В лесу стоял старый заброшенный дом. Только жители убогой деревушки неподалёку знали, кто и зачем построил этот дом в стороне от посёлка, но они предпочитали молчать. Они были известны своей угрюмостью и не подпускали чужаков к своей деревне.
Когда один господин из города пожелал купить этот дом, местные удивились, однако проводили его до самой двери; внутрь же никто не пошёл. Покупатель подивился тому, как хорошо сохранился дом, казалось, его построили недавно, всего месяц назад, хотя хозяин, живший в деревне, сказал, что здание построено ещё в конце девятнадцатого века и заброшено с начала двадцатого. Владелец сказал, что этот дом слишком велик для него, потому он и не живёт здесь, и согласился продать его за смехотворную цену. Когда же покупатель сообщил, что у него тяжело больной сын, хозяин торжественно объявил, что в этом доме он обязательно излечится, если будет постоянно молиться. Также хозяин сказал, что ночью ни в коем случае нельзя открывать окна и смотреть на небо, довольно неубедительно объяснив это тем, что по ночам ветер приносит с болота ядовитые газы, которые вызывают галлюцинации и делают глаза настолько чувствительными к свету, что можно ослепнуть, взглянув на луну. Поблагодарив за заботу угрюмых жителей деревни, покупатель уехал в город, унося с собой благословения, добрые советы насчёт больного сына и неприятное чувство, будто хозяин сказал далеко не всё, что знает.
Глебу было шестнадцать лет, и он действительно был болен: каждую ночь ему снились кошмары, от которых он кричал и бесновался во сне, довольно часто причиняя вред самому себе. Это началось после того, как три года назад одноклассники едва не запинали его до смерти. Неделю Глеб не просыпался. Проснувшись, он помнил всё. Он так и не простил тех восьмерых мальчиков, хотя их посадили в тюрьму на максимальный срок. Он не простил остальных, которые, глупо смеясь, смотрели, как он пытается отбиться от мучителей, а потом потихоньку разошлись; были среди них и те, кого мальчик считал друзьями. Он навсегда запомнил равнодушные лица прохожих; только десятый из них осмелился вызвать полицию.
Когда срослись сломанные рёбра, руки были вправлены на место, рассосались синяки, и врачи сказали, что сотрясение мозга обошлось без последствий, Глеба выписали из больницы, и вот тут начался кошмар.
По ночам он бесновался, а днём страдал от постоянной головной боли. Ни врачи, ни психологи, ни знахари, ни даже священник не могли помочь. На мальчика не действовали ни лекарства, ни гипноз, знахари оказывались шарлатанами, а священник, который обещал изгнать бесов из юного страдальца, в ужасе выбежал из дома, когда Глеб начал выкрикивать во сне какие-то стихи таким страшным голосом, что в окнах задрожали стёкла.
Родители были в отчаянии. А Глеб пытался привыкнуть к такой жизни, понимая, что никто уже ему не поможет. Глубже, чем раньше, он погрузился во тьму готического искусства, ужасов и мрачной музыки: только так он ещё мог получить удовольствие. Ещё он был художником и рисовал свои фантазии. Его рисунки могли напугать, насмешить или заставить плакать или кричать, но они не могли не понравиться, настолько были хороши. Теперь Глеб всё чаще рисовал страшные картины, изображая свои кошмарные сны. Он часто рисовал вслепую, находясь в каком-то головокружительном полусне, в таком состоянии он ещё мог изобразить что-то светлое; затем начинались кошмары. Но самые светлые, самые волшебные фантазии навевал Глебу лунный свет. Даже скучная реальность приобретала таинственный оттенок в серебристом сиянии луны, и потому он рисовал по ночам, благословляя светлоликую царицу ночи, которая позволяла ему хотя бы на время отсрочить приход ужасных снов.
В школе у Глеба не было друзей, как и раньше, хотя учился он неплохо. Здоровые и весёлые дети не могли понять его и не хотели. Их не интересовало то, что он рисовал, как и то, что он читал и слушал. Кроме того он не всегда мог ходить в школу из-за головной боли. И никому не было дела до мрачного и хмурого мальчика, который и сам не желал разговаривать ни с кем. Все удивились, когда Глеб перешёл в десятый класс, ведь он был так одинок в школе, но сам он просто не знал, куда ему идти. Кроме того он не был уверен в том, что доживёт до конца года: однажды он сломал себе два ребра во сне, а в другой раз проснулся с ножом в правой руке и со множеством порезов на левой. Впрочем, жизнь почти перестала его привлекать.
Родители, видя, как страдает их ребёнок, понимали, что надо что-то менять. К тому же соседи всё сильнее ненавидели Глеба. Им надоели постоянные вопли по ночам, их пугал мрачный вид больного подростка, который отрастил длинные чёрные волосы и носил всё чёрное и всякие страшные украшения: ему нравилось пугать всех. А когда одна старуха, увидев, как Глеб, смеясь, вертит в руках складной нож, пустила слух, что в доме живёт начинающий маньяк, отец понял, что пора переезжать. Тогда он и купил тот дом в глуши, где по крайней мере их сын никому не помешает. А когда он увидел сам дом, то понадеялся, что его мрачная атмосфера хоть ненадолго взбодрит его мальчика.
Глеб действительно оживился, узнав, что они переезжают в дом в лесу. Новое жилище привело его в восторг, голова перестала болеть, и он был весел весь день, пока приводили в порядок те несколько комнат, которые отец уже осмотрел. Себе он выбрал просторную комнату на втором этаже, находившуюся довольно далеко от остальных. Два окна за тёмно-синими занавесками, изящная старинная мебель и витая лестница в ещё не осмотренную мансарду... Глебу понравилась эта комната.
Однако вечером вернулась головная боль, а с нею и тоска. После ужина, весьма убедительно изобразив, что падает от усталости, Глеб легко вбежал в свою комнату, запер дверь, спотыкаясь, доплёлся до кровати и рухнул на неё, в чём был.
До темноты он лежал и бранил весь свет. Он ненавидел врачей, которые не могли его вылечить, ненавидел психологов с их пустыми советами. Он ненавидел равнодушных взрослых и опьянённых радостью детей, старух-сплетниц и злобных подростков – ненавидел всех.
Когда наступила ночь, он пришёл в себя и прислушался.
Ещё днём его насторожила мёртвая тишина в доме. Ни шум леса, ни крики родителей в дом не проникали, а если кто-то что-то говорил внутри дома, звук казался каким-то приглушённым. И сейчас обычно громкий храп отца был едва слышен. Глеб видел, как колышутся тени за окном, но не слышал ни звука, даже ветер не проникал внутрь и не шевелил тяжёлые занавески.
Глеб встал и, пошатнувшись, ухватился за спинку кровати, ругаясь на собственную тяжёлую голову. Вскоре боль поутихла, и мальчик подошёл к окну, отдёрнул занавеску и замер.
Высокие ели и сосны качались и вздрагивали от сильного ветра, похожие на толпу дикарей, исполняющих свой беспорядочный жуткий танец; такой шторм не мог быть бесшумным, но в доме стояла мёртвая тишина! Глеб видел, как недалеко от дома большая ветка упала на землю, но без треска. Он прекрасно помнил, что местные не советовали смотреть в окно, но они же не заходили в дом… по крайней мере при его отце. Чем дольше мальчик смотрел на пляску деревьев, тем больше его угнетала тишина, а воздух всё больше казался тяжёлым и затхлым. Глеб снова пошатнулся, в глазах начало темнеть, и он нарушил второй запрет, открыв окно.
Тут же прохладный ветер ворвался в комнату, неся шум деревьев, скрипы и стоны гнущихся стволов, треск отломанных веток, журчание ручья где-то неподалёку и ещё сотни других звуков, которые Глеб уловил своим обострённым болезнью слухом. Ветер растрепал его длинные волосы и словно сдул тяжесть и боль из головы, и Глеб рассмеялся тихим счастливым смехом, следя за тем, как ветер играет тяжёлыми занавесками и листает его альбом с рисунками, который он оставил на столе.
Теперь в комнате было так шумно, что Глеб уже всерьёз задумался, почему до этого было так тихо. Обычные стены обязательно пропустили бы такой шум, и обычные окна должны были пропустить ветер внутрь. Думая, он любовался игрой лунного света на качающихся деревьях, на цветах, растущих из мха – каждая мелочь была видна. И он нарушил третий запрет и посмотрел на бесконечное чёрное небо, усыпанное звёздами, и увидел почти полную луну.
Несколько минут он любовался сияющим белым диском, чувствуя в то же время её пристальный взгляд; такого с ним раньше не было. Глеб словно впервые почувствовал всю силу и власть луны; только из-за её магии он всё ещё жил. Взглянув вниз, он увидел всё так же отчётливо, как и всегда, и посмеялся в душе над суеверными местными жителями, которые из-за своих предрассудков не видят такой красоты.
Вдруг огромная чуть красноватая туча наползла на небо и скрыла звёзды и луну; и мальчик согнулся пополам от боли, разрывавшей голову. Когда темнота перед глазами рассеялась, Глеб злобно посмотрел на злорадно красневшую тучу.
– Какого чёрта ты прилетела? – закричал он, обращаясь к ней.
Послышался гром, и снова у Глеба в глазах потемнело.
– Тебя как будто из деревни пригнали, чтобы я на луну не смотрел, - тихо сказал он, ожидая, что будет дальше. Почему-то его совсем не удивило то, что туча отвечает ему.
Снова громыхнуло, и туча потемнела, как показалось Глебу, подтверждая его слова. Это привело его в ярость: как кто-то смеет прятать от него то, что он любит, только из-за каких-то своих заблуждений?
– Да чтоб вы провалились! – снова закричал он. – Чтоб эта туча пролилась на вашу проклятую деревню дождём из змей!
На этот раз туча громыхнула так гневно, что сверкнула молния.
– Ну и что ты мне сделаешь за мои слова? – спросил Глеб с издёвкой. – Назад я их не возьму.
Тут огромная молния ударила в землю рядом с домом, потом другая, третья; они подбирались всё ближе, и Глеб понял, что зашёл слишком далеко. Но не испугался.
– Смотри, не промахнись, остальные-то не виноваты, - тихо и зло сказал он, и огромная молния двинулась прямо в него, но не дошла до цели, перехваченная тёмно-синей молнией.
Взглянув вниз, мальчик увидел высокого человека в чёрном плаще, именно из его руки шла эта тёмная молния; он просто отшвырнул ею ту, которую послала туча. Затем стал стрелять своими молниями в тучу, и она, съёжившись, поспешно уползла прочь, и снова показались луна и звёзды. Прежде, чем Глеб успел что-то понять, человек поднял голову, и из-под капюшона сверкнули тёмно-синие глаза; от их внимательного взгляда мальчику стало не по себе. «Что это за существо? – подумал он. – Неужели настоящий колдун?» А колдун снова опустил голову, и он услышал шёпот. Кто-то нараспев читал приятным нежным голосом какие-то стихи на неизвестном языке; от этого луна засияла ещё ярче, а ветер как будто засеребрился и принёс какой-то странно приятный запах, и Глеб почувствовал, что засыпает. Он попытался сопротивляться этому, но не мог и не хотел. «Может, местные имели в виду именно это? – подумал он, направляясь к постели. – Глупцы, они, наверно, сами не знают, чего боятся. Бедные дураки…»
Рухнув в кровать, Глеб уснул.
Он не видел, как высокий человек в чёрном кожаном плаще зашёл в его комнату через дверь, осмотрелся, полистал его альбом, некоторое время смотрел на Глеба, а потом задумчиво вышел.
Молодой полицейский стоял и смотрел на простёртое на полу тело. Он почти не был знаком с этим человеком и знал о нём только то, что он раньше работал в его отделе и впал в депрессию после того, как поехал осмотреть одну просёлочную дорогу, по которой почти никто не ездил. Вернувшись через сутки в пропахшей бензином одежде, он только и мог сказать, чтобы другие не вздумали ехать туда. Он ушёл из полиции и замкнулся в себе. Молодой полицейский познакомился с ним случайно и заинтересовался его невесёлой историей, но сам несчастный почти ничего не рассказывал о том, что случилось на той дороге, сказал только, что оказался в какой-то деревне. Юноша надеялся, что со временем потрясение пройдёт, и его новый друг станет поразговорчивее, но сегодня ночью позвонила его пожилая мать и сказала, что он застрелился. Молодой полицейский приехал в числе прочих и теперь не знал, что ему делать. Он искренне жалел этого человека и теперь твёрдо решил выяснить всё.
Его вывела из оцепенения мать несчастного.
– Вы с ним дружили, я знаю, - сказала она. – Он ещё разговаривал с одним типом, они познакомились в баре неподалёку. Там они сидели каждое утро; сыну было чуть легче с тех пор, как появился этот парень. Может, он вам хоть что-то объяснит.
Рассеянно поблагодарив женщину, полицейский направился в указанный бар и стал ждать, рассматривая рисунок своего друга, который нашёл на столе; по словам матери, так выглядел тот, кого он ждал.
Вскоре этот человек вошёл. Высокий, бледный, с длинными тёмными волосами и сверкающими синими глазами, в чёрном кожаном плаще, он осмотрелся, вздохнул, купил себе тёмного пива и уселся в углу. Полицейский подошёл к нему.
– Не возражаете? – спросил он, садясь напротив.
– Нет, - коротко ответил молодой человек и хлебнул из кружки; голос у него был мягкий и тёплый.
– Вы были знакомы с ним? – спросил полицейский, показывая ему фотографию своего друга.
– Так и знал, что вы из-за него, - невесело усмехнулся его собеседник. – Я так и знал, что этим кончится.
– Почему? – оживился полицейский.
– Он мне сам сказал, что не может больше терпеть эти мучения. Вы же были знакомы с ним, раз на меня вышли, так знаете, наверно, что ему кошмары снились.
– Нет, - смутился юноша. – Со мной он мало разговаривал, да и познакомились мы недавно.
– Понятно. Я знал его примерно месяц, и со мной он говорил чаще.
– Расскажите подробно, как вы познакомились и что он вам рассказывал, - взволнованно попросил полицейский.
– Познакомились здесь, он сидел и рисовал что-то, я взглянул и увидел знакомые места…
– Знакомые? – удивился юноша.
– Я там жил раньше какое-то время. Ну вот так мы и разговорились; лично я был удивлён тем, что он вышел оттуда живым. Бедняга, он был так потрясён тем, что увидел, что ему снились кошмары.
– Что это за место такое?
– Проклятая деревушка, её нет на картах, и это хорошо. Я туда вернулся месяц назад, там всё по-прежнему, то есть плохо.
– Ну а что там такого страшного, что нормальный человек с крепкими нервами сошёл с ума? – нетерпеливо спросил полицейский.
– Страшно то, что она похожа на кошмарный сон.
– Не морочьте мне голову, пожалуйста.
– Я и не пытался, - ответил молодой человек, прикладываясь к кружке. – Если вы мне не верите, почитайте дневник вашего друга, он говорил мне, что пишет там больше о своих кошмарах. Этому документу вы, наверно, больше поверите.
Молодой полицейский смутился: последние слова его собеседника прозвучали немного насмешливо и слегка обиженно.
– Нет, вы только не обижайтесь, - поспешно сказал он. – Просто…это же невозможно.
– Что именно? – мирно спросил странный человек.
– Ну то, что деревня похожа на кошмар…Не может же она быть погружена в мир чьих-то снов.
– Тем не менее так и есть. Ваш друг тоже не думал, что такое возможно, пока не увидел своими глазами. – Молодой человек допил пиво и встал. – Если вы хотите всё разузнать, сперва почитайте то, что написал ваш друг, а потом поезжайте по этой дороге и проверьте, если пожелаете. Если я вам понадоблюсь, по утрам я обычно сижу здесь, а вечером играю в соседнем заведении. Зовут меня Андрей.
– Вы что, музыкант? – рядом находился бар для рокеров.
– Да, играю на гитаре, хотя могу и на других инструментах.
– А почему живёте в этой странной деревне?
– Там отлично пишется музыка. Кстати, предупреждаю, деревенские не любят чужих, боятся. Ваш друг всё время боялся, что его выследят и прикончат; если вы сможете оттуда уйти, всё время будьте начеку. Если пожелаете поехать туда, предупредите кого-нибудь и укажите ему на карте, где эта деревня. Ваш друг зарисовал это на своей карте, я видел. Я сегодня весь день там, но буду занят, так что на меня рассчитывать нечего.
– Да ладно вам, я ведь тоже не сопляк, – молодой полицейский был удивлён, этот человек рассказывал о своей деревне, как о горячей точке.
– Я вас предупредил.
Андрей вышел. Заводя мотоцикл, он видел, как молодой полицейский выбежал из бара и направился к дому, от которого отъехала последняя полицейская машина. Усмехнувшись, музыкант тронулся и помчался по шоссе через лес. Он знал, что юноша намерен посетить деревню независимо от того, что он прочитает в дневнике того бедолаги. Повернув на очень плохую, но знакомую ему дорогу, Андрей взглянул на небо и тут же рванул ещё быстрее.
Он волновался. Следующей ночью полнолуние. Если повезёт, к утру всё будет закончено. Если нет, ждать ещё как минимум год.
Проснувшись, Глеб сначала не мог вспомнить, когда он заснул. Он не помнил даже, что ему снилось, помнил только, что это было что-то приятное и светлое. Некоторое время он лежал неподвижно и любовался золотистым полумраком в комнате; теперь занавески слегка шевелились от ветра, приносившего запахи леса и поздней весны, но солнечные лучи в комнату не проникали.
Внезапно Глеб вспомнил всё и тут же вскочил на ноги, дивясь лёгкости в теле и в голове. Отдёрнув занавеску, он сперва отшатнулся обратно к стене, прячась от света, но потом выглянул в окно и похолодел, увидев выжженные на мху отметины от тех молний.
Схватившись руками за голову, Глеб пытался понять, что здесь происходит. Он знал, что красная туча и её молнии не были сном или галлюцинацией, знал, что кто-то его спас ночью… Но разве такое возможно? Глеб был готов поверить во что угодно, имей он более существенные доказательства. Но хуже было то, что он не понимал ничего в этой истории. Почему местные так тщательно следят за соблюдением их правил, и почему тот колдун спас его? Ответ могли знать только местные. Оставалось спросить их.
Решив так, Глеб подошёл к зеркалу, висевшему на стене, и уставился на своё отражение.
Он выглядел младше своих шестнадцати и походил на живого мертвеца; во всяком случае, так думал он сам. Маленький, худенький и мертвенно бледный, со спутанными чёрными волосами, искусанными губами и чуть красноватой темнотой вокруг горящих чёрных глаз, одетый в пыльную чёрную одежду, он действительно выглядел жутко. Приведя себя в порядок, Глеб снова критически посмотрел в зеркало.
– Был нечесаный труп в железках, стал ухоженный покойничек, - хмыкнул он, обращаясь к своему отражению, затем нацепил пару браслетов, показал язык отражению и вышел.
Родители и семнадцатилетняя сестра Лена уже проснулись и завтракали, когда он вошёл. Они были рады узнать, что этой ночью Глеб отлично выспался; про то, что случилось, он решил им не говорить: зачем пугать любящих родителей и добрую сестру? Однако в деревню Глеба не пустили.
– Мы даже не знаем толком, где она, а тебе уже понадобилось в неё пойти, - сказала мать. – Ты только приехал, только начал поправляться, отдохни лучше. Дом осмотри да погуляй рядом, тебе же понравился лес.
Глеб не стал возражать. Он прекрасно знал, как отец и мать хотят, чтобы он поправился. Сам он чувствовал, что скоро ему станет так же плохо, как и раньше, но он не стал расстраивать мать своими предположениями. Поев, он решил осмотреть дом и, проводив до машины уезжавшего в офис отца, вошёл в дом и стал рыскать по неизученным покоям.
Он начал с тёмного коридора, в конце которого была дверь. Повертев в замке маминой шпилькой, он легко открыл дверь и вошёл в узкий коридорчик, спускавшийся вниз. В кармане очень кстати обнаружился фонарик; достав и включив его, Глеб увидел ещё одну дверь, отпер её и вошёл в крошечную комнатку, маленькую и страшную.
Луч фонарика высвечивал то одну, то другую жуткую подробность этой почти что подвальной каморки. Свет едва проникал сюда через забранное решёткой мутное окошко под потолком. Простая железная кровать, стол и стул составляли обстановку комнаты. Глеб отшатнулся, увидев на измятой белой простыне следы крови и окровавленные старые верёвки, которыми кого-то, судя по всему, привязали к кровати. В прошлом году он попросил сестру привязать его на ночь к кровати, чтобы не кататься по полу во сне; запястья и лодыжки жалобно хрустели при одном воспоминании о том, что с ними стало к утру. Их и теперь сводило от неприятной ноющей боли, поэтому Глеб поспешно отвернулся и взглянул на стол, на котором лежала стопка рисунков.
С первого взгляда было видно, что рисовал их безусловно талантливый, но тяжело больной человек. Многие были выполнены в такой манере, будто рисовавший их не мог смотреть на свет; Глебу было отчасти знакомо это состояние. Свеча в руках высокого господина в сером выглядела здесь, как что-то мучительно яркое, вызывающее боль. Один рисунок особенно его заинтересовал, то был портрет какой-то прекрасной девочки, чью красоту неизвестный художник увидел даже сквозь лучи ненавистного света. Остальные рисунки были цветными и поражали своей необычностью. На одном был изображён какой-то монстр, длинный и плоский, как забор, состоявший будто из одних зубастых пастей, а сверху обросший целыми зарослями огромных глазных яблок на тонких кожистых стеблях и извивающейся колючей проволоки. На другом художник изобразил какие-то ужасные цветы, которые хлестали друг друга длинными тычинками, похожими на плётки. С третьего рисунка, со стены, обросшей какой-то жёлтой гнилью, на него взирали десятки выпученных глаз, росших на красных плёнках на месте окон; под каждым окном улыбался мерзкой улыбкой большой красный рот. Неизвестный художник изображал ужасных монстров; один был похож на охапку прутьев и линеек (почему-то Глеб вспомнил несносного директора своей второй школы), другой напоминал человека в одежде священника и с двумя лицами, набожно-кротким и свирепым, с плёткой в руке… Самым страшным был рисунок, на котором на убогую деревушку надвигалось огромное бесформенное зелёное чудовище; художник смотрел на это сбоку, и Глеб откуда-то знал, что художник скорее предпочёл бы быть проглоченным зелёным монстром, чем спрятался бы в деревне. Осторожно сложив рисунки на прежнее место, мальчик вышел, закрыв шпилькой одну дверь и затем другую.
Он уже не знал, что и думать. Кровь выглядела совсем свежей, в комнате как будто замерла чья-то нечеловеческая злоба, а такие рисунки могли получиться только у того, кто ненавидит весь свет, особенно людей. Глеб вздрогнул при мысли, что некоторые рисунки этого странного художника так похожи на его собственные.
Дальнейший осмотр не дал ничего ужасающего, зато Глеб слегка успокоился, бродя по красивой мансарде со стеклянной крышей и изучая роскошную обстановку прочих комнат.
Вокруг дома раньше был сад, но теперь часть его превратилась в плотные заросли, часть обросла мхом так, что больше ничего не росло. Глеб прошёлся мимо остатков деревянного забора, некогда отделявшего двор от леса, потом пролез по бывшему саду и содрогнулся, увидев крошечное мутное окошко у самой земли, то самое оконце.
Пошатываясь, Глеб вернулся в свою комнату и, сев на кровать, попытался привести свои мысли в порядок; это давалось ему с трудом. Только что он видел заляпанную свежей кровью кровать, но понятия не имел, кто на ней лежал. Он видел страшные рисунки, которые рисовал кто-то, кто ненавидит свет. А ночью его чуть не убила молнией разгневанная туча, но какой-то незнакомец его спас… Глеб расхохотался. Нет, очевидно, местные были правы, и ветер принёс с болот что-то плохое. Затем он вспомнил следы на мху. Он никогда не видел следов от молнии и не знал, точно ли именно молнии их оставили, но слишком уж сильно он запомнил эту почти осязаемую злобу, эту зловеще красневшую тучу. Глеб понял, что он просто обязан выяснить, что было ночью, но сам он не разузнает ничего.
Ни мать, ни сестра не порадовались его настойчивому желанию посетить деревню, но в конце концов отпустили его, поняв, что спорить бесполезно.
Глеб бодро шагал по узенькой тропинке, которую он приметил, присмотревшись. Ветер весело играл высокими елями и соснами и трепал волосы мальчика, который любовался почти нехоженым лесом, его дикой красотой. Он шёл по тропинке, справедливо полагая, что хоть куда-то она его выведет, если же ему не понравится то, что он найдёт, он по ней же вернётся домой. Вскоре впереди показались обшарпанные крыши домов, и Глеб ускорил шаг. Довольно быстро он вышел на открытое место и зашатался от страха и удивления.
Несомненно, перед ним был забор, на сто метров вокруг которого земля была выжжена и покрыта серым пеплом; на этом пространстве было много луж какой-то красной жидкости, пахнувшей кровью. В этих лужах ползали какие-то мерзкие змееподобные тварюшки. Но ещё страшнее был сам забор, ведь он выглядел точно так же, как то длинное и плоское чудовище на рисунке. Щели-пасти то открывались, то закрывались, а огромные глаза были прикрыты какими-то бледными лепестками; проволок не было видно.
Успокоившись, Глеб стал обходить этот страшный забор кругом, ища вход. Теперь к желанию получить ответы на свои вопросы примешалось любопытство, и страх не мог заставить его повернуть назад. Вскоре он увидел ворота, обыкновенные ворота, по бокам от которых росли те омерзительные цветы, которые на рисунке хлестали друг друга плётками-тычинками.
Глеб приблизился и еле успел отскочить от хлестнувшей в его сторону плётки, больше похожей на длинный язык лягушки. Тут же глаза над забором раскрылись и все уставились на мальчика, который кинулся прочь, когда из-за забора показались извивающиеся колючие проволоки. До деревьев они не доставали, и он остановился там. Отдышавшись, он взглянул на свои забрызганные кровью ноги; змейки испуганно пищали, уползая подальше от того места, где он бежал. Взглянув на ворота, Глеб подумал, затем стал искать длинную прямую ветку. Найдя подходящую палку, он проверил, как она лежит в руках, повертел её и остался доволен. В кармане лежал складной нож, но сейчас он был бесполезен. Схватив поудобнее ветку, мальчик двинулся к воротам. Проволоки и длинные языки извивались, пытаясь хлестнуть его, но он отбивал их своей палкой и скоро пробрался внутрь.
Он оказался в самой обычной на первый взгляд деревне, грязной, ветхой и безлюдной. Окна домов были заколочены, двери заперты, и всё было словно полито сверху чем-то красным; змеюшки ползали и здесь, копошась в кучах мусора и ища, чем поживиться. Кучи мусора говорили о том, что кто-то здесь всё-таки живёт. Из одной будки показалась отощалая собака, взглянула на Глеба, издала какой-то кашляющий звук и вяло забралась обратно в будку.
– Здесь кто-нибудь есть? – громко спросил Глеб, но ответа не получил, только мелькнули в одном окне чьи-то перепуганные глаза.
Из оцепенения его вывел тошнотворный звук сзади. Обернувшись, он увидел, как проволоки медленно уползают в землю под самым забором, а глаза закрываются мерзкими лепестками. Рядом со стеблями росли другие цветы того же трупного цвета; на глазах у Глеба один из них открылся, превратившись в жуткую пасть с красными зубами, и стал тянуться к нему. Мальчик отскочил и поспешно отвернулся, увидев, как другие бутоны открываются таким же образом: от их вида ему стало дурно.
Придя в себя, он двинулся дальше по узкой улочке, всё ещё надеясь найти хоть какого-нибудь человека. Присматриваясь к домам, он отмечал то одну, то другую ужасную деталь, каждый дом был как будто проклят отдельным проклятьем. Один оброс снаружи плющом, шевелившимся явно не от ветра и поймавшим в свои крепкие объятия какую-то несчастную собаку и нескольких птиц; Глеб представил, как страшно должно быть живущему в этом доме, если в каждое окно заглядывает чьё-то посиневшее лицо. В другом доме не было окон, у третьего валялись горы пустых бутылок, четвёртый скособочился, и крыша его обвалилась. Проследив взглядом за кучкой змеек, Глеб чуть не закричал, увидев, как они с аппетитом уплетают давно сгнивший труп, обмотанный колючей проволокой и брошенный под забором; ужаснее всего было то, что труп шевелился, пытаясь отбиться от ползучих тварей. Отшатнувшись, мальчик едва не столкнулся с притаившимся в углу небритым и неряшливо одетым человеком, который сидел неподвижно, уставившись вперёд остекленевшими глазами, но, несомненно, был жив.
– Вы слышите меня? – спросил Глеб, помахав рукой перед его лицом.
Глаза медленно уставились на него и мгновенно загорелись ужасом.
– Чужой в деревне! – закричал человек пронзительным голосом. – Помогите, чужой пробрался сюда!
Прежде, чем Глеб понял, что происходит, из более-менее целого дома вылезло пятеро мужчин крепкого сложения и с дубинами в руках, они тут же напали на чужака. Он защищался, орудуя своей палкой, и уже уложил на землю одного, но тут прибежали ещё двое, схватили Глеба и поволокли в дом.
Внутри набралось человек пятьдесят, грязные и оборванные люди обоих полов и разных возрастов. Они смотрели на него почему-то с ненавистью и страхом. Поймавшие его люди крепко держали его за руки, однако карманы осматривать не стали, и Глеб стал обдумывать, как ему выйти отсюда.
Тут его размышления прервал вошедший из другой комнаты высокий человек в чистом сером костюме. Худой, светловолосый и осанистый, он, очевидно, был здесь главным, потому что даже державшие Глеба силачи потупились и чуть ослабили хватку.
– Кто ты? – спросил вошедший вкрадчивым голосом инквизитора; Глебу не понравилось, как блестят его тускло-серые глаза.
– Я просто мальчик, – сказал он. – Я забрёл в вашу деревню, а эти люди зачем-то схватили меня…
– Ты вошёл через ворота? – удивлённо спросил светловолосый.
– Да, что с ними? Что тут вообще творится? – спросил мальчик, теряя терпение.
– Думаю, господа, не стоит торопиться, – сказал светловолосый, обращаясь ко всем. – Идите по домам, я сам поговорю с ним.
– Смотрите! – крикнул какой-то мальчик, взглянув в окно. – Вон он опять идёт!
Глеб присмотрелся и увидел сквозь мутное стекло высокую фигуру в чёрном, неторопливо двигавшуюся по улице.
– Видишь его? – спросил Глеба светловолосый. – Он каждый день приходит сюда через ворота, и они его пропускают. Ему не страшна ни одна тварь из тех, которые рыщут здесь по ночам. Он живёт за забором и ни разу ещё не показал мне своего лица. Остерегайся его, он служит злу и поёт песни во славу луны, которая даёт ему его силу. Он колдун.
Словно в подтверждение слов говорившего человек взмахнул руками, будто изображая взрыв, и воздух наполнился маленькими чёрными бабочками, которые стукались об окна домов, будто пытаясь проникнуть внутрь; когда же они разлетелись, высокого человека не было видно.
– А теперь скажи нам, как ты прошёл сюда, с чьей помощью, – сказал Глебу светловолосый.
– Я отбивался от этих тварей палкой, – он решил, что лучше говорить что-нибудь, может быть, его отпустят. – Колдовать я не умею…
– И не должен! Колдовство – это зло. Зачем ты пришёл сюда?
Глеб задумался. Он не знал, как этот человек отреагирует на то, что ночью он смеялся над местными суевериями.
– Это твоя семья приехала сюда вчера, ведь так? – мягко спросил светловолосый. – Я знаю, что ночью кто-то из вас открыл окно, потому что только в этом случае туча, посланная мною, чтобы оберегать вас, могла разгневаться так, что это заметил этот злой колдун. Я молился за вас, чтобы зло не завладело вами, а теперь кто-то из вас отравлен им. Кто это? Скажи мне, мальчик, я не причиню вреда этому несчастному, я попытаюсь спасти его.
Глаза светловолосого сверкнули при этом так, что Глеб понял, что под словом «спасти» подразумевается что-то недоброе. Голова снова начала тяжелеть и наливаться болью, казалось, это светловолосый пытался проникнуть в его мысли или пытал его. Глеб решил, что никто не должен страдать из-за него.
– Это я, – сказал он.
Люди в комнате загудели. Слышались предложения сжечь ослушника или всадить освящённую пулю ему в сердце, но светловолосый поднял обе руки, призывая всех помолчать.
– Если мальчик сам признался, он не безнадёжен, – объявил он громко. – Будем же милосердны и дадим ему возможность исправиться. – Затем он обратился к Глебу. – Мы выведем тебя в лес через безопасный ход. Возвращайся домой и молись, молись, чтобы зло из тебя вышло. Колдовство – это зло, и этот колдун, что заставил тучу пролиться на нашу деревню дождём из крови и змей, сделает всё, чтобы склонить тебя ко злу. Много лет назад это уже произошло с одним мальчиком, тогда более могущественный колдун обещал вылечить его болезнь, и дитя согласилось, будучи слишком слабым, чтобы терпеть её. Тот мальчик и проклял эту деревню, свою родную деревню. Сам он мёртв, но месяц назад вместо него появился этот колдун, которого ты видел. Он злодей. Не говори с ним, если увидишь его, и не верь ничему, что он скажет тебе.
Люди снова стали тихо шептаться, а Глеб вышел из дома, сопровождаемый десятью крепкими подростками чуть помладше его. Им приказали проводить его и возвращаться.
На улице он присмотрелся к своим попутчикам, они выглядели далеко не так дружелюбно, чтобы доверять им. В полном молчании мальчики провели его через пару тёмных дворов и мимо обросшей жёлтой гнилью школы; она громко расхохоталась всеми ртами, какие у неё были, увидев мальчиков. Затем снова начались дворы, и мальчики стали косо поглядывать на Глеба. Он насторожился.
Вскоре показался страшный забор, но один участок его был самым обычным, в нём недоставало трёх досок. Подростки молча вытолкнули мальчика в дыру, затем так же молча вылезли сами и повели его дальше. Отойдя на небольшое расстояние от забора, они остановились толпой вокруг Глеба, который уже понял, что они задумали что-то, чего не приказывал им светловолосый. Старший мальчик, рослый и крепкий, приблизился к нему и ткнул его пальцем в грудь.
– Я не думаю, что такой тип, как ты, может исправиться, – сказал он, и остальные кровожадно закивали.
Они с неодобрением рассматривали чёрную одежду Глеба, снова покрывшуюся пылью, и заляпанные кровью ноги.
– Вот это патлы, – сказал один рыжий паренёк.
– Весь в чёрном и в браслетах.
– Совсем как этот колдун.
– Ты что, его ученик?
– Точно, его сынок.
– Сынок или верный слуга.
– Ребята, давайте сожжём его. Что скажете?
Это предложение Глебу не понравилось.
– А ты не думаешь, что это злой колдун нашептал тебе эту мысль? – мальчик знал, что скорее всего это не подействует, но попробовать стоило. Старший задумался, а остальные стали шептаться, смеясь над своим командиром, которого «смутил хлипкий мальчик». Однако старший не попался на его уловку.
– Нет, разве стал бы он убивать своего слугу? – резонно спросил он, и остальные снова закивали. («Чёрт, а он не такой дубина, как я думал!» выругался Глеб про себя.) – Выходит, я действую правильно. Бей его, ребята!
Но Глеб уже был готов. Он был зол, и это давало ему силу. Но и мальчики были весьма крепкие, кроме того их было больше, и Глеб, отбившись от них, кинулся бежать. Мальчики всей толпой погнались за ним.
Неожиданно он выбежал к небольшому аккуратному домику, стоявшему в лесу. Голова у него к этому времени уже снова разрывалась от боли, и драться долго он уже не мог. Возникла мысль отсидеться в доме, если дверь открыта. Шатаясь, он подошёл к дому, дёрнул ручку, но дверь оказалась заперта. Глеб постучался, надеясь, что хозяин дома и не откажется впустить его.
Тут отовсюду выскочили подростки и кинулись на ослабевшего мальчика. Он собрал все оставшиеся силы и стал отбиваться. Отпихнув рыжего верзилу, он снова дёрнул ручку запертой двери, одновременно выхватывая из кармана нож, и полоснул им по руке следующего мальчика. Тот отшатнулся, а Глеб почувствовал, что дверь открыта, скользнул внутрь и запер дверь. На неё тут же посыпались удары; мальчик закрыл глаза и прислонился к стене, чувствуя, что теряет сознание.
– Кто ты и зачем пришёл?
Встрепенувшись, Глеб поднял голову и увидел высокую фигуру в чёрном. Всё плыло перед глазами.
– Там мальчики хотят меня убить, – только и успел прошептать он перед тем, как потерять сознание; он только почувствовал, что чьи-то ледяные руки подхватили его и опустили на пол.
Очевидно, беспамятство длилось несколько секунд, потому что затем Глеб услышал, правда, как сквозь сон, что кто-то прошёл рядом с ним и открыл дверь; мальчики с криками кинулись врассыпную. Затем он почувствовал, что кто-то гладит пальцами его шею и голову, и боль стала отступать. Затем холодные руки усадили его, прислонив к стене, и Глеб услышал уже знакомый нежный голос.
– Ну что, ты в порядке?
Он открыл глаза и увидел стройного человека в чёрном. Его бледная кожа слегка светилась, тёмные волосы обрамляли его мрачное красивое лицо, синие глаза внимательно смотрели на Глеба, который снова чувствовал приятную лёгкость в теле.
– Кажется, да, – сказал он и встал, но тут же пошатнулся и прислонился к стенке.
– Хм, похоже, не совсем в порядке, – усмехнулся хозяин. – Подожди, пока голова перестанет кружиться, а потом иди домой, только не через эту деревню. Мальчишки тебя ждут с канистрой бензина.
Глеб взглянул на своего спасителя и замер. Не этого ли колдуна, живущего за забором, имел в виду тот светловолосый человек? Глеб не верил ни единому его слову, кроме того, что это колдун, в этом сомнений не было. Но мальчик не знал, хороший он или нет.
– Кто вы? – вырвалось у Глеба.
– Я злой колдун, – сказал хозяин, улыбаясь. – Таковым меня считают в деревушке. Но у тебя может быть и своё мнение.
– Будь вы злодеем, вы бы не открыли дверь, – заметил Глеб.
– Ха, ну если только у меня нет каких-нибудь планов на тебя.
– Тогда вы бы не говорили об этом.
– Как знать. Ну что, можешь идти?
– Могу, – мальчик уже окончательно пришёл в себя, но теперь хотел поговорить с этим странным человеком, спросить и его. – Что с этой деревней? – осторожно спросил он.
– Разве ответ светловолосого тебя не устроил? Я всю дорогу слышал, как он шептал тебе про меня и про то, что тут творится.
– Хотелось бы узнать несколько версий. Иначе как я пойму, что тут творится?
Хозяин расхохотался.
– Вот это верно, – заметил он, смеясь. – Только я ведь не более достоверный источник, чем этот фанатик. – Тут он перестал смеяться и серьёзно посмотрел на Глеба. – А зачем тебе знать всё? Делай, как сказали, и всё будет нормально, вся деревня верит светловолосому.
Глеб смутился, но не отступил.
– Я не могу просто верить, я хочу знать, что к чему. Кроме того я не понимаю, почему нельзя смотреть на луну и открывать окно. – Тут Глеб решил рассказать этому человеку то, что других обычно смешило. – Я люблю лунный свет, от него мне лучше. Он на время отгоняет от меня кошмары, а они меня мучают так, что мне всё меньше хочется жить.
Хозяин не прервал его и не засмеялся, он с жалостью смотрел на Глеба и о чём-то думал.
– А этой ночью луна даже совсем было вылечила меня, и после того, как вы прогнали тучу, я спал просто прекрасно, мне давно уже не снилось ничего хорошего, и голова снова начала болеть только в деревне, – продолжал Глеб. И лес в лунном свете был так красив, я не понимаю, почему здесь нельзя любоваться этим!
– Кстати, и деревенский люд тоже страдает по ночам, – отозвался хозяин. – Каждый заперт в своём личном кошмаре, а по улицам бродят чудовища. Поэтому они прячутся в своих домах, в своих страхах, и никому и в голову не приходит выйти или хотя бы открыть окно и посмотреть на луну. А ведь так бы кошмары разбежались.
Глеб был потрясён спокойствием, с которым говорил хозяин.
– А вы не можете это исправить?
– Нет. Как я исправлю то, в чём люди сами виноваты?
– Что вы имеете в виду?
– Какую историю рассказал тебе светловолосый?
– Про то, что какой-то мальчик продался злу и проклял деревню. Да при чём тут это?
– При том, что не он, а его убийцы во всём виноваты. Они прокляли мальчика, а мальчик решил, пусть и убийцы страдают вместе с ним.
– А вы откуда знаете?
– От самого проклятого. Не желаешь его послушать?
Глеб заметил, что теперь голос хозяина стал более холодным, насмешливым и жестоким. Он снова вспомнил о том, что говорит не с простым человеком. И ему не хотелось навлечь его гнев на себя или, что гораздо хуже, на свою семью.
– Простите – сказал он. – Я просто запутался. Не могу разобраться даже с собой, а тут ещё и эта история с проклятьем. Я и не сомневаюсь в том, что тут всё заколдовано, но я не знаю уже, чему верить, и как с этим разобраться. А разобраться надо хотя бы для того, чтобы я не боялся каждую ночь, что, пока я бешусь во сне, кто-то придёт и сделает что-нибудь с моими родителями и сестрой. Себя мне уже давно не жалко.
Колдун снова внимательно смотрел на мальчика и уже не казался таким разгневанным. Он положил руку на плечо Глебу.
– Не бойся, зла я тебе не причиню, – сказал он снова потеплевшим голосом. – Ни тебе, ни твоим родным. Я не хотел тебя пугать, но у меня есть серьёзные причины злиться. Не на тебя, на тех, кто виноват в этом кошмаре. Если ты хочешь разобраться во всём, действительно хочешь, то я могу устроить тебе разговор с этим беднягой. Я понимаю, что люди говорят, что это он один во всём виноват, что он заколдовал свою родную деревню, но ты ведь сам сказал, что желаешь услышать и другие версии. Я уже сказал, что я думаю, теперь ты можешь послушать ещё один вариант. Я не настаиваю, ты можешь и уйти, если боишься, я пойму.
– А что будет после того, как я послушаю мальчика? – Глеб заметил, что колдун взволнован, он побледнел ещё сильнее, и голос его делался всё боле глухим.
– Тебе решать. Пойдём, я провожу тебя, ты ведь не знаешь этих лесов.
Глеб не стал спрашивать, откуда колдун это знает, он был занят тем, что внимательно следил за его движениями, пока тот надевал свой плащ. Ему показалось, что колдун нервничает, но только на мгновение, затем колдун выпрямился и, открыв дверь, жестом пригласил незваного гостя выйти.
На улице он успокоился окончательно и шёл быстро и бесшумно, любуясь игрой солнечного света на листьях и на мху. Глядя на его чуть заметную улыбку, Глеб не мог поверить, что кто-то может его бояться. Затем он взглянул на руки молодого человека, тонкие и прозрачные.
– Вы музыкант? – спросил он.
– Да, играю в одном заведении в городе и сам кое-что пишу. Иной раз и поиграть на празднике позовут, те, кто знает меня.
– Кто же, волшебники вроде вас?
– И такие есть. Ну вот, мы и пришли.
Глеб подивился тому, как быстро они дошли, хотя дорогу он запомнил. На крыльце стояли мама и Лена; увидев Глеба, они побежали к нему.
– Пришёл-таки, я так переживала! – мать обняла мальчика, потом взглянула на колдуна. – А это кто?
– Меня зовут Андрей, – колдун виновато посмотрел на Глеба, будто извиняясь за то, что не представился. – Я живу рядом с деревней и укрыл вашего сына от хулиганов, они здесь лютые. Вам, как и ему, я не советую туда ходить. Люди там далеко не такие дружелюбные, какими были с вашим отцом. Меня они также ненавидят, так что я к вам не приходил, если спросят. Ну всё, Глеб, пока.
– Подождите, ещё вопрос, – сказал тот. – Это к теме нашего разговора, вы идите, – сказал он матери и сестре, и те ушли в дом, сказав, что ждут Глеба, который приблизился к колдуну. – Так когда и как я увижу того мальчика? – спросил он, понизив голос.
– Хороший вопрос, – задумчиво сказал Андрей. – Я проверял тебя, но раз ты доказал, что действительно хочешь этого, вот тебе предмет, в котором заперта его душа.
С этими словами он извлёк из кармана маленькую фигурку из тёмного серебра на такой же цепочке. Фигурка представляла из себя какое-то существо в длинной мантии, за его спиной были расправлены два кожистых крыла, а его лицо скрывал капюшон. В руках существо держало сияющий шар, сделанный, казалось, из лунного света; Глеб в жизни не видел таких камней и такой тонкой работы.
– Надень это на шею, и мальчик поговорит с тобой. При этом ты погрузишься в сон, из которого нельзя вырваться, пока мальчик сам тебя не отпустит, иначе ты умрёшь. Предупреждаю, голова будет болеть ужасно, так что ты ещё можешь отказаться. Я же не заставляю верить мне.
– Нет, я попробую.
Глеб взял фигурку и спрятал в карман. Колдун снова внимательно посмотрел на него, затем пошёл прочь. Глеб заметил, как дрожали его плечи, но не стал задерживаться и побежал домой.
Он торопливо объяснил матери, что устал и хочет спать, и побежал наверх, стараясь не видеть её обеспокоенного лица. К счастью, мать не заметила пятен у него на ногах. Войдя в комнату, он запер дверь, сел на кровать и достал из кармана фигурку. Полюбовавшись сиянием белого шара, он надел цепочку на шею и спрятал фигурку под футболку.
Тут же в глазах у него потемнело, голова потяжелела и наполнилась шумом, и Глеб упал на кровать и потерял сознание.
Андрей шёл по лесу, затравленно глядя на качающиеся деревья. Ветер усилился, и огромная ветка с треском упала на землю за его спиной, но Андрей не обратил на это внимания. Следующая ветка переломилась надвое, ударившись об его плечо, Андрей как будто не заметил и этого, погружённый в свои невесёлые мысли.
О, как он хотел верить, что в этот раз всё получится, что Глеб захочет ему помочь! Этот мальчик подходит идеально, намного лучше всех предыдущих, и храбрости ему не занимать. Он не отступит, убеждал себя Андрей, он захочет помочь.
Он стукнул кулаком высокую сосну, потом поймал и изломал в щепки большую ветку, упавшую на него. Дрожа, он прислонился к сосне и закрыл лицо руками.
Нет! Сколько раз уже он убеждал себя так! Сколько раз он надеялся, а потом приходилось всё начинать сначала! Столько лет поисков, столько пропащих подростков, и ни одного подходящего! Почему этот обязательно должен подойти?
Андрей вышел к деревенскому кладбищу. У самого леса была разорённая могила без креста и без надгробия, заметная лишь потому, что мертвец выбрался из неё. Андрей пинком швырнул в затёкшую грязью яму комок земли. Грудь жгло по-прежнему, как в ту ночь. Если сегодня всё получится, это пройдёт.
А пока он мог только ждать и надеяться, нет, он уже не надеялся. И он не знал, чем себя отвлечь. Выпивка, даже очень хорошая, не действовала на него никак. Можно было поехать к одной девушке, с которой ему доводилось играть вместе, она играла на синтезаторе ничуть не хуже, чем он. Она знала о нём всё и могла его успокоить. Но сегодня она сдавала экзамен; в консерватории ей всегда было скучно.
Музыка…Да, только это ещё успокаивало его. Андрей вернулся в дом и вошёл в комнату, в которой он записывал музыку, которую сочинял. Немногие слышали её, только те, кто знал Андрея, по-настоящему знал. Они говорили, что это прекрасная, волшебная музыка; для Андрея же это был самый верный способ не сойти с ума. И получить удовольствие.
Жители деревни долго содрогались от доносившихся из леса громогласных гитарных риффов.
Глебу казалось, что он бесконечно долго падает во тьму и слышит сотни звуков, сливающихся в один оглушительный шелест. Голова разрывалась от ужасной боли, как и предупреждал Андрей, но поворачивать было уже поздно. Затем он приземлился и, с трудом поднявшись на ноги, стал осматриваться.
Он находился в лесу на небольшой горке и стоял перед обрывом. Полная луна светила на небе, и корявые ветки деревьев шевелились от ветра. С обрыва была видна деревня, убогая и жалкая по сравнению с величественным и жутким огромным лесом.
– Здравствуй, Глеб.
Он обернулся и увидел хрупкого мальчика в тёмно-синем старомодном костюме. На вид не старше самого Глеба, исхудавший и мертвенно бледный, с чёрными кудрями до плеч, с чернотой вокруг сверкающих серых глаз и искусанными губами он походил на красивого мертвеца. Мальчик приблизился к Глебу.
– Меня зовут Яков, – сказал он тихим слабым голосом. – Извини, что голова так болит, но по-другому я не могу проникнуть в твоё сознание. Кто ты? И почему захотел поговорить со мной?
– Меня зовут Глеб, – сказал Глеб. – Я приехал недавно в эту деревню и хочу разобраться в том, что тут происходит. В доме, в котором я живу, я нашёл заляпанную кровью кровать и странные рисунки. А в деревне меня чуть не убили, посчитав, что я пропитан злом…
– Дай мне руку, – перебил его Яков и схватил мальчика за руку. У того тут же потемнело в глазах, но только на секунду, затем он снова выпрямился и увидел извиняющийся взгляд Якова.
– Прости. Я прочитал твои последние воспоминания, так гораздо удобнее. Что ж, я объясню тебе всё, если ты готов послушать.
– Готов.
– К сожалению, в этой истории я – главное действующее лицо, – Яков чуть заметно улыбнулся. – Да, это я заколдовал эту деревню, но позволь объяснить, почему. Я родился давно, ещё в самом конце девятнадцатого века, в этой самой деревне. В то время это была довольно крупная деревня, населённая сектантами. Их вера была в общем безобидна, но только для здоровых людей. Если ты рождался больным, ты должен был молиться и только молиться, другие занятия запрещались. Таким родился я. Я не мог смотреть на свет и бесновался по ночам, как ты, но только с рождения. Я рано понял, что лунный свет не мучает меня так, и часто ускользал из дома ночью, чтобы не тонуть в своих кошмарах. Днём же я плакал от боли, в гимназию я мог ходить только в пасмурные дни. Думаю, не надо объяснять тебе, что в классе меня ненавидели. Меня избивали, надо мной издевались, но отцу и в голову не приходило вступиться за меня. Он хотел сделать из меня мученика. Я не оправдывал его ожиданий. Я не понимал, зачем молиться тому, кто не может избавить меня от моей болезни, не понимал, зачем меня сделали таким больным. Я хотел жить, а не прозябать в своей каморке и молиться без толку.
Так я и жил ночью. Днём я прятался от света, дрался с мальчишками и отсиживал наказания в своей темнице, а по ночам выбирался наружу, замки я умел взламывать. Я бродил по улице, никому не попадаясь, я забирался, куда хотел, и делал, что хотел. Я мог читать книги из любой библиотеки, чем и занимался. У одного художника, который жил здесь, были и такие, которые отец считал непотребными и опасными. С художником я подружился, он не был таким фанатиком и жил здесь только из-за красивой природы. Однажды, когда мне было четырнадцать, он позволил мне порисовать и был в восторге от того, что я нарисовал. У него я отдыхал душой, а его дочь была так добра и ласкова со мной, что я полюбил её.
Вскоре отец заметил, как я смотрю на неё, и пришёл в ярость. Ведь я мог только молиться, какая уж тут любовь к девочке? Отец избивал меня, связывал, но я вырывался и всё равно ходил к ним. В конце концов мальчики во главе с сыном цветовода подкараулили её, связали плющом и бросили в канаву. Я еле успел освободить её, пока она не захлебнулась. После этого я настоял на том, чтобы художник уехал. Я не мог допустить, чтобы над ней издевались из-за меня. Мальчики у отца на глазах избили меня и скрутили колючей проволокой. Отец улыбался.
Потом меня отвязал незнакомый мне человек, который пришёл лесом. Это был Андрей, младший брат отца. Отец был удивлён, однако позволил ему переночевать. В тот день я так бесновался, что отец скрутил меня крепче обычного, и я не мог сам выпутаться. Андрей пришёл и отвязал меня.
Потом мы с ним гуляли, и он рассказал мне про себя.
Он родился в этой же деревне и так же, как и я, не понимал, зачем молиться. Он не был тяжело больным, он любил музыку, и его отец не мог понять этого. Старший брат был весь в отца. Они вдвоём пытались заставить его стать монахом, но Андрей не хотел и в четырнадцать лет сбежал из дома. В лесу он встретил странного человека. Он взял Андрея к себе и воспитывал вместе со своими детьми.
Дядя говорил, что следующие пятнадцать лет были лучшими в его жизни. Он жил среди колдунов, которые получают силу от Луны, в основном это творческие люди. Чтобы получить от неё силу, надо доказать, что ты сможешь с ней управиться и будешь верен Луне и никогда не выберешь себе другого покровителя. Доказывали это по-разному. Многие творили во славу Луны; если удавалось без колдовства создать что-то, что нравилось сыновьям Луны, то они давали автору силу. Некоторые искали опасности и преодолевали их своими силами. Как видишь, тут многое зависит от самого человека. Тех, кто уже получил силу, легко было отличить по светящейся коже и свету в глазах, возраст не имеет значения. Также эти люди получали амулет вроде того, который у тебя на шее.
Мой дядя получил такой в шестнадцать лет. Он несколько раз вызволял из тюрьмы своих названных братьев, которые ещё не получили силу. Ещё он играл на многих инструментах, судя по всему, прекрасно, потому что однажды, когда он играл на органе, луч лунного света упал на него, и он почувствовал силу. А потом его учитель увидел его амулет и сказал, что Андрей теперь посильнее многих из них.
Следующие тринадцать лет дядя путешествовал, играл во многих оркестрах и сделал ещё много всякого. А потом решил проведать своего брата.
В ту ночь, когда мы вместе гуляли по лесу, я попросил его сыграть мне на скрипке, и он сыграл прекрасно. Я стоял и слушал, а потом луч света упал на меня, и я получил вот это. (Яков показал пальцем на фигурку у Глеба на шее). Дядя предложил мне бежать, потому что я должен был привыкнуть к силе. Ведь каждое колдовство – это проявление своей воли, и надо быть осторожным.
Но утром отец заметил, что я уже не боюсь света, и кожа моя уже светилась. Он понял, что уже не имеет власти надо мной, и, надев на меня крест, поволок в лес. Из-за креста мне сразу стало плохо. Дядя погнался за нами, но отец подстрелил его освящённой пулей. Отец проклял меня не знать покоя, пока он меня не простит, а потом выстрелил в меня и выбросил в омут ещё живого. Это было ошибкой. Я успел заколдовать и его, и деревню. Я населил её теми тварями, которых придумал, когда рисовал. А люди заперты каждый в своём личном кошмаре. Я хотел, чтобы они представили, что чувствовал я, когда через боль смотрел на свет, терпел издевательства и ни с кем не мог поговорить, никто не мог меня понять. А отец живёт и видит всё это, это его проклятье.
Андрея похоронили живым, но он выбрался и достал меня из воды. К нему явился один из сыновей Луны. Он сказал, что не может снять с меня проклятье, раз я уже проявил свою волю, использовав силу, но сможет сделать это, когда мой отец в полнолуние прольёт кровь второго такого же страдальца и обагрит ею эту фигурку. И все эти годы Андрей искал того, кто сможет снять с меня проклятье. Но кто согласится на такое?
Яков умолк. Глеб только сейчас заметил, что плачет. Теперь он понял, почему глаза светловолосого так странно блестят, почему у людей в деревне такой затравленный вид, и почему Андрей так странно смотрел на него. Он представил череду бесконечно долгих лет, злобу на людей и отчаяние этого человека. Он представил глаза деревенских детей, их серьёзные лица, на которых никогда не было улыбки. Но у них была возможность это исправить, они просто боялись. Трусливые твари! Затем Глеб взглянул на Якова, на его бледное измождённое лицо. Стоило ему вкусить немного радости, как тут же отец его убил. Глеб подумал, сколько человек до него надевали на шею этот злополучный амулет, сколько человек отказали Якову.
– То есть я тоже подхожу? – спросил он.
– Да. Но я не собираюсь заставлять тебя. Сейчас я отпущу тебя. Если ты не поможешь мне, я пойму. Иди домой и никогда не вспоминай меня.
После этих слов Глеб снова почувствовал, что летит, голова постепенно становилась легче, но перед глазами мелькали воспоминания Якова. Прекрасная темнокудрая девочка и толпа злорадно смеющихся подростков, отец с палкой в руке и спокойная мать… сияние луны и дивная мелодия, которую играл Андрей… пистолет в руке отца, выстрел, рухнувший на землю Андрей, ещё выстрел, жгучая боль в груди и заливающая лёгкие тёмная вода…
Глеб вскрикнул и проснулся. Стемнело. Голова снова была лёгкой и светлой, но глаза были полны слёз.
Как он мог теперь отказать Якову? Несчастный мальчик, чем он заслужил такое? Глеб подумал, что просто не сможет жить, если попытается забыть всё, что узнал только что. Выходит, придётся пойти к светловолосому и заставить его сделать своё дело. Он не знал, как он это сделает, но ничего другого придумать не мог.
К счастью, родители спали, спала и Лена. Глеб погладил её по щеке и тихо вышел, глотая слёзы. На улице он попытался успокоить себя. Ведь «пролить кровь» не обязательно значит «убить». Осмотревшись, он пошёл по той дороге, по которой привёл его Андрей. Не хотелось снова повстречаться с этим забором.
По дороге ехали несколько мотоциклистов. Молодой полицейский внимательно прочитал дневник покойного друга и показал его своим коллегам. Большинство подняли его на смех, но несколько крепких молодцов всё же решили поехать в эту деревню и посмотреть, что там. И вот, семеро полицейских, вооружившись получше, мчались на мотоциклах. С ними ехали трое посторонних. Их молодой полицейский встретил, когда вышел из дома своего друга. Эти ребята знали Андрея и настояли на том, чтобы их взяли с собой.
Двое из них были близнецами. Одинаково невысокие и стройные, с одинаковыми тёмными волосами, бледными лицами и светящимися серыми глазами, в одинаковой одежде и с одинаковыми дробовиками, они ехали быстро и весело, будто на праздник.
Третий был ещё несовершеннолетний и потому ехал с одним из близнецов, своих старших братьев. Тоже невысокий, тонкий и стройный, со светлыми длинными волосами, белой кожей и мерцающими серыми глазами, он тоже был весел. Одного из полицейских, человека бывалого и поехавшего только затем, чтобы присмотреть за новичками, сильно раздражал этот молоденький паренёк. Он морщился, глядя на его аккуратно застёгнутую чёрную кожаную курточку, на тонкие белые руки, вцепившиеся в сидящего впереди брата и на два коротких меча за его спиной. Ну зачем эти двое взяли с собой этого мальчишку?
Вскоре ехавшие впереди близнецы остановились и сделали знак другим остановиться.
– Дальше пешком, господа, – сказал один из них, проверяя своё оружие.
Остальные тоже оставили свои мотоциклы и пошли пешком за молодым полицейским и тремя юношами. Старший полицейский подошёл к мальчику.
– Мечи-то свои не забыл? – спросил он, хотя мечи были на месте. – Управишься с ними?
Мальчик только серьёзно взглянул на него.
Вскоре они вышли к страшному забору, и даже бывалый полицейский ахнул, увидев светящиеся жёлтые и красные глаза. Молодой полицейский провел остальных к воротам, и старший рванулся было вперёд, но с криком кинулся назад, когда проволока хлестнула его по ногам.
– Чёрт, и куда ты нас завёл, чёртов мечтатель? – закричал он, обращаясь к молодому полицейскому. – Как мы теперь пройдём?
– Тут есть другой вход – сказал один из близнецов. – Там нет этих глазок. Пойдёмте.
Они подошли к той части стены, которая не была заколдована, и без труда проникли внутрь. И только сейчас поняли, что попали в кошмар.
Стена шевелилась и тошнотворно булькала, красные лужи под ногами зловеще пузырились, какие-то противные змейки ползали по земле и пищали, а в воздухе кружились тучи чёрных бабочек. В кособоких домах кто-то кричал, кто-то ругался, кто-то молился или плакал. И ужасные монстры бродили по узким грязным улочкам, они пытались проникнуть в дома. Один был похож на пучок извивающихся прутьев и линеек, он чинно шествовал по улице и чем-то напоминал злого учителя или директора школы. Приблизившись к полицейским, он вдруг размахнулся и хлестнул одного своим прутом. Тот стал стрелять в него, но попасть не мог, и один из близнецов просто выдернул пистолет из его руки, чтобы тот не расходовал патроны. Монстр обиженно ушёл.
Другое чудовище походило на великана в длинном балахоне; в одной руке у него был факел, свет которого вызывал боль в глазах, в другой длинная плётка. Следующий монстр походил на голову гигантской змеи, в её пасть влез бы и взрослый человек. Чудовище, похожее на пучок извивающихся стеблей, гигантский паук, плетущий паутину из колючей проволоки, толпа весьма проворных мальчиков-зомби со следами верёвок на запястьях и босых ногах, уродливые цветы-пасти, ходячая печь с ослепительно ярко краснеющей пастью, бегающие корявые деревца и кроваво-красные клубки кожистых стеблей…Это действительно походило на кошмарный сон! И в этом сне не было друзей, здесь всё было враждебно. Стебли пытались обвиться вокруг кого-нибудь, змеиная пасть хотела проглотить всех, зомби клацали зубами, а деревья цеплялись ко всем.
Начался бой. Пригодилось всё, и пистолеты, и дробовики, и ножи, и рыболовные сети, а светловолосый мальчик умело орудовал своими мечами; он изрубил потянувшиеся к старшему полицейскому лапы-стебли и кинулся на чудовище в балахоне, которое ничем нельзя было пронять. Полицейские дрались с порождениями детской фантазии, над которой всегда смеялись, и уже жалели о том, что поехали в таком малом количестве. Звать на помощь было бесполезно, местные ночью не выходили из домов. Лишь две высокие тени мелькнули у дыры в заборе.
Глеб всю дорогу слышал, как играет Андрей. Это была прекрасная, хотя и мрачная музыка. Андрей действительно был гением. Мальчик хотел сперва зайти к нему, зачем – он не знал. Поэтому просто вошёл в дом через незапертую дверь и заглянул в комнату, из которой раздавались звуки.
Андрей играл на гитаре лицом к двери и прижал струны сразу же, как только увидел вошедшего.
– Привет, – сказал он слегка удивлённо.
– Здравствуйте, – сказал Глеб смущённо. – Я пришёл сказать, что готов помочь.
Андрей долго молча смотрел на него, потом отложил гитару и обнял его.
– Мальчик мой, как же мне тебя благодарить? – сказал он глухим голосом, и Глеб сам чуть не прослезился, до того трогательно это прозвучало. – Ты ведь понимаешь, на что идёшь, хотя не обязательно тебя убьют. Но всё равно первый раз я слышу такое. Спасибо.
Тут Глеб кое-что вспомнил.
– А что будет с вами? – спросил он.
– Эту ночь я буду простым смертным, а утром первые лучи солнца испепелят меня.
Глеб отшатнулся и уставился на спокойное лицо Андрея.
– Как так?
– Ты же видел, я должен был умереть ещё тогда, когда меня подстрелили. Я упросил одного из сыновей Луны отсрочить мою смерть. Знал бы ты, как я устал! Я уже давно мечтал об этой минуте.
Тут открылась входная дверь, и Андрей просто вытолкнул Глеба в окно. Тот приземлился и пригнулся, затем приподнял голову и увидел, как к Андрею вошли один из сегодняшних хулиганов, которого Глеб ударил ножом, и светловолосый.
– Ну здравствуй, братец, – сказал он своим ядовитым голосом. – Теперь понятно, почему ты не показывался мне. Зачем ты вернулся?
– Я вернулся, чтобы расколдовать эту деревню и твоего сына. Теперь у меня это получится.
– Ты не заколдуешь мою деревню! – закричал светловолосый. – Я не дам тебе впустить сюда силы зла, а моего сына я не прощу никогда!
С этими словами светловолосый выхватил длинный нож и всадил его в грудь Андрею, потом выдернул, и он завалился на бок. Взглянул на Глеба, потом посмотрел на брата и рассмеялся.
– Братец, разве это не грех? – спросил он тихим голосом.
– Ты мне не брат, – светловолосый смотрел на него с удивлением и злобой. – А убийство колдуна – благое дело. Теперь ты не сможешь совершить своё злодейство.
– Я – нет, но есть парень, который закончит его. Ты уже видел его и сам отпустил. Я сказал ему, что делать.
Прошептав последние слова, он закрыл глаза и затих. Светловолосый тут же кинулся к нему и стал трясти.
– Где он? – кричал он. – Отвечай!
Андрей молчал.
Глеб видел всё это и с трудом сдерживал желание наброситься на светловолосого с ножом. Андрей успел помочь ему, теперь светловолосый сам будет гоняться за ним. Он тут же выпрямился и побежал прочь.
– Вот он! – крикнул рослый парень и, перемахнув через подоконник, погнался за Андреем. Светловолосый за ним. Глеб отбежал от дома, затем развернулся и ударил хулигана в грудь; тот обмяк и упал на землю. Светловолосый просто отпихнул парня с дороги и приблизился к Глебу.
– Порочное дитя, ты всё-таки перешёл на его сторону! – сказал светловолосый.
– Я и не был на вашей, – заметил Глеб, потом стал подливать масла в огонь. – Как вы могли убить собственного брата?
– Он не был моим братом, он был колдуном!
– А ваш сын? Что плохого в том, чтобы избавиться от болезни?
– Он должен был терпеть! Он был бы святым!
– Этого хотели вы, но не он.
– Не смей так говорить! Я его отец, я лучше знаю, что для него лучше. А ты отправляйся за своим учителем!
С этими словами светловолосый ударил Глеба ножом. Кровь брызнула из раны. В глазах темнело. Оставалось сделать последнее. Сорвав с шеи цепочку, он сжал в руке окровавленную фигурку и сунул её в руку светловолосого.
– Это вам от Якова – сказал он и упал на землю.
Он видел, как светловолосый побледнел, увидев в руке амулет, как лунные лучи превратились в огненные языки, как кричал горящий светловолосый.
Глеб прислонился спиной к дереву. Дело сделано. Светловолосый догорал лёжа на земле, он заслужил это. А ему оставалось немного подождать.
Вдруг лунный луч упал на землю рядом с Глебом, и он увидел, как с неба к нему спускается крылатое существо в серебристой мантии. Оно приземлилось рядом с мальчиком и откинуло капюшон; Глеб увидел прекрасное юное лицо, обрамлённое тёмными волосами. Глаза этого существа мерцали, как звёзды. Существо обратилось к нему чарующим голосом.
– Здравствуй, Глеб. Я пришёл отблагодарить тебя. Ты снял проклятье с Якова, хотя знал, что при этом умрёшь. Немногие на такое способны. Ты любил Луну и благословлял её. И в награду за всё это я сохраню тебе жизнь.
За жителей деревни не беспокойся. Монстров они больше не увидят, разве что в своих снах. Эти глупцы могли бы ещё раньше всё исправить, но побоялись. Что ж, в этом виноваты они сами. Ты же больше не будешь мучиться от кошмаров. Ты не боялся их и раньше, но теперь ты сможешь управлять ими. За Якова и Андрея не беспокойся, они теперь в моём царстве.
Скоро тебя найдут и вылечат. А сейчас ты заснёшь и будешь спать без снов. Тебе надо отдохнуть после всего, что ты пережил, спи же спокойно, мой друг.
С этими словами сын Луны надел Глебу на шею серебряный амулет в виде крылатого существа с сияющим шаром в руках. Затем выпрямился, расправил крылья и улетел, исчезнув в лунном свете.
Глеб закрыл глаза и погрузился в крепкий сон без сновидений.
Он не видел, как серебристый ветер повеял со стороны леса и развеял, как дурной сон, всех монстров в деревне. Он не видел, как осторожно вылезали из своих хижин перепуганные деревенские жители, как удивлённо смотрели на всё это полицейские. Несмотря ни на что ни один из них не пострадал, а светловолосый мальчик пытался объяснить им, что произошло.
Потом долго одна машина за другой уезжали из деревни, увозя потрясённых людей. Увезли останки светловолосого и валявшийся на улице гнилой труп, который только сейчас перестал шевелиться. Молодой полицейский чуть не плакал, глядя на спокойное лицо Андрея, на котором так и осталась чуть заметная улыбка. Но с первыми лучами солнца серебристый ветер развеял и его.
В доме у Андрея нашли множество дневников, которые он вёл всю свою долгую жизнь, и множество дисков с музыкой, настолько прекрасной, что даже пресыщенные знатоки были потрясены. Эти диски забрала прекрасная девушка-альбинос, которая играла вместе с Андреем в баре. Она знала, кто может слушать эту музыку, не рискуя сойти с ума от восторга.
Жителей деревни долго лечили, пока, наконец, они не стали нормальными людьми и не вернулись в свою деревню. Теперь эта деревня процветает, хотя на карте её по-прежнему нет. Да и сами жители её так никогда и не узнают, что всем этим обязаны волшебнику в серебристой мантии. А Глеб никогда им не расскажет. Зачем?
Его нашли довольно быстро и увезли в больницу. Родители не отходили от него две недели, пока он спал. Хотя рана его была довольно опасной, её вылечили, но мать переживала из-за того, что всегда бледная кожа Глеба теперь ещё и слегка серебрилась в лунном свете, а на лице его иногда появлялась лёгкая улыбка, чего раньше с ним не было.
Глеб проснулся ночью и сразу понял, где он, догадаться было нетрудно. Он помнил всё до последней секунды, когда исчезла крылатая тень. Оглядев небольшую палату, он увидел на второй кровати девочку. Она была примерно его возраста, прелестное создание со светящейся белой кожей и роскошными чёрными кудрями до пояса. Девочка полулежала на кровати и рассматривала его альбом с рисунками.
– Привет, – поздоровался Глеб.
Девочка тут же встрепенулась, и он увидел её невинные большие звёздно-серые глаза.
– Привет, – сказала она нежным детским голосом. – Прекрасные рисунки. Это твои? Отдать тебе альбом?
– Мои, смотри, если хочешь, я не против, – улыбнулся Глеб. – С чем ты лежишь?
– В школе случайно влетела в стекло, из моего живота вынули примерно десять осколков. А у тебя что?
– Один тип хотел меня убить.
– За что? А это у тебя что? На шее.
Глеб опустил глаза и увидел серебряную фигурку на цепочке. Про такое не расскажешь первому встречному, даже хорошенькой девочке.
– Долгая история, – уклончиво ответил он.
Девочка улыбнулась и вытянула из-под зелёной футболки точно такую же фигурку.
– Может, у тебя найдётся немного времени? – спросила она, сверкнув глазами.
Её кожа светилась в лучах луны, а глаза её мерцали, как звёзды. Ей можно было рассказать.
– Думаю, есть пара часов, – сказал он, улыбаясь.