Выздоравливал Ольгерд до белых ноябрьских мух. Сперва и впрямь чудом богу душу не отдал, однако хлопоты Сарабуна, взявшего на себя добровольную повинность по уходу за израненным десятником и, не в последнюю очередь, крепкое здоровье, помогли ему выкарабкаться из когтистых лап смерти. Пиявки, которых лекарь-самоучка отлавливал в приднепровских болотцах, несмотря на угрозы отстраненного от лечения сотенного лекаря, сделали свое дело. Вытянули из тела черную ядовитую кровь, не дали антонову огню умертвить простреленную ногу. Гораздо больше хлопот как самозваному врачевателю так и его нежданному пациенту доставило порванное волком плечо. Зашив рваную рану, Сарабун ежедневно менял повязки, густо умащивая их мазями и бальзамами, пока наконец, на месте волчьих зубов не осталось лишь несколько бледных шрамов. Рука побаливала на смену погоды, но серьезных неудобств не доставляла. Полюбовавшись на затейливые морозные узоры, выросшие за ночь на оконном стекле он накинул полушубок и вышел на двор.
Волею судьбы и черным помыслом Димитрия Душегубца умирать его выбросили в Полесье, в дне пути от Лоева - селения бывшего Речинского повета Смоленского воеводства, захваченного у Литвы мятежными запорожцами. После недавней Переяславской рады это пограничное местечко, расположенное у места слияния Днепра и Сожа, приписали к Черниговскому полку, в котором и состоял сотником здешний царь бог и воинский начальник - сотник Тарас Кочур.
Ольгерд постоял на крыльце, оглянулся на добротный, выстроенный этим летом двухклетный рубленый дом, крытый отборным камышом - на славу поработали лоевские плотники для нового казацкого пана - провел взглядом вдоль крепкого частокола, к воротам, у которых нес службу укутанный в тулуп охранник. На утоптанный выгон, тянущийся вдоль заснеженного берега, поеживаясь, цепочкой тянулись врученные его попечению новобранцы. Ольгерд усмехнулся в усы. Нескладные парубки, набранные по окрестным селам, мало напоминали его вышколенный не хуже шведских пикинеров, опытный в ратном деле смоленский десяток. Но выбирать было не из чего.
Недели через две после того, как Ольгерд был привезен на хутор, убедившись, что спасенный выжил и поправляется, сотник удостоил его визитом. Зашел в комнату без стука, хмуро кивнул в благодарность за шустро поставленный Сарабуном табурет, после чего зыркнул на целителя так, что тот пулей вылетел за порог. Присел, подобрав длинную саблю, чтоб не стукнула об дощатый пол. Спросил коротко, словно продолжая только что прерванный разговор:
- Значит литвин, говоришь?
- Литвин.
- Из шляхты?
- Безземельный.
- Что так? Младший сын?
- Старший и единственный.
- Московиты с вотчины согнали?
- В корень зришь, пан сотник. Я мальчишкой был, когда воры отца убили. Спрашивать никто не стал, прислали стрельца какого-то, отдали ему поместье.
Крякнул при этих словах старый сотник. Подумал о чем-то своем. Кивнул печально. Продолжил допрос.
- В Смоленске ты воевал, знаю. Мог там к московитам перейти на службу. Царь Алексей ведь всех к себе звал, что не пошел?
- Просили уж больно лихо. С пушками да пищалями. А меня на испуг не уговоришь...
Ольгерд снова, уже подробнее, пересказал свою историю, от ссоры с хорунжим и до последних лесных скитаний. Правда о том, что признал в главаре разбойников, Душегубце, кровного своего врага промолчал. Это было его и только его дело.
Сотник слушал внимательно, что-то молча прикидывал. Наконец, убедившись что его ненарочный гость именно тот, за кого себя выдает, хмуро кивнул:
- Про Душегубца от Белгорода до Риги только глухой не слыхивал. Ходит он с малым отрядом отборных лихоимцев, грабит села, бьет малые отряды, не разбирая где московиты, где литвины, где казаки, на купцов нападает. Живых оставляет редко, оттого и усомнился я сперва в твоем рассказе. Да все выходит по-твоему.
- Он ведь и меня в живых оставить не собирался. Я ведь тогда уж ранен был и еле ноги переставлял, так что ждала меня смерть пострашнее петли и пули..
Сотник Тарас вновь задумался. Помолчал. Спросил, наконец, про то, зачем и пришел.
- Лекарь говорит, на поправку идешь. Что дальше себе думаешь делать?
- Мне бы оклематься немного, сотник. А там уж буду глядеть. Добро что зашел, давно тебя за спасение поблагодарить хотел.
Ольгерд попробовал приподняться. Не смог, застонал от боли, откинулся на припасенную Сарабуном подушку.
- Не мне, племяннице моей спасибо говори. Это она тебя в лесу высмотрела.
О том, каким образом он попал на лоевский хутор, Ольгерд уже знал от словоохотливого Сарабуна. История его спасения оказалась проста и незатейлива. Ольга, племянница сотника Тараса, дочь помещика, чьи земли находились где-то на Сумщине, похоронив отца, заложила имение и отправилась, к дяде. Верстах в двадцати от хутора остроглазая девушка и высмотрела в лесу меж деревьев как волк терзает полуживого путника.
Знакомство было до сей поры у них шапочное. Спасительница заглядывала в выделенную больному светлицу по несколько раз на дню, справлялась о том, как дела и, словно страшась разговора, мигом исчезала.
- Чем же могу вас обоих отблагодарить за приют и спасение? - спросил Ольгерд.
- А что ты можешь? - усмехнулся сотник.
- Воевать. На коне или пешим. В поле и крепости. Стреляю вот хорошо. С недавних пор и минному делу обучен. Мало?
- В самый раз. Вот службой и отблагодаришь. У меня сейчас каждая сабля на счету.
- Рад бы, сотник. Долг платежом красен. Только слаб я еще для боя. Опять же, коня и оружие разбойники отобрали.
- Ништо. Ты мне в другом деле сгодишься - рекрутов натаскивать. Саблю тебе выделю из своих запасов. Еще дам пищаль, я с ней, когда на Сечи еще был, ходил в турецкий город Трапезунд. Она у меня счастливая. А коня для поездок можешь брать из моей конюшни, я холопов озабочу. Ну а дальше - как дело пойдет.
Дело пошло неплохо. Поднявшись на ноги, Ольгерд выбрал из новобранцев два десятка парней потолковее и вот уж пятую неделю вдалбливал в упрямые крестьянские головы непростую воинскую науку.
Ольгерд вернулся в сени, подпоясал полушубок ремнем, повесил на бок сотникову саблю, пищаль на плечо забросил. Спустился на выгон. На подходе к своему воинству расправил плечи, сделал командирский шаг. При виде десятника хлопцы построились, и теперь стояли в ряд, уперев в снег длинные жерди.
- Сегодня новый урок, - объявил с ходу Ольгерд. - Будем учиться, как пикой управиться против конных.
- Все пикой да пикой. А когда уже фузею дадуть? - прогнусавил из строя поповский сын Олекса. - Долго ли дрекольем будем друг другу по головам стучать?
- Если вот к этой самой жердине прикрепить лезвие от косы, - ответил Ольгерд. - то будет у тебя альшпис, который в бою для врага опаснее бердыша. Вся хитрость в том, чтобы уметь строй держать, да правильно с древком управляться. А фузею, тебе, попович, рано еще давать. Слухи ходят, что ты к плотниковой девке по вечерам шастаешь, а она тебя отшивает день за днем. Так что пока на палках тренируйся ...
Грубая шутка Ольгерда утонула в громком смехе, больше напоминающем гогот гусей.
- Слушай! - оборвал он веселье, настраивая свою маленькую армию на предстоящие занятия. - Сегодня будем учить, как пику в землю упирать. Кто все делать научится правильно, тот скорее в бою уцелеет.
Приданые ему мальчишки в жизни не видели сражений кровопролитнее деревенских драк. Он не стал им рассказывать, как страшен бывает удар тяжелых рейтар. Когда даже опытные воины, при виде несущейся на них сверкающей доспехами и ощетиненной пиками живой, изрыгающей ружейное пламя стены, бросают строй и бегут кто куда. Пойдут в бой, еще насмотрятся. Впрочем, может уже и видели настоящий кровавый бой. Им всем здесь по семнадцать годков примерно, а шесть лет назад у Лоевской переправы князь Януш Радзивилл с малым, но отлично подготовленным войском, наголову разгромил посланную ему навстречу армию запорожцев. Казачий гетман тогда был взят в плен и умер от ран, а Радзивилл, имея склонность к красивым жестам, вернувшись с триумфом в Вашаву бросил к ногам сенаторов и недавно избранного короля, Яна Казимира, пятьдесят захваченных казацких хоругвей...
Новобранцы выстроились по команде в два ряда. Первые опустились на колено, сомкнулись плечами, выставили жерди вперед. Вторые выложили свои «пики» первым поверх плеч. Получилась живая двухрядная ощетиненная стена. Чтобы такую снести, нужна рейтарская рота, либо кинжальный залп мушкетеров. Оттачивая навык, Ольгерд раз десять распускал и собирал строй, добиваясь, чтобы пики крепко упирались в землю и были склонены под одним углом. Хлопцы в учебных сшибках стенка на стенку уже смогли оценить важность плотного строя и относились к делу серьезно.
Занятия подходили к концу, когда со сторожевой вежи раздался истошный крик.
- Едут! По черниговской дороге всадники движутся, с десяток человек!
Десяток - не рота, и уж тем более не маршевый полк. Даже если бы и появились здесь коронные войска, то шли бы с другой стороны - от Мозыря, где сейчас литовский гетман с казаками воюет. Для разбойников тож не пора - зимой в лесу не заночуешь. Скорее всего свои, но ожидать можно всякого - война на пороге. Ольгерд мигом прекратил муштру, прогнал мальчишек в местечко, сам же вернулся на хутор, кликнул в ружье дворовых, зарядил пищаль. Из дому выскочила встревоженная Ольга. В ее голубых бездонных глазах, плескался тревожный вопрос. Ольгерд мотнул головой. Рявкнул сердито:
- Сиди в доме! Если насядут - кликай девок и немедля прячься в схрон!
Девушка понятливо кивнула и скрылась за дверью.
Ольгерд расставил стрелков, сам поднялся на вежу, сдвинул наблюдателя и, до рези в глазах вгляделся в белизну заледеневшей реки, очерченную кромкой заречного леса. Высмотрел, что хотел, улыбнулся, махнул вниз рукой.
- Открывай ворота, пан Кочур возвращается!
Три недели назад, дождавшись, когда станут реки, сотник на свой страх и риск отъехал в далекий Чигирин, где держал свою ставку Богдан Хмельницкий. Кочур храбро сражался под рукой мятежного гетмана начиная со дня, когда тот, прибыв в Запорожье, вздыбил казачество кровью добывать отобранные королем привилеи. Сотник прошел всю войну но был тяжко ранен под Берестечком, после чего за храбрость и пролитую кровь пожалован землями в только что отъятом от Литвы Полесье. Приехал в Лоев, поставил хутор, кликнул к себе охочих до земли запорожцев, набрал курень, потом другой. Как самый поважный казак, был выкликан поначалу в куренные атаманы, затем избран лоевским сотником. В этом звании вместе со всей казачьей старшиной Войска Запорожского присягал в Переяславе на государеву службу. Но старый сечевик, лично знакомый с Богданом Хмельницким, хоть и считался сотником Черниговского полка, однако в реестр казачьего войска внесен еще не был, и потому опасался, что сидя в лоевской глуши прозевает важные для себя дела. Вот он, не спросясь у недавно поставленного полковника, поехал "пошептаться" с давним другом, генеральным писарем Иваном Выговским .
Под разнобойный собачий гвалт сани сопровождаемые десятком гайдуков, въехали на просторный двор и остановились в десяти шагах от крыльца.. Гайдуки спешились и повели лошадей в конюшню. Тарас, как обычно хмурый, откинул медвежью полость, встал, размялся, пожал руку Ольгерду, засопел, молча пошел в дом. Кинул с уже с порога:
- На обед заходи, есть разговор.