Т.е. вы заведомо отказываете русским дворянам - скажем даже уже московским думным людям и перворазрядным приказным, в способности обладать такими знаниями, а значит и в компетентности.
И если это так, то почему? Потому что небыло в России какой-то стройной системы образования?
Давайте по порядку. Во-первых, я описывал лишь
принципиальные механизмы складывания организационных структур. Их всегда создают интеллектуалы (т.е. люди, способные каким-то образом осмыслить возникающие управленческие потребности и задающие новые правила, при этом, кстати, не важно, какое место в социальной иерархии они занимают). Позднее, когда отношения в рамках новых организациях институциализируются (т.е. опривычиваются и рутинизируются), от следующих поколений функционеров не требуется понимания тех принципов, которые закладывались в основу новых институтов изначально. Из этого следует и «во-вторых». Наличие системы образования (стройной или нестройной – не важно) не является обязательным условием для создания новых управленческих институтов. Собственно, создаваемая
ad hoc система управления Московского царства именно это и демонстрирует. Сталкиваясь с очередным «вызовом» (допустим, необходимостью управления новыми территориями или новой категорией служилых людей) очередной администратор создавал очередное учреждение, еще более запутывавшее и без того далёкую от стройности и рациональности управленческую структуру империи Романовых. Работавшие в этой системе функционеры – дьяки, подьячие, приказные и пр. – принимали управленческие решения, т.е. были вполне компетентны в решении текущих рутинных вопросов (в конце концов, можно обладать компетентностью даже в ловле блох). Однако, воспроизводства текущего состояния в бедной стране на фоне постепенно рационализирующейся Европы было критически недостаточно. Для серьезных (а не традиционно реактивных) изменений в системе управления необходим был иной уровень компетенций (т.е. совокупности знаний, навыков и личностных качеств), позволяющих не просто воспроизводить привычные, интериоризированные в процессе социализации модели, а создавать новые, более рациональные.
А мне думается что таким профессионалам он выступает только в своих мемуарах...
Т.е. в реальной жизни он никакими знаниями, умениями и навыками в военной, инженерной и административной сферах не располагал? Осталось понять, ежели Гордон не был профессионалом, то кем же тогда он являлся и благодаря чему взобрался так высоко…
Надо подробней об этой истории разузнать, думаю что если бы не имелось сводных карт по "региону" составленных до него вряд ли бы у Брюса что-то вышло, да и не уверен я совсем, что его это работа. Другое якобы его творение «Брюсов календарь» и восоздан по большей части Киприяновым одним из учеников Симеона Полоцкого.
Мы изначально заговорили об образовании, но никаких специальных образовательных учреждений ни Гордон, ни Вейде, ни даже Брюс не оканчивали. Последние двое получили домашнее образование (причём Брюс даже не в Москве, а в Пскове) и не более того.
Гм... Вообще-то образование – это не только система образовательных учреждений (школы и вузы). Это еще и «получение систематизированных знаний и навыков, обучение, просвещение» [Ожегов]. Именно о последнем я и говорил. Вплоть до пришедшейся на XIXв. институциализации иерархической системы образования и введения государством обязательного требования обладания дипломом (сертифицирующим качество знания и подтверждающим пригодность к занятию определенных позиций во властной иерархии) для приобщения к книжной культуре, дающей те самые систематизированные знания и умение их получать, было достаточно и домашнего образования. Кстати, изначально я говорил не об
образовании, а об
образованности (как одном из элементов социального капитала европейского образца).Последняя, являясь характеристикой людей (а не
институтом как система учреждений или
процессом как получение знаний), отличает персонажей, приобщившихся к книжной культуре. А различия между книжной культурой с одной стороны и традиционной с другой весьма значимы. Носители первой ориентированы на возможность получения знаний из книг (см. пример того же Гордона, который привёз в Москву библиотеку, состоящую из книг античных авторов и трудов по военному делу и фортификации, которую потом «поглащал» Пётр). Для носителей дописьменной традиционной культурыхарактерны внеписьменные способы передачи и сохранения социально значимой информации. Собственно, в этом и обнаруживается разница между Гордонами-Вейде-Брюсами как представителями европейского дворянства и дворянами русскими, в абсолютной массе своей книг не читавшими и записок не оставившими.
У вас может и есть сомнения какие, а у меня имеются цифры на сию тему (Соболевский «Образованность Московской Руси XV-XVII в.в.» 1894 г.) в первой половине XVII века:
Помещики 60%
Купечество (основных гостиных сотен) 90%
Белое духовенство 90%
Чёрное духовенство 60%
Посадское население 30%
Работа Устюгова («Научное наследие» 1974 г.) уточняет цифры в отношении посадского населения – 85% населения Соликамского посада (в их числе множество торговых людей и солепромышленников) было грамотным в 80-х г.г. XVII века; 55% населения Мещанской слободы Москвы также было грамотным в середине 80-х г.г. XVII века.
Борис Миронов, автор фундаментальной «Социальной истории России»,указывает, что более массовые данные существенно корректируют эти цифры в сторону значительного снижения: «Согласно подсчётам, в ХVI—ХVII веках у крестьян она составляла не ниже 15 процентов, торгово-ремесленных жителей городов — от 20 до 43 процентов, землевладельцев — 55—80 процентов, придворных — 78 процентов, белого духовенства — 100 процентов, чёрного духовенства (монахов) — 70 процентов. Однако уровень грамотности населения резко падает, если основываться на более массовых сведениях о подписях свидетелей при судебных разбирательствах и во время следствий. Например, в конце XVII века статистика подписей в судебных делах выявила 24 процента грамотных москвичей, а поголовный допрос свидетелей во время следствия — всего 13. В северных уездах России, согласно подписям на прошениях и частных актах, грамотных мужчин было 5—25 процентов, а согласно составленным местной администрацией списков грамотных крестьян — всего 2—42» [
Миронов, Б.Н. Учёность — вот чума, учёность — вот причина… / Б.Н. Миронов // Родина. – 2006. - №6. – С. 2-8.].
Вот еще данныеиз другого источника - о провинции: «…подсчеты показывают, что в таких городах, как Великий Устюг, Белозерск, Вологда, Тотьма, грамотность доходила до 16% и выше, а в волостях до 4% и выше».[
Судаков, Г. В. Грамотность и книжная культура вологжан в XVII в. / Г.В. Судаков // Материалы по истории Европейского Севера СССР: Cеверный археографический сборник. – Вып. III. – Вологда, 1973. – С. 215-226.]
Впрочем, возможно, мои представления об относительной малограмотности русского дворянства – это остаточные знания после того, как я изучал книговедения. Может быть, они сформировались под влиянием, например, подобной информации из
]]>Википедии]]>, относящаяся, правда, к несколько более раннему времени: «В конце XVI в. из 22 бояр, подписавших грамоту об избрании Годунова на царство, не знали грамоты четверо; из 22 стольников, 8 было неграмотных. Ещё меньше знали грамоту дворяне и дети боярские. В одном акте XVI в. из 115 князей и детей боярских могли подписать своё имя только 47 чел.».
В любом случае, мне интересно было бы узнать, на каком эмпирическом материале основаны цифры Соболевского.Но даже эти цифры можно сравнить, например, с ситуацией в той же Франции: «Что касается школьных учителей, или ректоров (recteurs d'ecole), то тут картина более обнадеживающая: на двадцать четыре населенных пункта их приходилось одиннадцать. Да и это еще не все, ибо, вероятнее всего, духовенство также занималось образованием. Ведь в здешних краях грамотность была распространена с давнего времени: из брачного свидетельства мы знаем, что школьный учитель в такой безвестной деревне, как Люмевиль, имелся уже в 1689 году". А в XVIII веке мужчины в отличие от женщин, как правило неграмотных, уже почти всегда умели написать свою фамилию; об этом свидетельствуют акты гражданского состояния, где свидетели (прежде всего крестные отцы и матери) должны были ставить свою подпись " [
Бродель, Ф.Что такое Франция? / Ф. Бродель. — М.: Изд-во им. Сабашниковых. — Кн. 1. Пространство и история. — 1994. — 406 с.]
Кстати, на мой взгляд, весьма существенное расхождение между числом грамотных и числом способных поставить подпись может объясняться просто: человек мог изучать грамоту и называться грамотным, но не пользоваться этим умением и позабыть за ненадобностью в повседневной жизни. У меня буквально перед глазами пример моей собственной бабушки Матрёны Ивановны, которую во времена тотального ликбеза научили читать, но затем, когда ей было глубоко за 60, моему отцу пришлось учить ее заново, ибо забыла всё. Кроме того, с подобными примерами, носившими массовый характер, мне приходилось сталкиваться и на материале сибирской деревни начала ХХ в.
Цифры я напутал каюсь писал по памяти… Вот только думаю что 134 экземпляра проданных, видимо по назначению и пошли (хотя и нет тому прямых подтверждений), потому как иначе для чего их ещё покупать?
Авторы электронного учебника
]]>«История книги»]]> утверждают, что по назначению пошли три четверти экземпляров. Автор книги «Армия Петра Великого: европейский аналог или отечественная самобытность» А.В. Кутищев так характеризует эффективность рассматриваемого сочинения Вальгаузена: «Учение и хитрость ратного строения пехотных людей» оказалось слишком сложным для усвоения не только русскими, но и иноземными офицерами, что признавалось многими современниками. Если ко всему вышеперечисленному добавить малограмотность русского офицерства, то станет очевидным, что «Учение ...» не могло стать действующей инструкцией для боевой подготовки войск»[С. 89.]. Впрочем, хотелось бы не верить автору на слово, а ознакомиться с самими свидетельствами современников (хотя, если подобные свидетельства современников всё же есть и г-н Кутищев прав, то это явилось бы вполне убедительным подтверждением моих слов о принципиальной важности
дискурсивной грамотности, не сводимой к «обычной» грамотности как умению просто прочесть буквы).
Опять же как-то забавно получается, в Австрии например военного устава не было вообще в то время, но мы ведь не сомневаемся, что имперские армии были достаточно хорошо подготовлены.
Думаю, что военный опыт офицеров важнее любых книжных приёмов, тем более что дефицита в квалифицированных кадрах в тогдашней Европе не было, т.к. войны шли постоянно. Что касаемо унтер-офицеров то их готовили такие профессионалы как фон Буковен, он готовил полк «выборных рейтар» 1649-1651 г.г. в Москве «рейтары» из которого были распределены по полкам в качестве офицеров накануне Русско-Польской войны.
Хотя когда я говорил о важности уставов, я не собирался противопоставлять книжные знания военному опыту. Ибо, с одной стороны, нельзя противопоставлять часть целому (опыт складывается из знаний и практически усвоенных умений и навыков), а с другой, книжные знания часто отражали именно опыт, причём в концентрированной форме. И, тем более, категорически не могу с Вами согласиться в том, что «военный опыт офицеров важнее любых книжных приёмов». Это не так. Пребывание в походе/битве/ осаде под пулями/стрелами/пиками/саблями само по себе даёт лишь опыт этого самого пребывания. Сделать надлежащие выводы из обыденного, рутинного опыта способны далеко не все(точнее сказать, это способны сделать очень и очень немногие), ибо опыт приобретается на дорефлекторном уровне. Современные армии готовятся к войне, не на войне, а до нее. Поэтому важна не столько война, сколько довоенный опыт – практики подготовки, обучения и дисциплинирования солдат. Настоящий прорыв в деле подготовки европейских армий был связан с именем Морица Нассау, введшим систематическую строевую выучку (сиречь муштру), батальонную организацию, окапывание и проч.Нововведения Морица, обеспечившие существенный рост боевой эффективности его небольшой, но рационально организованной армии, потребовали нового типа офицера. Выдающийся историк Уильям Мак-Нил пишет по этому поводу следующее: «Доблесть и личная отвага утратили свое прежнее значение и почти исчезли под стальными доспехами постоянной муштры. Служба приобрела новое значение, и каждодневная военная деятельность изменилась до неузнаваемости. Войска, обученные по методу принца Оранского, автоматически приобретали превосходство в бою. Как только эта действительность стала очевидной всем, старые — несогласованные и героические — традиции поведения на поле боя постепенно отмерли даже среди самых несгибаемых офицеров и дворян» [
Мак-Нил, У. В погоне за мощью. Технологии, вооруженная сила и общество в XI-XX веках / Уильям Мак-Нил. – М.: Издательский дом «Территория будущего», 2008. – С. 154.]. Изменение требований к солдатам обусловили необходимость обучения самих офицеров, издания инструкций, наставлений и уставов. Последние минимизировали индивидуальные особенности восприятия офицерами собственного опыта и задавали стандарты обучения, пригодные для среднего исполнителя. В 1619 г. Мориц организовал первую в Европе военную академию для обучения офицеров. Превосходство «голландской системы» достаточно быстро стало очевидным для всех. Поэтому голландский военный опыт распространился по всей Европе – и через книги, и через военных, сменивших службу. Ранее всего его переняли шведы и протестанты, позднее французы, и позже всех испанцы и имперцы. Но и им дискурсивная грамотность и образованность позволила заимствовать передовой опыт.
Собственно и Пётр не создал никакой системы образования по самым оптимистичным подсчётам во всех его училищах, навигацких и цифирных школах выучилось к 1727 году от 2000 (Брокгауз и Ефрон) до 5000 (Луппов "История книги"), да ещё сотни с полторы дворян отправлено было зарубеж. Всё это капля в море для 15 миллионной страны, а если ещё и учесть что все эти "специалисты" готовились вовсе не для нужд народного хозяйства, то и вовсе картина безрадостная выходит. Более или менее стройная система образования (причём во многом "гражданского" назначения, а не военного) сложилась в России только при Елизавете. А первые шаги по созданию этой "гражданской" системы образования были как раз не при Петре сделанны, а во времена его отца и кое-какие успехи были достигнуты уже тогда.
Мнэ… Это всё замечательно, но напомню, что у нас шёл разговор о том, что, по Вашим словам, габитус московских элит, цитирую, «стремительно видоизменяется в последней трети XVII века». Я в этом усомнился и перечислил
возможные условия, которые могли бы подобную стремительность вызвать. Я призвал Вас описать конкретные механизмы изменения габитуса русской аристократии в названный период и вызвавшие их институциональные и культурные подвижки. И вряд ли очередная порция критики петровских деяний способна всё это заменить.
Практически так и есть, отменяются. Потому что регулярная армия в подлинном смысле слова это прежде всего такая которая не распускается в мирное время. И переход к такой армии был осуществлён в той же Франции или Австрии никак не раньше рубежа XVII-XVIII века, когда полки попросту не успели распустить после Девятилетней войны, т.к. началась война за Испанское наследство.
Прошу прощения, но Вы собственным волевым решением отменить деятельность Лувуа (как впрочем и любые другие события) не в состоянии. Ваши посылки ошибочны. Регулярные армии (напомню, что регулярная армия – это постоянная армия, имеющая установленную организацию, типовое вооружение, способ комплектования, порядок прохождения службы, обучения личного состава, (как правило) форму одежды, а также централизованную систему управления и снабжения) возникают едва ли не полувеком ранее названного Вами периода – в 50-60-ее гг. XVIIв. Во Франции переход к регулярности был связан с деятельностью Мишеля Ле Телье, ставшим в 1643 г. государственным секретарем по военным делам, и его сына маркиза де Лувуа, унаследовавшим отцу в 1668 г. Именно усилиями двух этих недюжинных военных администраторовкоролевская армия получила регулярную организацию (введены интенданты, в руки которых были переданы выплата жалования, финансы, крепости, снабжениепровиантом и снаряжением, госпитали, военныйсуд; генералы лишены права назначать офицеров; введена военная иерархия и чёткая организация (в 1666 г. в кавалерии, позднее и в пехоте); полки получили единообразное обмундирование и пр.). Подробнее о деятельности Ле Телье и Лувуа можно прочитать в 4-м томе Дельбрюка. В частности, Дельбрюк пишет: «Когда в 1668 г. Аахенский мир закончилдеволюционную войну и армию следовало бысократить, он не распустил, как это делалосьраньше, известное количество войсковых частей,но сократил личный состав каждого полка,сохранив полностью все штабы, так что путемукомплектования новобранцами ужесуществующих полков армия легко могла бытьувеличена. Этим способом, собственно, и былавпервые осуществлена подлинная идеяпостоянной армии».Как видим, Лувуа имел невоюющую армию за 30 лет до окончания войны Аугсбургской лиги. ЧТД.
А хвалённая шведская армия и вовсе никаким образом не может считаться регулярной (в классическом смысле слова), т.к. формировалась по "молодой индельте" по сути из поселенских полков.
Мнэ… А разве в классическом определении (я его привёл выше), что-нибудь говорится о невозможности поселенческой армии являться регулярной? По-моему, всем критериям, заявленным в определении, шведская армия вполне соответствовала. Армия-то была постоянной, только жила по домам. (Параллель: разве русская армия в нач. XIXв., переведенная стремлениями Александра I и радениями Аракчеева на военные поселения, перестала от этого быть регулярной? Очевидно, нет).
Это я сетую на классических историографов - Ключевского, Соловьёва, Платонова уж не серчайте...)))
Ну, названные господа (по крайней мере двое первых) помимо того, что были историками, были западниками. И их идеологические пристрастия отражались и на их выводах. Мне нет нужды придерживаться набившей оскомину оправдательно-осудительной идеологемы, которая проявляется в том числе и выступлениях «камрадов» в этой теме, одни из которых упирают на то, что Петр де «уничтожил русскую культуру», а другие – на то, что «жизнь россиян улучшилась».
Это всё к тому же, что петровская внешнеторговая "политика", была основана не на экономической целесообразности, а на его личных прихотях.
Экономичская выгода от Архангельска была очевидна, казна ежегодно пополнялась 200-300 тыс. рублей только таможенного сбора, не говоря о выручке от реализации казённых товаров. Здесь ненужен "специальный познавательный инструментарий" чтобы это понять. Помимо этого Архангельский торг способствовал экономическому развитию русского Севера и Северо-Востока страны. И только по прихоти Петра всё это было искусственно "придушено" (вопреки даже челобитным голландских и английских купцов) и внешнеторговые потоки были переведены в Петербург.
К слову Архангельска "боялись", аж до времён Екатерины II когда последние из ограничений (повышенный в 2 раза в сравнении с балтийскими портами таможенный сбор) было снято.
Замечу, что экономическая целесообразность в отрыве от субъекта принятия решения не существует. Лишь понимание конкретным индивидом неких целей задает перспективы деятельности (а это невозможно без того самого «специального познавательного инструментария», над которым Вы иронизируете). Я думаю, совершенно понятно, что никто в нач. XVIII в. не мог целенаправленно заботиться об «экономическом развитии русского Севера и Северо-Востока страны». Мне даже в страшном сне не приснится, что кто-то тогда мог так изъясняться. Что касается 200-300 тыс., то, вероятнее всего, Петр рассчитывал легко их компенсировать простой переориентацией торговли на Петербург. Не всё ли равно, где эти деньги собирать?
Я ученый, а не активист. И моральному осуждению предпочитаю анализ.
Майкл МАНН
...Так называемый простой, средний, нормальный, положительный человек меня не устраивает... Скучно...
Василий ШУКШИН
...Ты обер или штаб?
"Горе от ума"
