Спал Ольгерд долго. Правда, по въевшейся в плоть привычке вскочил было с первыми солнечными лучами - проверять караулы, но едва разлепив глаза вспомнил о вчерашнем побоище и бессильно рухнул на жесткий ногайский войлок. Так и проспал до дневной смены постов. Встал, отмахнувшись от назойливой мухи, вышел наружу. С вечера все вокруг решительно изменилось. Теперь вокруг его наскоро поставленной палатки раскинулся обширный ногайский лагерь - степняки, выиграв битву, стали на отдых.
У коновязи хлопотал Сарабун, к нему в очередь на перевязку стояли раненые татары. Фатима, воткнув в землю сколоченный из дерева щит, упражнялась в метании ножей. У входа в палатку на деревянной колоде сидел Измаил.
Из-за холма, с реки взметнулась в воздух воронья стая. Черное галдящее облако, мельтеша словно пчелиный рой, поползло мимо лагеря в сторону царящего над долиной замка. Вчерашняя битва вернулась к нему в мельчайших подробностях. У Ольгерда нехорошо защемило в груди.
- Хоронить погибших кто будет? - спросил он у Измаила.
- И тебе доброе утро! - улыбнувшись, ответил египтянин, погладив рукой голый череп. - О павших можешь не беспокоиться. Еще затемно из крепости чуть не две сотни крестьян и горожан с заступами и лопатами пригнали. Сейчас, я думаю, все погибшие преданы уже земле.
На кончике языка у Ольгерда вертелась куча вопросов, но беседу прервал посыльный-нукер. По ногайской привычке передвигаться в седле даже если нужно преодолеть расстояние в несколько десятков шагов он, не слезая с коня и уважительно глядя на Ольгерда произнес:
- Тебя зовет к себе бей, капитан-ага. Поторопись, он ждет тебя к обеду.
Шатер Темир-бея, по походному обычаю, располагался в центре лагеря на небольшом возвышении. Старый ногаец ждал Ольгерда снаружи. Он лежал у костра на ковре с горой атласных подушек. Рядом, на открытом огне, издавая аппетитнейший запах, шипели нанизанные на стрелы вымоченные в сброженном молоке куски баранины. При виде Ольгерда, сопровождаемого посыльным, который провел его черед двойное кольцо охраны, Темир приподнялся на локте, кивнул и жестом пригласил гостя занять место рядом на ложе.
Отдав должное мигом поднесенному слугами мясному блюду, которое так и называлось сис-лик, «на вертеле», Ольгерд отставил в сторону пиалу с чаем и поглядел на хозяина, дав понять, что готов к разговору, ради которого был, собственно, приглашен.
- Я благодарен тебе за службу, - в свою очередь завершив обед, произнес с расстановкой старый бей. - Ты и твои люди спасли моих людей. Если бы казаки прорвались к лагерю московитов, многих бы положили картечью и неизвестно чем бы закончился бой.
- Мои люди погибли, -глухо ответил Ольгерд. - Все до единого. В первом же бою. - Я не достоин благодарности.
Бей сощурил глаза, кончики губ его, чуть дрогнув, опустились вниз.
- Понимаю тебя. Хороший командир не может не скорбеть о потерях. Но казаков было около пяти сотен, и все они были с ружьями. У них были пушки. Но вы не обратились в бегство, а приняли бой. К тому времени как мы, сломав хребет московитам, пришли к вам на помощь, ты и твои люди уложили две сотни человек, да будет милостив Аллах к душам неверных. Вот здесь, - Темир отбросил одну из подушек, под которой обнаружилась горка крутобоких кожаных кошелей , - жалование всем твоим людям за полный месяц. Думаю, что так будет справедливо. Пусть золото не воскресит погибших, но оно сможет послужить живым. Распорядись им, как сочтешь нужным. Тебе же, - бей откинул соседнюю подушку, - особая награда.
Знал старый ногаец, чем можно тронуть душу воина. Ольгерд наслышан был о двуствольных пистолях, но видел такой впервые. На ковре , матово отблескивая боками с затейливой чеканкой, лежало оружие, лучше которого Ольгерд в жизни не видел.
Горизонтально расположенные стволы, необычно длинные для пистоля, едва не в восемь вершков, с гладкими ребристыми выступами были покрыты тонкой поперечной насечкой. Ощущая прохладную шероховатость, Ольгерд провел рукой от вороненой мушки, расположенной меж стволами до бронзового сдвоенного замка с курками, стилизованными под головы грифонов, скользнул указательным пальцем по овальной спусковой скобе, тронул расположенные один за другим удобные, с загибом на конце, спусковые крючки. Трудно сказать кем был больше изготовивший это чудо мастер -оружейником или ювелиром. Доходящее до середины стволов ложе было выточено из из черного дерева, а щеки рукоятки и боковые накладки сделаны из тончайших пластин слоновой кости. Изогнутая рукоятка с золотым затыльником была украшена чеканным маскароном, изображающим львиную голову. Все накладные детали были сплошь золото с серебром, украшенные тончайшим, еле глазу различить, орнаментом - сложным узор из листьев и трав. И все же , несмотря на столь дорогую отделку это было настоящее боевое оружие.
Пистоль словно прирос к руке и , чтобы отложить его в сторону, Ольгерду пришлось сделать над собой изрядное усилие.
- Благодарю тебя, бей. Но ты прав, люди дороже золота. Я бы хотел похоронить по-христиански своих воинов и павших казаков. Если это за это нужно кому-то заплатить ... - Он кивнул в сторону кошелей.
Не беспокойся, - перебил его ногаец. Я знаю что такое воинская честь. Из замка прислали рабочих и могилы копали, отдельно для всех, - татар, твоих людей и для казаков. А московиты своих погибших забрали. Так что бери то, что принадлежит тебе и ступай готовиться к приему у польского короля. Ему доложили о том, что город спас от казаков некий доблестный литвин и он в свою очередь желает тебя отблагодарить. Мой торжественный въезд в крепость назначен на завтра, а орде, по договору меж королем и султаном, в город въезд запрещен. Да и не нужно это моим воинам. После того как мы обменяемся с королем подарками, орда снимется и пойдет обратно, собирая по дороге ясырь. Такова плата Яна Казимира за его спасение.
Спотыкаясь на растяжках палаток, Ольгерд шел к себе через бурлящий лагерь. За ним пыхтел слуга Темира, нагруженный пожалованным серебром. Вкратце рассказал обо всем компаньонам.
- Что же, - сказал, подумав, Измаил. - Принять от короля благодарность - дело нужное. Тем паче, что ты ее заслужил. Надеюсь, что Темир-бей счел твою службу законченной и мы сможем продолжить поиск Дмитрия Душегубца?
- Об этом я с беем еще не говорил, - ответил, нахмурившись, Ольгерд. Вот завтра, после торжественного въезда, когда ногайцы в обратный путь соберутся, мы об этом и потолкуем.
Фатима, высмотрев за поясом господина новое оружие, попросила поглядеть и, как надлежит настоящему оруженосцу, долго благоговейно изучала пистоль, держа его обеими руками. Сарабун так устал от бесконечных перевязок, что испросив разрешения, отправился спать в палатку.
Свободное время Ольгерд, не без помощи Фатимы, приводил себя в порядок, чтоб не стыдно было предстать при королевском дворе. Девушка оказалась ловкой не только в сражениях и на любовном ложе, но и в делах торговых. Тут же влагере отыскала торговца, купила Ольгерду богатую шелковую рубаху, мягчайшие сафьяновые сапоги, новый с иголочки зеленый кунтуш и шапку с изумрудом и ястребиными перьями. Отыскала портных, заставила подгонять обновки по фигуре, сама же, одолжив у них ножницы, привела в порядок отросшие за поход волосы.
Солнце не доползло до полудня как из крепости за Ольгердом и его друзьями прибыл шляхтич. Вид у него был не важнецкий - щеки впалые, наряд потертый - сказывались долгие недели осады. Оглядев Ольгерда, кивнул довольно:
- Выглядишь настоящим героем, его величество будет доволен. Собирайся со всей своей свитой, магистратура тебе для постоя предоставила отдельный дом с прислугой, там немного передохнешь, а вечером , после закрытия ворот будет ужин в малом кругу. Король не только отблагодарить за подвиг, но и поглядеть на тебя желает. У его величества, скажу тебе по секрету, верных военачальников почти не осталось. Так что, если придешься ко двору, сможешь сделать такой карьер, что и не снилось.
Ничего не сказал Ольгерд. Взялся за седельную луку, взмыл в седло. Не оглядываясь назад пришпорил коня и поскакал прочь из лагеря. Заметил лишь краем глаза, что за ним, стоя на входе шатра, внимательно смотрит Темир-бей.
До крепостных ворот от ногайского лагеря было версты три - меньше получаса езды легкой рысью. Миновав дубовую рощу, всадники обогнули стоящий на пути холм и вышли к долгому подъему, ведущему к стенам замка. Ольгерд посмотрел на открывшуюся перед глазами картину и волосы у него встали дыбом.
Перед ним словно развернулась и ожила гравюра из огромной старинной книги, которую он когда-то листал, остановившись в одном из литовских замков. Там на весь разворот была изображена казнь христиан в языческом Риме повешение вдоль дороги на столбах. Только увиденное было страшнее. Прямая мощеная дорога, идущая к вершине холма, была истыкана по краям двухсаженными колами, на которых извивались люди в синих кунтушах, так что теперь, чтобы добраться до Клеменецкой крепости нужно было пройти сквозь этот ужасный строй. Облепив ближние деревья ждали своего часа перелетевшие от реки вороны, а вдоль дороги, отгоняя зевак, гарцевало с десяток всадников.
Вороний гвалт ненадолго затих, стало слышно как молится Сарабун.
- Что это!? - дернув повод, чтобы приостановить коня, спросил Ольгерд. - Кто устроил эту жуть? Неужели Темир-бей?
Сопровождавший их шляхтич удивленно хмыкнул:
- А что здесь такого? Татары в знак своей дружбы передали его величеству пленных бунтовщиков-казаков, и король приказал казнить их так, чтобы другим неповадно было.
- Человек сорок на первый взгляд, - тихо произнес из-за спины Измаил. - Все казаки, которых ногайцы не добили там, в ущелье. О чем ты думаешь, капитан?
- Думаю развернуть коня и уехать отсюда, - ответил со злостью Ольгерд. - Хорош Темир-бей. Неужто не знал, кому пленных передает?
- Скорее всего не знал, -отвечал египтянин. - Хотел бы я поглядеть на того, кто эдакое придумал. Может , ради этого и стоит проехать в крепость...
Ольгерд сжал волю в кулак, пустил шагом коня и, стараясь не оглядываться по сторонам, двинулся в сторону ворот. Больше всего он опасался встретить здесь кого-нибудь из своих знакомых, а пуще всего страшился обнаружить лоевских людей. Думал об этом все время, от боязни содрогаясь внутри. Потому, когда увидел Тараса Кочура с выходящим из спины блестящим от масла деревом, был к этому отчасти готов.
Даже на колу лоевский сотник выделялся в общем ряду своим немалым ростом и грозным взглядом. Пробивший тело отесанный ствол доставлял ему невыносимые страдания, но в широко раскрытых глазах старого казака читалось одно лишь бешенство.
- Пан сотник ! - простонал Сарабун.
Кочур, с натугой воротя шею, обернулся на голос. Взгляд его остановился на Ольгерде и в нем проявилось некоторое умиротворение.
- Нашелся все-таки! - прохрипел он, пуская кровавые пузыри.
- Как же так, отец? - подъезжая поближе, спросил Ольгерд. Руки его мелко дрожали, кровь прилила к голове и в глазах потемнело.
- В бок. Ранили. Стрелой. - Собирая силы для каждого слова отвечал Тарас. - Взяли. Едва. Живым... И. На кол. Словно. Татя.
- Снимем сейчас. Сарабун со мной, вылечит. Эй, кто есть тут!!!
- Погоди. Не нужно. Это расплата за грехи мои тяжкие. Приму смерть. Но к мукам не готов. Ты воин. Знаешь что делать.
Воля Тараса была высказана ясно. Ольгерд сделал глубокий вдох. Подчиняясь, кивнул.
- Как Ольга? Что с ней? Нашелся ли жених, отцом ей завещанный?
Усмехнулся Тарас, словно пойманная в капкан росомаха.
- Долго говорить. В сумке бумаги. Из них все поймешь. Пожалей же, сынку. Избавь от мучений. Отправь на высший суд ...
Ольгерд оглядел казака. Казнь совершали наспех, не ограбив пленных, сажали их на кол в чем есть. С плеча сотника, перехваченная поясным ремнем для боя, свисала кожаная плоская сумка. Ольгерд вынул нож, отрезал ремешки, забрал планшет в переметную суму. Постоял собираясь с духом, достал из-за пояса подаренный Темиром пистоль, быстро вытянул досыпал порох на полку, приставил дуло к тарасовой груди слева, где сердце и, глядя казаку прямо в глаза, нажал на спуск. Смерть пришла казненному сущим избавлением. Смежил старый казак похмурые свои веки, разгладились складки на изведенном болью лице. Словно заснул старый сотник Тарас Кочур.
В небо, оглашая долину криками, взмелись всполошенные выстрелом вороны. Сопровождавший их шляхтич изменился лицом думая про измену, схватился за саблю, но не успел двинуться с места дорогу ему перегородила конем Фатима.
- Не дергайся, лях. Если капитан стреляет, значит так нужно.
- Ты что, господин!!! - не удержавшись, завопил Сарабун. - Ведь это же Ольгин отец, пан Тарас, считай что тесть твой. А ты его собственною рукой ...
Шляхтич, услышав эти слова, отпустил саблю и ослабил повод.
- Нет мне прощения , прав ты, лекарь, - сквозь зубы процедил Ольгерд. - Мой грех, мне с ним и жить. Да будет к сотнику милостив наш Господь и примет его таким как есть, не обрекая на адовы муки.
- Ты неправ, Сарабун, - вмешался в разговор египтянин. - Капитан поступил, как настоящий солдат. Прервать мучения обреченного на смерть товарища - богоугодное дело.
Сарабун, не соглашаясь, мотнул головой.
- Господь осуждает такое. Любой лекарь бьется за жизнь пациента до последнего, даже зная что тот обречен.
- Больной на смертном одре, и воин, взятый в полон - совсем не одно и то же, мой друг, - голос Измаила звучал негромко, но в нем слышалась настоящая сталь. - И то, что правильно и хорошо в мирное время, никуда не годится на войне.
- Нужно позаботиться о том, чтобы старика похоронили по-христиански, прервал их Ольгерд.
Шляхтич, разобравшись в чем дело, и его подопечному встретился в столь ужасных обстоятельствах по-родственному близкий человек, шум поднимать не стал. Кликнул рейтар из оцепления, приказал позвать простолюдинов, чтобы снять тело и отдать для похорон.
Страшась смотреть на искалеченное тело сотника, Ольгерд развернул коня в сторону татарского лагеря.
- Поехали, -окликнул Ольгерд свою свиту. - А ты, Сарабун, выполни свой лекарский долг, останься, проследи за всем до конца.
- Куда теперь? - Без малейшего удивления осведомилась Фатима.
- Обратно в лагерь.
Ольгерд, раздавленный непосильным бременем содеянного, воспринимал происходящее вокруг него словно сквозь плотный туман. Думал он первым делом о том, что язык его не повернется рассказать о сделанном Ольге.
Из мрачных дум выдернул его легкий порыв ветра, который донес до ушей слабый молящий голос:
- И меня дострели, лыцарь ...
Ольгерд обернулся. Голос принадлежал казаку, посаженному на кол в в нескольких саженях от Тараса.
Пелена с глаз спала и ей на смену пришла буйная, разгульная ярость. Он снова взялся за пистоль, и двинул коня вперед. Однако спутники на сей раз не стали принимать его сторону. Фатима с Измаилом не сговариваясь двинули коней и перегородили дорогу.
- Езус Мария! Святым Станиславом заклинаю, не нужно делать этого, пан! - вскричал шляхтич , и в голосе его звучал неподдельный испуг. - На всех казненных пуль у тебя не хватит. Погляди на дорогу, к нам едет сам воевода со свитой, которого король для встречи твоей отрядил и все те, кому король приказал встречать тебя на въезде в крепость. Если применишь сейчас оружие - охрана разбираться не станет, тоже откроет огонь. Начнется, пся крев, такая потеха, что из нее живыми не выбраться.
Ольгерд обернулся в ту сторону , куда указывал провожатый. По дороге со стороны ворот двигалась плотная группа десятка в полтора нарядно одетых всадников. Приближающиеся определенно были теми, кого король для пущей важности отправил к воротам для торжественной встречи. Судя по всему они, разглядев что на дороге, ведущей к крепости происходит что-то выходящее из ряда вон, решили спуститься вниз и самолично выяснить в чем там дело.
До всадников оставалось не более десяти саженей когда Ольгерд, в который раз за сегодня поразившись крутым поворотам своей судьбы, разглядел среди них знакомые лица. Едущий на полкорпуса впереди остальных старый шляхтич в позолоченном нагруднике, бархатном плаще, укрывающем конский круп и высокой енотовой шапке оказался бывшим смоленским воеводой, Федором Обуховичем. Однако не он привлек внимание Ольгерда, а держащийся чуть в стороне от прочих прямо держащийся всадник и на вороном коне. Боясь ошибиться , Ольгерд не верил своим глазам, однако с каждым ударом копыт приближающихся коней о плотную, щедро политую казацкою кровью землю, все сомнения уходили в сторону. Черный наряд, простоволосая голова с проседью, оружие, отсвечивающее серебром и, главное, волчий, насмешливый и безжалостный взгляд мог принадлежать только одному человеку. И не было никакого резона рядить о том, как и почему он вдруг очутился в числе приближенных польского короля.
Вспомнив, что второй ствол пистоля еще заряжен, Ольгерд начал медленно поднимать руку, перемещая палец на задний спусковой крючок. Но вдруг, не дав даже прицелиться, на ствол легла тонкая смуглая кисть.
- И не вздумай, - прошептал Измаил. - Во-первых, нас всех тут положат, не разбираясь. Сам посуди, кому это нужно? Во-вторых, он нам нужен живым. В- третьих, из крепости он никуда не денется, и если даже он находится под защитой короля и нам не удастся взять его под арест, в любом случае разберемся, какого Иблиса его сюда занесло.
Ольгерд придержав пружину, медленно отпустил курок и убрал палец со спуска. Всадники поравнялись с компаньонами и охватили их полукругом.