым предводителям, не желавшим складывать оружия в борьбе против Советской власти.

На Охотском побережье и на Камчатке еще продолжали удерживаться сильные отряды белогвардейцев под командованием Бочкарева, Бирича, Пепеляева, которым покровительствовала японская сторона. Они были разгромлены морскими экспедиционными войсками Красной Армии в 1922–1923 годах.

Из Маньчжурии на территорию Дальнего Востока и Забайкалья в 20-е годы многократно прорывались большие и малые белогвардейские отряды, которые в своем большинстве (прежде всего семеновцы) находились на содержании у японского командования в Маньчжурии. Дальневосточная советская граница — в Забайкалье, Приамурье и Приморье долгие годы оставалась «горячей». Сравнить маньчжурскую границу можно было только с государственной границей Советского Союза в Средней Азии, через которую до середины 30-х годов прорывались басмаческие банды.

Только на участке одного Гродековского пограничного отряда за десять лет (с 1925 по 1935 год) советскими пограничниками было задержано: нарушителей — 31092, шпионов (японских) — 384, диверсантов — 37, бандитов — 216 и контрабандистов — 9679 человек. У лиц, стремившихся с разными целями перейти здесь советско-маньчжурскую границу, только за два года было изъято: винтовок — 3 847, револьверов — 1077, пулеметов — 2, гранат — 92, патронов — 18140 штук.

Страна Восходящего Солнца, ее правящие милитаристско настроенные круги и высшее военное командование не расстались с желанием утвердиться на материковой части Азиатского континента, в том числе и на советском Дальнем Востоке. Япония начинает собираться с силами, чтобы заявить о своих территориальных притязаниях к соседним государствам в начале Второй мировой войны. Свою «континентальную поступь» страна Восходящего Солнца начинает с Маньчжурии.

25 февраля 1926 года города, на Японских островах оделись в траурный наряд. Умер божественный микадо — император [420] Японии Есихито. Ушла в прошлое эра Тайсе — эра царствования покойного императора. На престол вступил молодой император Хирохито. Началась новая эра — эра Сева.

Весной 1927 года к власти в стране Восходящего Солнца пришло правительство премьер-министра и по совместительству министра иностранных дел Гиити Танаки — барона, отставного генерала, участника русско-японской войны, принадлежавшего к древнему самурайскому роду и хранившего приверженность к прошлому.

Становление Танаки у руля государственной власти предопределяло внешнеполитический курс Японии. Мировоззрение отставного генерала полностью соответствовало самурайским традициям, принципам «Кодо» — политике захвата чужих земель, как далеких, так и близких, и «Хакко Итио» — восемь углов под одной крышей, то есть политика мирового господства расы Ямато, которую проповедовал еще легендарный японский император Дзимму. Был Гиити Танака фанатически верен и «Бусидо» — кодексу самурайской чести.

Новый премьер-министр вскоре после вступления в должность, в июне 1927 года, провел за закрытыми дверями под покровом непроницаемой государственной тайны конференцию по делам Востока. После этой конференции Танака создал свой печально знаменитый меморандум от 7 июля 1927 года. Созданный им документ был персонально адресован микадо — «сыну неба». Форма обращения к нему в меморандуме была самой почтительной:
«Премьер-министр Танака Гиити от имени Ваших многочисленных подданных нижайше вручает Вашему Величеству меморандум об основах позитивной политики в Маньчжурии и Монголии».

Планы премьер-министра Танаки были грандиозны — создание огромной континентальной империи и в последующем завоевание мирового господства:
«...Для того, чтобы завоевать Китай, мы должны сначала завоевать Маньчжурию и Монголию. Для того, чтобы завоевать мир, мы должны сначала завоевать Китай».

Война с Советским Союзом в меморандуме Танаки рисовалась неизбежной:
«Продвижение нашей страны в ближайшем будущем в район Северной Маньчжурии приведет к неминуемому конфликту с красной Россией. В этом случае нам вновь придется сыграть ту же роль, какую мы играли в русско-японской войне... В программу нашего национального развития входит, по-видимому, необходимость вновь скрестить мечи с Россией на полях Южной Маньчжурии для овладения богатствами Северной Маньчжурии...» [421]

Меморандум Гиити Танаки определит всю дальнейшую внешнеполитическую устремленность империи на Японских островах. Она будет искать в Европе союзников-единомышленников, крепить свой военно-экономический потенциал, всемерно поднимать мощь своей армии и флота. И, естественно, вновь пробовать себя на завоевательном поприще — на Азиатском континенте и островах Тихого океана.

Отношения между Советским Союзом и Японией в самом начале 30-х годов стали осложняться именно из-за Маньчжурии, как это было на заре XX столетия. В Токио с большой озабоченностью следили за любым проявлением «советского влияния» в северо-восточных провинциях Китая и не делали для Москвы секрета из этого. Так, 28 октября 1931 года японский посол Хирахита посетил заместителя народного комиссара по иностранным делам СССР Л.М. Карахана и по поручению своего правительства сделал нижеследующее заявление:
«Со времени возникновения японо-китайского инцидента (речь идет об агрессии Японии против Китая. — А.Ш.) между нами не было никаких событий, которые бы отразились на наших отношениях, что можно считать большим счастьем.

Только за последнее время в Маньчжурии идут разные слухи, которые касаются взаимоотношений различных генералов или генеральских групп. Японское Правительство, считая это полезным для наших отношений, предписало послу сообщить информацию, которую оно по этому поводу имеет.

Ген(ерал) Ма (Ма Чжаншань) (цицикарский) перед выездом из Сахалина около J2–13 октября совещался с офицером Красной Армии, который приехал из Благовещенска.

В армии ген(ерала) Ма имеются советские инструкторы.

Ген(ерал) Ма говорил, что имеется соглашение, по которому он получает из Советского Союза военные аэропланы, зенитные орудия и летчиков.

На западной линии КВЖД, около Цицикара, сосредоточиваются товарные вагоны, из коих 300 вагонов — в районе станции Маньчжурии (Пограничной с СССР. — А.Ш.)

Китайские войска Хэйаунцзянской провинции, которые находятся на северном берегу р. Нонхо (Нуньцзян), получают орудия из Советского Союза.

С поездом, который шел из Цицикара к конечному пункту Таонань — Цицикарской железной дороги, отправлено 12 зенитных орудий, 4 полевые пушки и другие орудия, снаряды и военные материалы, которые хэйлунцзянские войска получают из СССР.

По заявлению ген(ерала) Ма, в Советском Союзе около станции Даурия концентрируются советские войска в количестве 20–30 тыс. [422] чел.; кроме того, там имеется 600–700 товарных вагонов. Имеется намерение послать эти войска в Маньчжурию.. «

Заместитель наркома по иностранным делам Л.М. Карахан в ответном заявлении сказал: «Правительство СССР не может не выразить своего изумления по поводу сделанного 28 октября с.г. японским послом г. Хирохита от имени Японского Правительства заявления, ссылающегося на лишенные всякой почвы измышления и слухи, исходящие от безответственных лиц из японских или китайских кругов...»

Заявление японского посла в Москве не имело каких-либо серьезных последствий Но оно убедительно свидетельствовало о том, насколько бдительно относилась японская сторона к любым контактам своего северного соседа в Маньчжурии. В основу заявления посла легла собранная шпионская информация, достоверность которой Карахан решительно отверг.

Приведенное заявление позволяет сделать вывод, что в Токио считали сферой жизненных интересов империи на Японских островах не только Южную, но и всю Северную Маньчжурию. Там уже была «запрограммирована» неизбежность военного конфликта Японии с Советским Союзом. Вопрос был только во времени.

Однако перед нападением на американскую военно-морскую базу Перл-Харбор на Гавайских островах Япония проведет разведку боем сил и реальных боевых возможностей советской Рабоче-Крестьянской Красной Армии у озера Хасан и на реке Халхин-Гол. Если Хасанские события относятся к пограничному военному конфликту, то боевые действия на монгольской границы у реки Халхин-Гол сравнимы только с локальной, но необъявленной войной.

[Taddyboy]

Я так понимаю что украинцы на Дальнем Востоке пытались создать свое правительство и армию и просили подданство у УНР. ]]>http://ru.wikipedia....ki/Зелёный_Клин]]>
Но потом белые и интервенты подавили эти попытки и повторилась ситуация как и с Кубанскими войсками и республикой...

-"...В этой должности Хрещатицкий приступил в начале лета 1918 г. к формированию украинской армии ]]>Зелёного Клина]]>...-" "-...но когда началось формирование второй украинской дивизии, от адмирала ]]>А. В. Колчака]]> был получен приказ в сентябре 1918 г. — отправить украинские части на антибольшевистский фронт."
]]>http://ru.wikipedia....]]>

-"В начале 1920 г. в казармах Гнилого угла (в долине речки Объяснения, сейчас район Луговой) в г.]]>Владивостоке]]>, генерал Л.В.Вериго сформировал два украинских полка ]]>Зеленого Клина]]>. Атаман ]]>Г.М.Семенов]]> в январе 1920 г. выделил для этого из своего запаса золото и два вагона с мукой. Трудности возникли с вооружением. В результате новым украинским добровольцам было временно отказано. В апреле 1920 г. под угрозой насильственного разгона со стороны Приморской областной земской управы, возглавляемых большевиками Антоновым и Цейтлином, генерал Л.В.Вериго, опасаясь массовых расстрелов, распустил безоружные полки Зеленого Клина. Эмигрировал в ]]>Харбин]]>."
]]>http://ru.wikipedia....]]>

Вообще в этой ДВР черт ногу сломит...нашел нецензурную, но интересную статью про ДВР и ее правительства тут :http://lurkmore.ru/%D0%94%D0%92%D0%A0

[Taddyboy]

Более подробно тут: ]]>http://www.zn.ua/3000/3150/23711/]]>