Тема закрыта
Нажмите, чтобы прочитать Брат Ордена братьев-проповедников Доминиканцев и смиренный слуга конгрегации святой инквизиции Франц Конрад фон Бозен родом из Бозена, столицы бейливика Тевтонского ордена, что на Адидже и в горах, к услугам его святейшества Папы Римского Пия IV во имя Святой Церкви нашей поставил червовую печать на сей манускрипт. Грешно тело моё и жизнь моя никчемная, яко жизнь любого смертного на земле Божьей, но к Господу стремится душа моя, и иных по трудному пути ко Всевышнему по мере скромных сил своих пытаюсь провести.
Как не грешна и не противна душе моей гордыня, однако, отмечу, что пользовался я тёплой любовью матери, отца, сестёр, братьев и учителей моих и был отмечен ими яко человек белорукий, однако до знаний охочий и умелый. Не было возможности получить знаний сих в Орденских землях, посему переехал я в земли императорские на учение в Штубенфиртельском Венском университете. Учёбы была голодной и трудной для тела грешного моего, но живородящей силою для души моей. Дабы не умереть телу с голоду и денег сохранить на учение письменное и книжное души моей, да на прокормление тел старой семьи моей, приходилось искать гроши на прописи, чернила и пропитание. Три способа было у меня, дабы найти грошей да пропитания для удовлетворения потребностей сих. Руки мои были слишком белы для кожевенного али иного дела, но доволе черны для прошения подаяния, яко делали это все студенты Альма Матер Венской. Вторым способом были уроки частные по мере знаний моих учения книжного да Письма Святого для чад богатых бюргеров. Третий способ был сопряжен с опасностями для тела моего, но благостями для души моей. Он заключался в выявлении нарушителей и составлении списков их, и предоставлению списков сих Способным для дальнейших действий. Выгнанным из университета смутьянам оставалось найти место только в Краковском ведьминском ложбище, что, к глубокой грусти моей, носит гордое имя университета. Среди смутьянов в основном были прелюбодеи до венчания, среди которых попадались и скотоложцы. Среди них и отродье из дворянских семей, коих выгоднее было бы ставить перед самим фактом их прелюбодеяния да требовать денег с угрозой раскрытия деяний их Способным. Но не позволил я алчности затмить взор свой пред выявлением грешных душ и отправкой их на максимально доступное мне в тот момент судилище. Случалось мне переживать и побития от рук грешников этих, но тело способно пережить долгие муки ради блаженства души на Небесах. Пытался писать картины, но живопись показалась мне грешным искусством, обнажающим не красоту природы, но наготу грешного тела.
Получив степень докторскую в теологии да став знатоком свободных искусств, я боле не оставался в университете, кой теперь окончательно казался мне средоточием зла, жестокосердия, похоти и лжи, да вернулся в родной Бозен, передавши все оставшиеся нажитые гроши семье. Дабы обеспечить существование семьи моей продал я давно прочитанные мною ценные книги. Не мог я без содрогания смотреть и на страдания бедняков в Бозене, коим семья наша помогала как могла. Но боле всего меня возмущали еретики и поганцы, кои просочились даже в такую неприступную цитадель Святой Церкви как орденские земли прекрасной нашей Австрии. Евреи-торговцы, безнравственные лжецы, ввергали бедных христиан в настоящее долговое рабство, сохраняли свою Богопротивную веру, да бахвалились тем, что могут скупить все наши церкви и превратить в шинки. Чернили образ Святой Церкви Нашей и еретики, недобитые катары да гуситы, что хулили свет Церкви нашей, слово самого Папы Римского да силу святых индульгенций. За бутылку мерзкого вина иногда удавалось нанять молодчиков, дабы громить иудеев с их лавками да побивать дубинами еретиков смердящие ряды. Смерть была справедливой карой за их грехи, но не было ли их убиение, пусть и не моими руками, но моими тратами, моим собственным грехом?
С терзаниями на душе я отправился искать утешения в чёрном духовенстве Церкви Нашей. Я не хотел входить в Тевтонский орден, так как знал о ненужной толерантности ордена сего к иудеям и еретикам. Нужно было найти нечто близкое к самой Церкви, стать частью, если уж не её мажордомов, так её сторожевых псов. Странствия мои привели грешное тело мое к доминиканскому монастырю, что в Болонье. Моления мои, раздумья о Всевышнем да смиренное поведение в монастыре сделало меня из рядового аколита-послушника уважаемого брата Ордена проповедников, сыпались на меня ненужные душе моей хвальбы со стороны братьев, но не пал я под тяжестью гордыни, сохранив верность идеалам изничтожения зла на земле и в душах людских. Зная моё благочестие и неприятие сатанинских книг и плотоугодных оргий, меня рекомендовали в Magister sacri palatii, но я отказался. Нельзя было бороться со злом, просто сжигая книги еретиков, но можно было сжигая сами их грешные тела, очищая их души в пламени actus fidei.
Я, уже в статусе инквизитора, вернулся в родной Австрийский круг, где, как и во всех землях Германской нации, начала распространяться новая ересь - лютеранство. Привычным огнём, кнутом и булавою, я, во главе с беспрекословными богобоязненными дуболомами, зачищал кварталы Бозена. Пришлось столкнуться с новой напастью, ранее не ощущаемой - властью. Среди лютеран были богатые бюргеры, в том числе и члены городского совета, кои воспользовались слепотою Тевтонского ордена, не видящего тварей Ада пред собою. Орденская милиция разгоняла моих дуболомов, защищая богатые кошельки лютеран. Начались долгие мытарства с просьбами папской грамоты об очищении Бозена от еретиков. Но долгие старания себя стоили - кинув на стол тевтонскому служаке папские бумаги, я окунул дома еретиков в огонь. За городские стены не давали выйти никому - адских подколодников побивали булавами, выбивая дух из тела, но не проливая крови.
Они называли меня "Бозенским Нероном", "Чёрным вороном", "Стервятником", "Папской змеёй", но все они либо горели на кострах да пожарищах, либо добирались до Швейцарии, где их уже ждала смерть от рук "Чёрного Папы", мерзкого служки демонов Кальвина.
Его Святейшество, впрочем, посчитал мои старания чрезмерными. Он предложил мне покинуть, хотя бы на время, Бозен и проследить за чистотою Веры Христовой в Вест-Индии, некогда владению императора Карла V, а ныне доменом "Испанских" Габсбургов, где до сих пор оставались нехристи и еретики. С папской грамотой, посохом, суммой испанских песо, пятидесятью годами жизни за плечами и тремя вооруженными дуболомами я сел на галеон в Палосе, дабы добраться до града "Забытая легенда", очередной испанской колонии. Уповаю на волю и мудрость Его Святейшества, готовый исполнить любой план, что кроется за сим неожиданным отправлением моей никчемной особы в сей испанский град.
Как не грешна и не противна душе моей гордыня, однако, отмечу, что пользовался я тёплой любовью матери, отца, сестёр, братьев и учителей моих и был отмечен ими яко человек белорукий, однако до знаний охочий и умелый. Не было возможности получить знаний сих в Орденских землях, посему переехал я в земли императорские на учение в Штубенфиртельском Венском университете. Учёбы была голодной и трудной для тела грешного моего, но живородящей силою для души моей. Дабы не умереть телу с голоду и денег сохранить на учение письменное и книжное души моей, да на прокормление тел старой семьи моей, приходилось искать гроши на прописи, чернила и пропитание. Три способа было у меня, дабы найти грошей да пропитания для удовлетворения потребностей сих. Руки мои были слишком белы для кожевенного али иного дела, но доволе черны для прошения подаяния, яко делали это все студенты Альма Матер Венской. Вторым способом были уроки частные по мере знаний моих учения книжного да Письма Святого для чад богатых бюргеров. Третий способ был сопряжен с опасностями для тела моего, но благостями для души моей. Он заключался в выявлении нарушителей и составлении списков их, и предоставлению списков сих Способным для дальнейших действий. Выгнанным из университета смутьянам оставалось найти место только в Краковском ведьминском ложбище, что, к глубокой грусти моей, носит гордое имя университета. Среди смутьянов в основном были прелюбодеи до венчания, среди которых попадались и скотоложцы. Среди них и отродье из дворянских семей, коих выгоднее было бы ставить перед самим фактом их прелюбодеяния да требовать денег с угрозой раскрытия деяний их Способным. Но не позволил я алчности затмить взор свой пред выявлением грешных душ и отправкой их на максимально доступное мне в тот момент судилище. Случалось мне переживать и побития от рук грешников этих, но тело способно пережить долгие муки ради блаженства души на Небесах. Пытался писать картины, но живопись показалась мне грешным искусством, обнажающим не красоту природы, но наготу грешного тела.
Получив степень докторскую в теологии да став знатоком свободных искусств, я боле не оставался в университете, кой теперь окончательно казался мне средоточием зла, жестокосердия, похоти и лжи, да вернулся в родной Бозен, передавши все оставшиеся нажитые гроши семье. Дабы обеспечить существование семьи моей продал я давно прочитанные мною ценные книги. Не мог я без содрогания смотреть и на страдания бедняков в Бозене, коим семья наша помогала как могла. Но боле всего меня возмущали еретики и поганцы, кои просочились даже в такую неприступную цитадель Святой Церкви как орденские земли прекрасной нашей Австрии. Евреи-торговцы, безнравственные лжецы, ввергали бедных христиан в настоящее долговое рабство, сохраняли свою Богопротивную веру, да бахвалились тем, что могут скупить все наши церкви и превратить в шинки. Чернили образ Святой Церкви Нашей и еретики, недобитые катары да гуситы, что хулили свет Церкви нашей, слово самого Папы Римского да силу святых индульгенций. За бутылку мерзкого вина иногда удавалось нанять молодчиков, дабы громить иудеев с их лавками да побивать дубинами еретиков смердящие ряды. Смерть была справедливой карой за их грехи, но не было ли их убиение, пусть и не моими руками, но моими тратами, моим собственным грехом?
С терзаниями на душе я отправился искать утешения в чёрном духовенстве Церкви Нашей. Я не хотел входить в Тевтонский орден, так как знал о ненужной толерантности ордена сего к иудеям и еретикам. Нужно было найти нечто близкое к самой Церкви, стать частью, если уж не её мажордомов, так её сторожевых псов. Странствия мои привели грешное тело мое к доминиканскому монастырю, что в Болонье. Моления мои, раздумья о Всевышнем да смиренное поведение в монастыре сделало меня из рядового аколита-послушника уважаемого брата Ордена проповедников, сыпались на меня ненужные душе моей хвальбы со стороны братьев, но не пал я под тяжестью гордыни, сохранив верность идеалам изничтожения зла на земле и в душах людских. Зная моё благочестие и неприятие сатанинских книг и плотоугодных оргий, меня рекомендовали в Magister sacri palatii, но я отказался. Нельзя было бороться со злом, просто сжигая книги еретиков, но можно было сжигая сами их грешные тела, очищая их души в пламени actus fidei.
Я, уже в статусе инквизитора, вернулся в родной Австрийский круг, где, как и во всех землях Германской нации, начала распространяться новая ересь - лютеранство. Привычным огнём, кнутом и булавою, я, во главе с беспрекословными богобоязненными дуболомами, зачищал кварталы Бозена. Пришлось столкнуться с новой напастью, ранее не ощущаемой - властью. Среди лютеран были богатые бюргеры, в том числе и члены городского совета, кои воспользовались слепотою Тевтонского ордена, не видящего тварей Ада пред собою. Орденская милиция разгоняла моих дуболомов, защищая богатые кошельки лютеран. Начались долгие мытарства с просьбами папской грамоты об очищении Бозена от еретиков. Но долгие старания себя стоили - кинув на стол тевтонскому служаке папские бумаги, я окунул дома еретиков в огонь. За городские стены не давали выйти никому - адских подколодников побивали булавами, выбивая дух из тела, но не проливая крови.
Они называли меня "Бозенским Нероном", "Чёрным вороном", "Стервятником", "Папской змеёй", но все они либо горели на кострах да пожарищах, либо добирались до Швейцарии, где их уже ждала смерть от рук "Чёрного Папы", мерзкого служки демонов Кальвина.
Его Святейшество, впрочем, посчитал мои старания чрезмерными. Он предложил мне покинуть, хотя бы на время, Бозен и проследить за чистотою Веры Христовой в Вест-Индии, некогда владению императора Карла V, а ныне доменом "Испанских" Габсбургов, где до сих пор оставались нехристи и еретики. С папской грамотой, посохом, суммой испанских песо, пятидесятью годами жизни за плечами и тремя вооруженными дуболомами я сел на галеон в Палосе, дабы добраться до града "Забытая легенда", очередной испанской колонии. Уповаю на волю и мудрость Его Святейшества, готовый исполнить любой план, что кроется за сим неожиданным отправлением моей никчемной особы в сей испанский град.
Сообщение отредактировал Kir_the_Wizard: 27 марта 2010 - 20:53
Так и есть - лютый человек, сей Франц Конрад, ой-йо-йой, гореть еретикам красным полымям.ЗЫ Порадовало упоминание о скотоложцах, как же без них 
