Приставы пришли с приказом Его Царского Величества, чтобы им показали все подарки, что и было сделано. Все открыли и тщательно просмотрели, очень внимательно пробовали все съедобное и справлялись о свойствах и питательности. Аккуратно запакованные шелковые мешочки пришлось развязать. Серебро они взвешивали, и так как у нас больше внимания обращали на искусство изделия, чем на его вес, то было сделано много замечаний о легком весе множества вещей; русский не ценит искусство и смотрит только на стоимость. О серебряном жемчужном ларчике они сказали: "Полагается, чтобы он был наполнен драгоценностями"; то же и о других пустых ларцах; умалили они и ценность узкой золотой парчи. Да, они рассматривали все так тщательно, что даже проверили пробу серебра. Пряности им, правда, понравились, но, когда мы сказали, что они привезены из [Ост-] Индии, кто-то спросил, какая это страна, как далеко от России и как туда попасть, удивились, когда им сказали, что на корабле. Мы наблюдали теперь их поведение: эти, хотя и большие господа, не стесняясь, громко рыгали, при этом всякий раз крестились, будто желая сказать: "На здоровье мне". Когда все потрогали пальцами и ощупали так, как даже самые осторожные купцы не осматривают товар, тогда все подарки были унесены в одну комнату, ее опечатали посольской печатью и поставили своих караульных, которым под угрозой телесного наказания было приказано не осквернять печати; офицеры всякий раз показывали ее вновь прибывшим часовым. Теперь они рассказывали нам о себе, каждый о своем почетном титуле и положении, о значении своей персоны, желая подчеркнуть тем самым милость царя, направившего к нам [91] столь знатных людей. Когда русский пристав узнал, что у нас сдохла одна лошадь, он сказал, что по милости царя здесь продаются дешевые лошади и что мы можем купить другую. Лакированные ларчики они приняли за стеклянные; сказали, что все вещи из меди должны были быть из золота, а все оловянные — из серебра, включая даже и замки. О фарфоровых чашках сказали: это глина, у нас ценится дешево. Об инкрустированном столе сказали — это дерево.
Наши купцы в тот же день сказали нам, что не подобает и не полагается, чтобы дары показывали приставам; но дело было уже сделано; они были удивлены также и тем, что посол при встрече допустил неправильное титулование Их Высокомогуществ, будто не зная наказа своего правительства. Еще они сказали, что наши подарки проветриваются, чтобы ветер выдул из них воздух чумы, именно поэтому нас так долго не выпускают со двора и строго охраняют.
Мы ехали к Кремлю, который находился на расстоянии менее трех мушкетных выстрелов; гонцы мчались взад и вперед: первый доложил, что посол готов, второй, — что он сидит в санях, и т.д. То передавали, чтобы мы остановились, то — чтобы ехали быстрее, затем — снова медленнее. Все это происходило, чтобы подчеркнуть величие царя и чтобы царь не слишком рано и не слишком поздно сел на трон. На всем пути до дверей царского зала с обеих сторон дороги стояли стрельцы. Калмыцкий царевич сидел на каком-то подмостке и смотрел на нас; когда он перед нами не обнажил голову и посол спросил причину этого, русские сказали: "Этот род татар не обнажит головы даже перед самим Богом".
Посол, собираясь говорить, хотел приблизиться к трону на один или два шага, но его удержали за мантию, после чего он сразу начал говорить и при каждом упоминании царского имени кланялся до земли. Царь нe сказал ни слова в ответ, за него говорили другие — справились о здоровье Их Высокомогуществ. Когда наш переводчик говорил слишком тихо и робко, царь велел сказать ему, чтобы он приблизился и говорил яснее. Когда закончилось приветствие, состоявшее в основном из комплиментов, царь устами думного дьяка спросил, что собственно привело сюда посла, на что тот ответил, что не смеет так долго задерживать столь великого монарха и хотел бы говорить об этом на следующем приеме. Когда посол подал верительную грамоту царю в руки, тот лишь прикоснулся к ней, а принял ее думный дьяк; последний отступил, остановился и сказал, что царь пожаловал посла [97] подойти к его руке, что и произошло, при этом полагалось сделать три-четыре поклона, прежде чем подойти к царю, и столько же поклонов при уходе от него.
Послу поставили скамеечку, на которой он сидел до тех пор, пока перед царем не пронесли все дары посольства; царь их видел, но не смотрел на них. До их появления посол сказал, что Их Высокомогущества прислали дары в знак дружбы и что он привез и свои подарки в знак вежливости и изъявления долга. Все подарки были внесены, и когда их проносили, то перечисляли по названию в следующем порядке: одно большое зеркало в позолоченной раме, малое зеркало в черепаховой раме; стол, инкрустированный черепахой, на позолоченной ножке; ларец, инкрустированный черепахой, с ценной ножкой; ларец остиндский, лакированный, с подставкой к нему; остиндский лакированный сундук; большой фарфоровый горшок с остиндскими сладостями; большой бивень единорога; два больших слоновых клыка; два лакированных горшка; один ящик с сукнами следующих расцветок: 10 аршин 154 шарлах (багряный), 10 аршин сукна красного, 10 аршин сукна фиолетового, 10 аршин сукна пурпурового, 10 аршин сукна цвета корицы, 10 аршин сукна светло-зеленого, 10 аршин сукна светло-синего, 10 аршин сукна цвета морской зелени, 10 аршин сукна зеленого, 10 аршин сукна белого цвета. Всего 100 аршин сукна весьма высокого качества. Пряности: 1 ящичек с корицей, 1 тючок муската, 1 тючок гвоздики, 1 тючок кардамона, 1 ящик ладана, 6 бутылок разных дистиллированных вод. Еще 6 разных бутылок, 4 фарфоровых умывальных таза. Затем последовали шелк, золотая и серебряная парча: 1 кусок золотой полупарчи, 5 серебряной, 6 — серебряного муара, 3 куска бархата, 2 куска атласа в цветочек, 4 куска парчи, 3 — шелкового муара, 3 — атласа, 4 — итальянского дамаста, всего 31 кусок, каждый по 10 аршин. Еще один тючок мускатных орехов, один тючок белого перца, ящичек бензоиновой смолы (росный ладан). Следуют серебряные изделия: два больших блюда, с позолоченными цветами; один серебряный умывальник, то же — меньшего размера, два канделябра в виде колоколов, две чаши для фруктов, одна большая чаша, два [98] кувшина; один сервиз серебряный, позолоченный, из пяти предметов; две полдюжины кубков, одна сахарница, один короб обшитый со специями, одна пудреница, шесть глубоких чашек, шесть канделябров, трое щипцов 155, четыре солонки, две позолоченные серебряные чаши с крышками, небольшая фруктовая ваза с несколькими унциями золота на дне ее, две чаши для лимона, ларчик для драгоценностей, один русский фунт сырого золота, ларчик из янтаря. Все это несли 148 человек.
Я посетил царского лейб-медика 166, который теперь находился в немилости. Он рассказывал, как русские думают, что врачи могут исцелять как боги. Он попал в немилость потому, что однажды сказал, что царь такой же человек, как другие, что исцеление должно прийти от Бога, а от него зависит лишь применение того или иного лекарства. Царь ему редко показывается, они хотят, чтобы медицинское предписание давали, не осмотрев больного. Они очень застенчивы, стыдятся раздеться, и никто не смеет, под угрозой телесного наказания, сказать, чем больны царь или царица. Когда русский видит, что какое-то средство помогло одному, он хочет получить его и для себя, считая, что это полезно для каждого, и то, что раз было прописано, они часто принимают по собственному усмотрению. Никто еще не видел царевича, но этому доктору его один раз показали, однако лишь для того, чтобы в случае его болезни назначить лечение без его осмотра. О глупость! Он должен был обещать, что ни одному человеку не расскажет, что видел царевича и целовал его руки. Тогда же его с любопытством спросили о строении человеческого тела и как это стало известно. Когда же он рассказал о вскрытии трупов, они удивились и испугались; здесь подобных фактов не допустили бы. Сам царь сказал этому доктору, что не допустит подобных вещей, и если бы в его стране такое случилось, то отучил бы от этого. Царь редко принимает лекарства, бояре еще реже. [106] Доктор сказал, что медицина никогда не была здесь в большом почете. Однако сам он получает 70 рублей в месяц (на стол) и еще 250 рублей годового жалования, кроме того, ему подарили дом стоимостью в 6 тысяч рублей, а когда царь был к нему милостив, он часто дарил ему по несколько сотен рублей. За каждое кровопускание от тоже получал прекрасные подарки и вдобавок — пищу и напитки от имени царя, да еще корм на двух подаренных ему красивых лошадей. Ежегодно он получал через Архангельск трое-четверо свободных [от пошлин] саней; теперь же, хотя он часто бьет царю челом и остается лежать ниц, его никогда ничем не жалуют, кроме полагающегося ему жалованья. Вот как опасно служить царю. Пока он еще не может выехать из страны. Рассказал и как вылечил упомянутого калмыка от поноса. Русские уверяли калмыка, что и доктор должен был подтвердить, будто болезнь его от тоски по родине, и что если он хочет вылечиться, то не должен тосковать; приходя к нему, доктор часто заставал его за молитвой; сидя на полу, он читал какие-то листки, похожие на игральные карты, и щелкал пальцами "назло дьяволу".
Здесь сейчас масленая неделя 176. Русские теперь напиваются, как свиньи. Многие валяются на улице. Иноземцы должны теперь очень остерегаться. Это последняя неделя перед пасхальным постом, когда нельзя есть мясо, но едят масло и яйца 177.
В пятницу и субботу мы видели много пьяных мужчин и женщин, попов и монахов разных чинов. Многие лежали в санях, выпадали из них, другие — пели и плясали. Теперь здесь было очень опасно; нам сказали, что в течение двух недель у 70 человек перерезали горло.
В следующую, т.е. первую, неделю поста все делаются очень набожными; они моются и чистятся, исповедуются и мало выходят; сняв с себя грехи, они не имеют больше оснований для молитвы, поэтому после окончания поста снова грешат, чтобы было о чем молиться. Царь стоит теперь ночи напролет в церкви и бьет поклоны, ест только два раза за всю неделю; он так чрезмерно набожен, что его во время молений можно использовать как кафедру 179, положив ему на спину книгу, из которой читает патриарх.
17-го здесь руками палача были казнены примерно 120 человек, кроме тех, которые кнутом или иначе были наказаны. Одного, я видел, сожгли заживо. Это был монах, который обокрал свой монастырь, и, как русские сказали, он и [132] колдовал своим крестом. Здесь был сложен костер в виде домика из квадратно уложенных друг на друга бревен; вокруг и внутри "домика" полно соломы, примерно на два фута высоты. Страдалец влез туда наверх сам, свободно, ничем не связанный, перекрестился на все четыре стороны и сказал присутствующим — "прости" (прощайте). Затем палач поднял одну или две балки, и монах прыгнул внутрь, а над его головой сдвинули балки. Как только палач слез, зажгли солому с четырех сторон одновременно, так что "домик" сразу вспыхнул. Монах крикнул только раза два, заметался в огне и задохнулся от дыма. Это было ужасно, через щели видны были муки страдальца. Размер этого "домика" был примерно 12 футов в квадрате, немного выше человеческого роста.
На том же месте у двух-трех человек были отрублены руки и ноги, а затем голова. Одни потеряли руки, другие — ступни; жуткое зрелище. Ничем не связанные, они ложатся на землю и кладут голову, руки или ноги на два бревна. Затем подходит палач с маленьким топориком и отрубает сперва руки и ноги, а затем голову. Тот, кто читает приговор, это простой писец, он стоит на скамье, без всякого караула и стражи. Здесь же прибавилось еще третье исполнение [приговора]: одного человека повесили на высокой виселице. Как покорно подымаются эти люди, когда их собираются пожаловать петлей! Все не связаны, сами идут наверх к палачу, который набрасывает им на шею толстую лубяную петлю и, после взаимного целования, вздергивает их. Не успеешь оглянуться, и дух уже вон, без всякого труда палача. Они крестятся, пока руки двигаются. В другом месте я видел еще двоих повешенных, у которых отрубленные руки и ноги были пригвождены к виселице. Еще в одном месте женщине вырезали язык. В общем, то здесь, то там вешали, обезглавливали и т.д. Кнутом бьют, прогоняя по улице. Странно происходит тут правосудие: люди едва за два часа до смерти узнают, что умрут. Потом приходит поп, который их кое-как благословляет, с ним же они едут в санях к месту казни. Приговоренный держит в руке горящую свечу; каждый, кто хочет дать милостыню, покупает ему у священника восковую [133] свечку. Когда он уже мертв, эти свечки горят для него, затем их гасят и собирают. Кто хочет, бросает на тело один-два пятака для жены и детей; пока я стоял около виселицы, пришел ребенок повешенного просить милостыню. Да, жены и дети часто наблюдают это правосудие.
Эшафотов здесь не употребляют, только скамьи, на которых стоит писец с двумя помощниками, и перед ними без особого труда происходит казнь прямо на улице. Мертвые тела бросают в ямы за городом, где раз в год над ними служат панихиду и поминают их.
Еще одну женщину осудили быть заживо закопанной в землю. Она была виновна в смерти мужа, и таково было наказание за это. Напротив, того, кто сломает жене шею, даже не бьют кнутом. Наказания преступников здесь очень жестокие и неправомерные: нюхателям табака разрезают ноздри, пьющих вино и покупающих его из запретных [не казенных] кабаков бьют кнутом. Кто описку сделает в титуле царя, хотя бы в одной букве, того лишают руки. Кто неуважительно прикоснется к иконе, лишается жизни или ссылается, если это русский, а немца либо лишают жизни, либо обязывают совершить обряд перекрещения. Кто стрелял в ворону, сидящую на крыше церкви, того бьют кнутом. Кто-то стрелял вблизи помещения царя, это стоило ему правой руки и левой ступни. За разные преступления лишают человека глаза, носа или уха, разрезают щеки или лоб. Должников бьют по голеням. Кроме того, что сжигают людей, их бросают живых и связанных в огонь для пытки и оттуда вынимают. Кто имел дело с коровой, того привязывают к ее рогам за мужской член и так кнутом гонят по улицам. Самое обычное наказание — это ссылка в Сибирь, куда попадают тысячи. Если муж совершает преступление, за которое его ссылают, то жена и дети должны отправиться с ним.
В тот же день, когда происходила эта трагедия, один изверг из нашей свиты отрубил, тоже одному из наших, нос, так что тот висел, держась только за маленький кусочек кожи.
НИКОЛААС ВИТСЕН
ПУТЕШЕСТВИЕ В МОСКОВИЮ
1664-1665
MOSCOVISCHE REYSE: 1664-1665. JOURNAAL EN AANTEKENINGEN
Сообщение отредактировал Стрiлець: 19 июля 2017 - 23:02
