Нажмите, чтобы прочитать Проблема характера связей и степени взаимодействия номадов и культур Северного Кавказа все еще остается актуальной. С каждым годом в результате археологических раскопок увеличиваются свидетельства длительного пребывания скифов в регионе. Еще недавно В.А.Ильинская и А.И.Тереножкин отмечали: «К сожалению, до настоящего времени мы не располагаем исследованиями, посвященными изучению скифских памятников на Кавказе в полном объеме и охватывающими различные его районы во всем богатстве и многообразии их культурных проявлений» (Ильинская, Тереножкин 1983, с. 22). После выхода в свет монографий С.В. Махортых (1991; 1994) положение несколько изменилось.
Скифы оказали сильное влияние на местные культуры. «Невозможно переоценить скифское влияние на Северном Кавказе», — отмечают в этой связи В.И.Марковин и Р.М.Мунчаев (Markowin, Muntschajew, 1988, S.88). Это влияние отразилось как в материальной культуре, так и в похоронном обряде. С другой стороны, результатом оживленных контактов и связей степняков с населением Северного Кавказа стало появление у них типично кобанских элементов (Пиотровский 1940, с. 126, 129; Ильинская, Тереножкин 1983, с.44-51; Markowin, Muntschajew 1988, S.81-85; Чеченов, Атабиев 1990, с.55).
Специалисты (Б.Б.Пиотровский, А.А.Иессен, Е.И.Крупнов, В.А.Ильинская, А.И.Тереножкин и др.) выделяют «группу выдающихся по своему значению памятников VII-VI вв. до н.э.» из окрестностей Моздока Северной Осетии. Синтез скифов с кобанцами в зоне Центрального Кавказа - важный этап формирования предков осетин, хотя еще встречаются работы, где этот этап игнорируется. Даже в последнем советском вузовском учебнике по этнографии происхождение осетин изображалось только как результат смешения алан с кавказскими племенами (Этнография 1982, с.281). В.И.Абаев резко выступает против опасной тенденции «умалить или свести к нулю роль скифо-сарматского элемента» (Абаев 1967, с. 18) в происхождении осетин. Вообще лингвисты со времен В.Ф.Миллера (1887, с.315) скифам отводят заметное место в формировании осетин, а если в качестве предков рассматриваются лишь аланы, то сами аланы выводятся из скифского (или скифо-сарматского) мира (Bielmeier 1977, S.7-10).
Находки скифских бронзовых и железных предметов вооружения, конских сбруй, образцов звериного стиля и пр. в могильниках Моздока, сел Кумбулта, Галиат, Нижняя Рутха, Фаскау, у святилища Реком, в районе древней дороги через Мамисонский перевал, в Раче и т.д. — свидетельствуют об устойчивых контактах древних кобанцев с выходцами из Передней Азии (Уварова 1900; Пиотровский 1940; Алексеева 1949; Техов 1980).
Выявление новых археологических материалов убедительно подтвердило ранее высказанную гипотезу о том, что для номадов Северный Кавказ — не «скифская дорога», которую они прошли по пути в Переднюю Азию, а затем по ней же — в Причерноморье. По мере накопления данных росло убеждение, что регион служил для скифов своеобразной базой, плацдармом для походов в Закавказье и далее. Но когда северокавказских археологических свидетельств но данной теме стало еще больше (и их количество все растет), мнение о регионе, как лишь плацдарме скифских походов в Переднюю Азию, перестало отвечать показаниям источников. Многие исследователи под тяжестью новых фактов пересмотрели свои взгляды по данному вопросу. Такой шаг вызывает тем большее уважение, что отказаться от своих позиций в том или ином вопросе историку очень трудно6.
Характерно признание В.А.Ильинской и А.И.Терсножкина: «Рассматривая памятники степных районов Северного Кавказа, мы пришли к существенному и даже несколько неожиданному выводу, что в период архаики (VII-V вв. до н.э.) на всей территории Предкавказья обитали многочисленные скифские племена. Это был не только плацдарм, откуда скифы отправлялись в походы, но и постоянная зона обитания - здесь находились их кочевья и могилы... Количество архаических скифских памятников не уступает известным в Причерноморской степи, а по степени концентрации, а часто и богатству, даже превосходит их» (Ильинская, Тереножкин 1983, с. 69-71). К такому же выводу, но на более широкой источниковой базе, пришел и С.В.Махортых (1991, с.74-81, 104-106, 112-113).
На территории Северного Кавказа, согласно В.Ю.Мурзину, к началу 90-х гг. XX столетия выявлено около 50 скифских погребальных комплексов VII-VI вв. до н.э. по СВ. Махортых - более 100 памятников VII-V вв. до н.э. из 43 географических пунктов (там же, с.5), большинство которых отличается внушительностью погребальных сооружений и богатством сопровождающего инвентаря. В Северном Причерноморье открыто не более 20 скифских погребальных памятников того же периода; они равномерно «разбросаны» на большом пространстве и отличаются, за редким исключением, достаточно скромным инвентарем (Мурзин 1992, с. 13).
С Северного Кавказа происходят выдающиеся по богатству и значению памятники — Келермесские, Ульские, Костромские курганы в Прикубанье с погребальными сооружениями внутри в виде шатровых остроконечных перекрытий из бревен над огромной ямой или над квадратной бревенчатой площадкой, сооруженной на уровне древнего горизонта почвы. Погребения сопровождались массовыми захоронениями коней с богатой уздой, выполненной в зверином стиле. В этих курганах обнаружены всемирно известные предметы скифского искусства, например, великолепный акинак в золотых ножнах и с золотой художественно оформленной рукоятью; роскошно оформленная боевая секира переднеазиатского происхождения (Келермес).
На территории Ставрополья внимание скифологов привлекают Александровские курганы. В 1973 г. был раскопан огромный курган высотой около 11 м и диаметром — 100 м. При устройстве кургана в центре на поверхности земли были возведены сооружения из камня, глины и дерева. В самом центре — главное погребение из крупного камня в виде круга диаметром 12,5 м. Оно оказалось ограбленным, но в жертвенном помещении найдены горелые человеческие кости и кости животных, наконечники стрел, сосуды, золотые обкладки деревянных сосудов, скелеты двух взнузданных лошадей, среди украшения которых выделяется серебряная четырехконечная звезда с изображением почитавшейся на древнем Востоке богини Иштар. Вероятно, это помещение предназначалось для захоронения принесенных в жертву людей и лошадей в связи с похоронами лиц из центральной гробницы.
Раскопки последующих лет, проведенные В.Г. Петренко, позволили Александровские курганы отнести к скифской военной аристократии второй половины VII — началу VI вв. до н.э. (Очерки.. .1986, с.43-47).
В зоне Центрального Кавказа скифы освоили не только предгорья, но и высокогорные районы по обоим склонам Главного Кавказского хребта. Разнообразные скифские предметы найдены у сел. Кумбулта, Чми, в Казбекском кладе, а в Южной Осетии — в огромном Кобанском могильнике у сел.Тли. В этой связи рассказ Диодо-ра Сицилийского о том, что скифы «приобрели себе страну в горах до Кавказа» (Диодор Сицилийский 1991, с. 144) приобретает вполне реальную основу. Причем, пребывание скифов в ущельях Кавказа было отнюдь не кратковременным. Горцы имели достаточно большой срок, чтобы близко познакомиться с пришельцами.
Кобанские по происхождению глиняные фигурки изображают бородатых скифов в остроконечных шапках. Своим необычным внешним видом скифы, видимо, произвели большое впечатление, что отразилось на их восприятии современниками. Исключительный интерес представляют человеческие изображения на бронзовом поясе из погребения № 76 Тлийского могильника. В типичном для кобанских бронз стиле изображена сцена охоты конного и пешего бородатых и длинноволосых воинов. В правой руке пешего охотника — сложный скифский лук. На портупее висит футляр для лука, рядом пририсован колчан. Кафтан перетянут поясом. Аналогично одет и вооружен всадник. К конской узде привязана отрубленная человеческая голова (ср. с рассказом Геродота о воинских обычаях скифов). Специалисты поддержали Б.В.Техова, отождествляющего эти изображения со скифами (Ильинская, Тереножкин 1983, с. 74-75).
Большая активность скифов к северу и югу от Главного Кавказского хребта отмечена древнегрузинскими летописями и историками. Например, Леонтий Мровели начало второго периода в этнической истории Кавказа связывал с появлением здесь «хазар», под которыми, по убеждению ученых (Миллер 1887, с. 15-21; Меликишвили 1959, с.294 примеч.27; Тогошвили 1967, с.245-246; Мровели 1979, с.51), подразумеваются скифы. «В первый же свой поход хазарский (скифский - Ф.Г.) царь перевалил горы Кавказа и полонил народы... Был у него сын по имени Уобос, которому дал пленников Самхети и Картли. Дал ему часть страны Кавказа, к западу от реки Ломеки до западных пределов гор. И поселился Уобос. Потомками его являются овсы» (Мровели 1979, с.25).
В данном случае «овсами» Леонтий назвал скифов, но вообще в грузинских источниках «овсами» именовали скифов, сарматов, алан, а позднее — и осетин (Гаглойти 1991, с.31). Иными словами, этническую преемственность предков осетин в культурных кругах средневековой Грузии представляли в виде ряда: скифы — сарматы-аланы — осетины; все они обозначались одним термином — «овсы».
Рассказывая о военной и политической активности скифов на Кавказе, Л.Мровели остановился на эпизоде, связанном с завоеванием Картли «мидо-персидскими царями». Позднее «обрели Карт лосианы удобный случай. Обратились они к овсам (скифам — Ф.Г.), призвали овсов и затем, обнаружив эристава (персов — Ф.Г.) в открытом поле, убили его. Выловили и уничтожили овсы и картлий-цы всех персов, (таким образом) обрели свободу картлийцы...» (Мровели 1979, с.26). Описанные события относятся к первой четверти VII в. до н.э. О большой роли скифов свидетельствует также сообщение Леонтия о том, что среди функционировавших в Картли шести языков был и скифский. Причем, шесть этих языков, включая скифский, «знали все цари картлийские, все мужи и женщины» (там же, с.27).
Длительное пребывание скифов на Кавказе сопровождалось, по данным М.Н.Погребовой, «достаточно интенсивным внедрением этих воинов в местную среду» Шогребова 1990, с.41). В VII-V вв. до н.э. скифские элементы на Центральном Кавказе становятся настолько многочисленными, что налагают отпечаток на общий облик местной материальной культуры, придавая ей, по определению Е.И.Крупнова, «скифоидный характер» (Ильинская, Тереножкин 1983, с.20-32, 44-51). Скифское влияние заметно здесь и позднее. Весьма показательно в этом плане четкое разграничение Страбоном жителей равнины и гор. «На Иберийской равнине обитает население более склонное к земледелию и миру... горную страну, напротив, занимают простолюдины и воины, живущие по обычаям скифов и сарматов, соседями и родственниками которых они являются; однако они занимаются также и земледелием. В случае каких-нибудь тревожных обстоятельств они выставляют много десятков тысяч воинов как из своей среды, так и из числа скифов и сарматов» (Страбон 1964, с.475).
Таким образом, с момента появления в VII в. до н.э. скифы прочно освоили Северный Кавказ. Напомним в этой связи предостережение Н.Я.Марра, отметившего «теснейшие связи» скифов с Кавказом и показавшего, что игнорирование кавказских материалов при разработке вопроса происхождения скифов неизбежно приведет к неудаче. Скифская гегемония на Северном Кавказе с середины VII в. до н.э. представляется сегодня фактом доказанным (Ильинская, Тереножкин 1983, с.20-25; Махортых 1991, с.73, 95, 104-106, 109-111; Мурзин 1984, с.96-100; 1990; 1992, с.4-5).
На рубеже VII-VI вв. до н.э. возвратившиеся из походов значительные скифские воинские контингенты стали в Предкавказье основной политической силой. Не это ли имел в виду Ксенофонт, когда писал: «В Европе скифы господствуют, а майоты (меоты — Ф.Г.) им подвластны» (Ксенофонт 1991, с.37).
Находки в богатых скифских захоронениях вещей кавказского и переднеазиатского производства указывают на наличие дани, которой облагались местные племена; не будем забывать и просто грабежи (см.: Геродот I, IV).
Значительная концентрация скифских памятников в рассматриваемом регионе свидетельствует, по мнению В.Ю.Мурзина, о размещении здесь центра древнейшего скифского объединения , сопоставимого с «царством Ишкуза» ассирийских источников (Мурзин 1992, с.5 ,12-13). Эта идея имеет свои «за» и «против». Но в любом случае несомненно одно: длительное скифское присутствие на Северном Кавказе было оформлено в какую-то социально-политическую оболочку.
В зоне Центрального Кавказа скифы вступили в контакты с кобанцами. В последнее время вновь стал дискутироваться вопрос об этнической принадлежности кобанцев. Один из крупнейших знатоков в этой области Б.В.Техов недавно уверенно сделал вывод: археологическая культура, сформировавшаяся «на северном и южных склонах Центрального Кавказа (Кобан, Тли) во второй половине II и первой половине 1 тысячелетия (до н.э.), принадлежит тем индоиранским племенам, которые остались и обосновались на Центральном Кавказе после передвижения основной их массы в Переднюю Азию». Не меньшее внимание обращает на себя и другое утверждение: «в течение тысячелетий не было такого периода времени, когда бы на территории Кавказа, особенно его Центральной части, не обитали племена индоевропейцев и иранцев, носителей ираноязычной традиции» (Техов 1994, с.8, 15).
Маститого ученого поддержали Д.Н.Медойти и А.Р.Чочиев: во II-I тысячелетии до н.э. «в регионе сформировалась и расцвела высокая культура, созданная племенами, принадлежащими к обширному индоевропейскому миру» (Медошпи, Чочиев 1994, с. 122).
Не занимаясь проблемами истории Кобанской культуры, нам трудно судить о степени надежности приведенных суждений. Если они подтвердятся, это во многом объяснит успехи скифской колонизации зоны Центрального Кавказа.
В.Б.Ковалевская высказала гипотезу об участии кобанских ремесленников (возможно и воинов) в составе скифского войска в эпоху переднеазиатских походов. Анализ письменных свидетельств, палеоантропологических, лингвистических и археологических данных привел ее к выводу о смешанном составе кобанского населения в VII-VI вв. до н.э. и необходимости выделения в кобанской культурно-исторической общности трех последовательно бытовавших культур. Первая отличалась гомогенностью; две последующие — гетерогенные (условно названные «скифо-кобанская» и «сармато-кобанская») сочетали древнекобанские традиции с иранскими инновациями, причем соотношение между ними различно для разных географических зон Северного Кавказа (Ковалевская 1985, с.48-69).
Идеи В.Б.Ковалевской нашли подтверждение и развитие в последующих исследованиях. Так, М.Н.Погребова и Д.С.Раевский (19о9, с.63) обратили внимание на использование чуждавшимися ремесленного труда скифами-воинами эпохи архаики кобанских профессиональных ремесленников-металлургов. Аналогичного взгляда придерживается В.Р.Эрлих (1994, с.110-112).
По мнению ряда исследователей, взаимовлияние в контактной зоне приводило к синтезу скифов и кобанцев (Цулая 1987, с.23-26; Гаглойти 1991, с.67-68; Мошинский 1997, с.33-45). Уникальный материал на эту тему В.Б.Ковалевская получила в результате раскопок позднекобанского могильника Уллубаганалы 2, расположенного в Эшкаконском ущелье, устье которого находится в 18 км к западу от Кисловодска. Все погребения — 11 мужских, 6 женских, 5 детских и 2 кенотафа — были не только не разграблены, но и не повреждены. В сопутствующий инвентарь входили оружие и орудия труда, украшения и керамика, напутственная пища и питье. Материалы этого вполне традиционного кобанского могильника вместе с тем содержали черты, свидетельствующие о глубоком этнокультурном взаимодействии кобанцев со скифами. Наиболее поразительные результаты дало антропологическое обследование черепов погребенных: у захороненных здесь воинов установлены типичные черты степняков, в то время как у женщин и ремесленников-кузнецов (в 3-х случаях из 4) — черт кавкасионского типа (Ковалевская 1984, с.32-52; 1985).
М.П.Абрамова, анализируя поселение скифского времени у аула Хумара в верховьях Кубани, также пришла к выводу о синтезе в контактных зонах. «Когда мы говорим о местном населении Северного Кавказа применительно к рассматриваемому времени, то на всей его территории (за исключением Дагестана на востоке и бассейнов Средней и Нижней Кубани на западе) мы размещаем племена кобанской культуры, полагая, что в данном случае слово «местный» является синонимом «кобанский». Однако следует различать горную и предгорно-равнинную зоны». Если в горах, по данным В.В. Бынака, в скифское время жило то же население, что и в эпоху бронзы, то совсем другое дело — открытые для вторжений районы предгорно-равнинной зоны. Проникнвоение и оседание здесь групп кочевников «приводило к формированию полиэтнических группировок» (Абрамова 1999, с. 102).
В целом, в оценке характера взаимодействия степняков и кобанцев археологи разделились на две группы. Одни (В.Б.Ковалевская, М.Н.Погребова, Д.С.Раевский и др.) говорят о своеобразном «разделении труда» между скифами-воинами и кобанцами-ремесленниками в условиях, оцененных как межэтнический симбиоз. Другие (С.В.Махортых, С.Л.Дударев и др.) отстаивают идею о межэтническом синтезе между скифами и кобанцами, слиянии, породившем новые этнообразования (Дударев 1997, с.30; 1997а, с.37).
В любом случае, все исследователи отмечают активность скифо-кавказских контактов в период переднеазиатских походов (VII-VI вв. до н.э.). В последующее время, по мнению большинства специалистов, связи скифов с Кавказом ослабевают (с середины V в. до н.э.), сокращается количество скифских памятников в Предкавказье до их практически полного исчезновения в начале IV в. до н.э. Особую позицию занимает М.П.Абрамова, по мнению которой со скифами связана первая волна иранизации автохтонов Северного Кавказа (Абрамова 1993, с.38, 199-201). Она полагает также, что какая-то часть скифов продолжала обитать в Предкавказье и после V в. до н.э., когда основная часть их соплеменников покинула регион. Отметим также точку зрения, согласно которой имела место этническая трансформация части скифского этноса Предкавказья и образования в результате этого процесса новой этнической общности (Абрамова 1990, с. 118; Ольховский, Евдокимов 1994, с.45; Мошинский 1997, с.33).
Сноски:
6 Как заметил Ш.Уолн, в большинстве случаев люди предпочитают использовать выгоду, которую сулит дальнейшая разработка уже существующей системы. Необходимо подавляющее превосходство новой концепции или кризисная ситуация, в противном случае на атаки критики вряд ли обратят внимание. Не случайно один из великих физиков XX в. Л. де Броиль с горькой иронией заметил, что в науке, как правило, сторонники старых идей не принимают новые, просто приверженцы старых теорий постепенно умирают, а молодежь принимает новое как данное (см.: НАА, 1987. № 4, с.94 примеч.7). Уже в силу этого вызывают уважение исследователи, которые при появлении новых данных могут изменить свою точку зрения.
7 Вопрос о локализации «Скифского царства» до сих пор остро дискутируется, но большинство исследователей политический центр архаических скифов располагает на Кавказе (Галанина 1992, с. 155).
Источник: Гутнов Ф.Х. Ранние аланы. Проблемы этносоциальной истории - Владикавказ: Ир, 2001.