Итак, мы продолжаем публикацию работы присланных на конкурс "Под знаком W". Регламент конкурса, напомню, читаем ТУТ.
Я решил публиковать все конкурсные работы отдельной "новостью" на главной странице сайта. Мы уважаем наших авторов.
Каждая работа провисит на главной странице сутки, после чего будет оттуда убрана.
Идем дальше.
Цена одного мгновенья
Если сын простого трактирщика не хотел оставаться дома, то у него в Империи было не много дорог. Самая простая – армейская пехота.
Завсегдатаи трактира, солдаты и офицеры армий курфюрстов, и просто бойцы вольных рот, прочно вписались в жизнь Ганса с самого детства и определили его выбор.
Уже 6 месяцев, с тех пор как он покинул дом. Ганс находился в лагере для новобранцев, где проходили «курсы молодого бойца», и приобретал навыки, которые, как говорил их сержант: «Помогут вам добежать до врага, прежде чем умереть от чьего-нибудь копья или стрелы».
Их лагерь находился в южной части графства, недалеко от города Ауэрсваль, а, значит, после окончания подготовки кого-то из них направят вместный гарнизон, где они будут заниматься большей частью патрулированием дорог и борьбой с разного рода бандитами, еретиками и прочими «проблемами местного населения».
Здесь было расквартировано несколько рот новобранцев, которых привезли вербовщики, большей частью с восточных рубежей Рейкланда.
Как заметил Ганс, публика была разношёрстная: мечтательные деревенские парни, которые поверили в то, что скоро их ждёт слава и почёт, добытые в битвах; ребята, которые хотят «неплохо заработать», и те, кто пошли в армию, просто потому, что здесь обещали трёхразовое питание.
Ганс старался не заводить друзей, просто потому что понимал - их всё равно потом расквартируют по разным частям и гарнизонам, и причин начинать дружбу он не видел. Но один товарищ у него всё-таки появился. Это был Отто, парень из его отделения.
Отто был сыном простого крестьянина из деревни на юге Рейкланда. Характер у него был такой же, как и у Ганса, поэтому им удалось быстро «подружиться». Они не приставали друг к другу с лишними вопросами и редко разговаривали на темы, не относившиеся к службе. Большая часть их общения заключалась в совместном освоении навыков ведения боя и помощи по службе.
Наступил седьмой месяц службы, стояла глубокая осень. Их и без того тяжёлые марши и учения, стали ещё сложнее из-за промозглого ветра, постоянных моросящих дождей и размытых дорог.
Такая погода несказанно радовала их капитана Франка. Ранним утром, как обычно за час до всеобщего подъема он зашёл в ротную казарму, приказал часовому разбудить роту:
- Командуй подъём сержант, - сказал он спокойным и как всегда безразличным голосом, - сегодня отличный день для того чтобы друг друга потолкать.
Капитана Франка от остальных лагерных офицеров отличало три вещи. Первое - он никогда не пил и не развлекался с ними в трактирах и борделях. Между ним и всеми остальными офицерскими была нескрываемая неприязнь – они его считали помешанным. Он их вообще не принимал за достойных мужчин.
Второе - он никогда не срывался на своих солдат, не орал и не бил их. Вообще в плане дисциплины капитан обладал какой-то непонятной аурой, присущей лишь тем людям, которые действительного чего-то стоят. Его слушали все, но ни потому, что боялись, а потому что уважали. За что, никто толком не знал, однако весь его вид внушал безграничное почтение одинаково и у последнего новобранца, и у командира лагеря.
Но самым странным было то, что он лично отбирал снаряжение для своих новобранцев, и выбор его был достаточно своеобразен.
Обычно в подобных лагерях рекрутам выдают старое и поношенное снаряжение, которое в бой уже не наденешь. Но солдаты роты Франка носили не просто поношенные доспехи, но самые битые и непригодные доспехи. Зато мечи, копья и алебарды были лучшие в лагере.
- Вы должны понять здесь одну очень важную вещь - не один доспех не спасёт вашу шкуру лучше, чем ваши мозги и умелые действия.
Так сказал капитан, когда солдаты надевали на себя кирасы с огромными дырами в груди и брали щиты, которые были проломлены рубящими ударами почти до середины. В первый день вся рота чистила их, оттирая следы запёкшейся крови прежних владельцев. Ганс получил щит с огромной дырой в самом центре.
- Это рог, - сказал Гюнтер, юноша, чей отец был кузнецом, и он часто помогал в кузне латать повреждённые доспехи солдат местного гарнизона. Сейчас парень сидел рядом, чистил свой пробитый шлем и смотрел на щит Ганса. – Видишь, его как будто прорвали, и есть остатки шерсти, прилипшей и засохшей с кровью. Похоже, твоему предшественнику не повезло, и он встретил в лесу гора или, может, не большого бестигора. Зверолюды самая большая опасность для местных гарнизонов.
Они отошли от ещё спящего лагеря примерно на 2 мили, и вышли на истоптанное поле, которое все называли плацем. За день до этого шёл дождь, и солдаты своими маршами превратили его в земляную жижу. Утром были заморозки, поэтому земля, которую каждый день топчут роты новобранцев, промёрзла и превратилась в практически непроходимую местность. Замершие бугры и кочки превращали продвижение здесь даже отдельного человека в тяжёлое испытание, а для сотни, закованных в неуклюжие и пробитые стальные доспехи солдат, это была настоящая мука.
То и дело кто-то падал, а для железной коробки, которая состояла из солдат, стоящих друг к другу вплотную, это грозило развалом целого фланга. На упавшего тут же обрушивались те, кто шёл за ним, а половина роты осыпала его обилием самых приятных пожелания и парой тумаков.
Капитан шёл слева от этой железнобокой толпы, старавшейся изо всех сил создать подобие квадрата. Он ничего не говорил, изредка посматривая на ораву вспотевших и бранящихся в полголоса мужиков.
Поле было длиной в полторы мили, поэтому после первого же перехода, на который было потрачено примерно полчаса, солдаты выбились из сил.
Когда коробка без отдыха двинулась в обратную сторону, заморосил ледяной дождь.
На обратном пути капитан уже не шёл в стороне от роты, а ходил вокруг неё, давал чёткие команды и выравнивал коробку по фронту.
Ганс шёл на правом фланге, справа от него Отто, который был крайним мечником в этой шеренге. Кто-то сзади Ганса поскользнулся, повалился вперёд, толкнул Ганса в спину и, схватившись за заднее забрало его кирасы, потянул того вниз. Ганс опрокинулся назад, потащил за собой Отто и того, кто был слева от него. Весь правый фланг рассыпался как карточный домик.
Коробка остановилась, ожидая, когда упавшие встанут и построятся.
- Как же это всё осточертело, во имя Зигмара, зачем мы толчем эту грязь и булыжники уже час? – Буркнул здоровяк из последней шеренги.
Капитан Франк уже стоял рядом с ними и наблюдал за их действиями, как ребёнок, который с безразличием наблюдает за действиями скопища муравьёв, облитых сиропом.
- А вы и не камни толчёте, вы идёте по останкам предыдущего батальона, - он посмотрел на того солдата, который упал первым и потянул за собой остальных. – А ты поскользнулся не на камне, а на своём мёртвом товарище, место которого теперь обязан занять. И вы все, - капитан сказал чуть громче, но всё с той же нотой безразличия, окинув взглядом роту, - не поднимаетесь лениво, а уже давно рассыпались и пытаетесь спастись от захлестнувших вас орков. А ты, - он пристально посмотрел на недовольного бойца, - не бурчишь о тяжести своей службы, а наблюдаешь, как здоровый рубака занёс тесак, чтобы отрубить твою никчёмную башку.
Он сказал всё это, как обычно говорят лекари или деревенские знахари, которые определяют диагноз. Или как охотник на ведьм, выносящий приговор человеку, корчащемуся в пламени очищающего огня.
Рота стояла в тишине.
- Стройся, шагом марш, - сказал капитан и двинулся вперёд, - сегодня без обеда.
Рота тихо зароптала, понимая всю тяжесть наступающего дня, но построилась и зашагала.
На поле занимались ещё около трёх часов, отрабатывая различные манёвры атаки и обороны, быстрого перестроения и марша.
Когда ближе к обеду сотня вошла в лагерь, все уже давно проснулись, но особого движения не наблюдалось. В такую погоду, офицеры не хотели выводить солдат на плац для занятий – им было просто лень.
Таких офицеров, как капитан Франк было не много по всей Империи. Удел простой пехоты не побеждать – а отдать свои жизни, чтобы выиграть время для храбрых рыцарей и профессионалов-наемников, которые и довершат дело не в пользу врага. Поэтому подготовке пехотинца мало кто уделял внимания. «Ровно стоять, да не бежать при виде неприятеля, вот и всё что они должны уметь» - так в основном размышляли офицеры при подготовке новобранцев. Ведь не им же вести этих ребят в бой. Те, кто попадали в гарнизоны крупных городов сразу после лагеря имели больше шансов чему-то научиться, чем те, кто отправлялся сразу в штатные армии: там некогда было заниматься воспитанием недоучек, поэтому лучшим учителем, которого мог найти такой боец был враг. Правда брал он за уроки дорого, и цена часто не зависела от того научился ты чему-нибудь или нет.
Поэтому те, кто поумнее, очень уважали капитана, а таких в роте Ганса было много. Чего нельзя было сказать о большинстве новобранцев в лагере.
Вечно потные и уставшие, в пробитых и поломанных доспехах, которые натирают тело до крови, солдаты вызывали шутки и издевки у остальных новобранцев. Никто не понимал, зачем они раньше всех встают и всех позже ложатся.
Вот и в этот раз, кто-то из куривших под навесом солдат, увидев строй бойцов, входящих в лагерь крикнул:
- Смотрите ребята, вот и наша Рейксгвардия примчалась! Как всегда сверкаете своими великолепными доспехами. - Чумазый парнишка театрально поклонился, стоящие рядом с ним сослуживцы посмеивались и ухмылялись, а отвечать им на шутки ни у кого, как обычно, не было сил. - Доблестные рыцари, вы победили всех драконов в окрестном лесу? – спросил всё тот же парень, пытаясь подражать голосу какой-нибудь принцессы из деревенских сказок, и все снова засмеялись.
В хвосте роты шел капитан, когда смеющаяся компания заметила его колкий взгляд, они немедленно замолчали.
Рейкланд была внутренней, и самой безопасной провинцией Империи, если понятие «безопасный» вообще можно применить к этим землям. Даже не все офицеры знали о том, что за ужасы пытаются ворваться и уничтожить эти земли каждый день. Самым большим страхом для них был Храмовник Святого Ордена Зигмара, а самым опасным врагом – какой-нибудь замшелый разбойник с тракта.
Тех, кто возвращался в родной дом из армий, было очень мало, а к их рассказам относились так же, как и к рассказам вольных торговцев, или проезжавших мимо наёмников – как к байкам.
Но капитан Франк знал, что это не байки. Он знал, что обычный гоблин, который меньше и слабее тренированного воина, способен с лёгкостью вспороть человеку живот; знал, что поднятые мертвецы ничего не боятся и не остановятся ни перед каким врагом; знал, что одного дыхания существа заражённого чумой Нургла достаточно, чтобы солдат упал, задыхаясь собственной кровью. И знал, что большинство тех ужасов, которые ждут солдат на войне, даже не будут вступать в открытый бой, они просто вселят в армию такой ужас, что она дрогнет и разбежится, не взирая ни на что, а рядом с необстрелянным юнцом будет бежать закалённый в боях ветеран, ведь для магии разум простого человека не преграда.
Об этих знаниях ему постоянно напоминал огромный рубец во всю спину, который отзывался тупой и нудной болью, на каждое движение, даже не смотря на то, что этот шрам был на теле капитана уже много лет и давно затянулся.
Именно поэтому своих солдат он поднимает раньше всех, и поэтому муштрует их нещадно – чтобы подарить всего одно мгновенье. Этого было мало, но это всё что он мог.
Когда через два месяца закончилась подготовка, их распределили по частям. Двадцать человек из роты Ганса направлялись на службу в действующую армию. Отобрали самых рослых и крупных, среди них был и Отто. Сын простого крестьянина, высокий и поджарый, он с детства привык к тяжелой работе и выделялся в роте своей выносливостью.
Ганс же, был невысок и круглолиц. Недостаток физической силы, компенсировало трудолюбие и усердие. К концу обучения он был не хуже остальных в воинском деле. Служить ему выпало в каком-то небольшом городке, центральной части графства.
Капитан Франк построил роту, обратился ко всем с прощальным словом, как всегда коротким и сухим, похожим больше на очередной приказ. Пожелал всем удачи и подозвал к себе тех, кому выпало идти в имперскую армию.
- Прощай Отто, удачи тебе и береги себя. – Ганс подошёл к сослуживцу и протянул ему руку.
- И тебе Ганс. – Парень ответил рукопожатием.
Ребята обнялись и пошли каждый в свою сторону: Ганс к ожидавшей его телеге с другими солдатами, а Отто направился в казарму за капитаном. Отто был тем человеком, благодаря которым Империя ещё жива. Он не знал, что ждёт его впереди. Догадывался, что ничего хорошо. Но был уверен, что поступает правильно.
Капитан Франк каждый раз перед отправкой собирал тех солдат, кому нужно было служить в штатных полках, и давал им последние наставления. Что он им говорил, было известно только этим бойцам и самому капитану.
На следующий день повозка, в которой ехал Ганс, подъезжала к Рутфурту, небольшому городу на небольшой реке. Таких городов по всей Империи было огромное множество. В самом центре графства был огромный густой Рейквальский лес, он занимал большую часть территорий в этой части Рейкланда. По этому лесу, словно паутина в разные стороны тянулись тракты. Большие и маленькие, они никогда не оставались пусты: по ним постоянно курсировали армейские части, торговцы и путешественники. Но этот гигантский лес был также прибежищем разного рода разбойников, мутантов и зверей, поэтому провинциальные городки, подобные этому являлись местом безопасного отдыха для путников.
- Эй, парень, - сказал кучер и посмотрел на Ганса,- ты сходишь здесь. Зайди в комендатуру и доложи командиру гарнизона. Удачной службы.
Ганс молча слез с повозки, взял небольшой мешок с личными вещами и махнул рукой, прощаясь с остальными. Повозка тронулась вперёд и через пару минут скрылась за поворотом в густоте леса.
Парень стоял напротив городских ворот. Они были открыты, и за ними виделась центральная улица Рутфурта, ведущая к городской площади. Жители города сновали туда-сюда по своим делам на грязных и мокрых улицах города.
У ворот общались два стражника. Оба бойца были вооружены алебардами, и имели дуплеты серого цвета, как и все солдаты графства. Поверх дуплетов на них были кирасы. Они укутались в плащи, которые не сильно грели в такой промозглый осенний день. Один из них курил и выслушивал оживлённую речь своего собеседника, изредка кивая и поддакивая.
Они не обратили особого внимания ни на телегу, ни на Ганса. Лишь махнули рукой кучеру, когда тот кивнул им в знак приветствия, и продолжили беседу.
Только когда Ганс подошёл к ним, они замолчали, измерили его взглядом, и тот из них, что постарше сказал:
- Комендатура вперёд по улице, на площади, но коменданта сейчас нет, он проверяет караулы, появиться через пару часов. Подождёшь его там.
Сказав это, они снова повернулись друг к другу и, потеряв к Гансу всякий интерес, продолжили свою беседу.
Комендант, а по совместительству и бургомистр Ролф Мейер, появился через час, не высокий, упитанный мужчина средних лет, его манера держаться, говорить быстро и по делу выдавали в нём скорее торговца, чем градоначальника. По сути таковым он и являлся. Рутфурт был небольшим, но зажиточным городом, удобное расположение, река и густой лес вокруг на многие километры делали его очень выгодным для торговли и ремёсел. В городе постоянно находились проезжие купцы, простые путешественники, солдаты и прочие гуляки, и искатели приключений. А значит – в городе постоянно были деньги.
Ганса записали в реестр гарнизона, и он начал свою службу. Она была не сложной: дежурства да патрули по окрестным деревням вот и всё, что от него было нужно. С солдатами он общаться привык, поэтому ссор у него ни с кем из сослуживцев не возникало. А простые горожане были, как и во всей Империи одинаковые: бедные, а значит скупые и сварливые, так что Ганс ничего нового для себя не открыл. Он даже начал унывать: хотел увидеть мир, а получилось, что из одной деревни попал в другую. Такая безмятежная скука длилась около трёх месяцев.
Прошла зима и наступила долгая весенняя распутица. После холодной зимы, на время которой обычно путников на дорогах становится меньше, в город снова потянулись незнакомые лица, как правило, с товаром или кошелём.
Поэтому Рутфурт, который на зиму как бы впадает в спячку, ожил и засуетился. Это значило, что для гарнизона прибавится работы. Вместе с купцами и путешественниками, в город наплывали нежелательные элементы разного рода. От бандитов и воров, которые сначала примечали цель побогаче, а затем выслеживали её на дороге и грабили, до пилигримов молящихся неизвестно кому.
Хотя никого из них бургомистр велел не трогать, если только они открыто не начнут беспредельничать. А в этом случае ярого дебошира, могли и казнить, если «вдруг узнавали в нём заядлого разбойника и вора», но могли и отпустить, если у него было оправдание в свою сторону. Самым веским доказательством невиновности служило золото. Поэтому казни почти не применяли, ведь каждый так или иначе в итоге себя «оправдывал».
Несмотря на это, в гарнизоне была строгая дисциплина, за ней следили и офицеры и комендант, ведь все понимали, что в случае реальной проблемы, солдаты должны её решить быстро и тихо.
Бургомистра Рольфа Мейера это устраивало. Таверны и бордели, бордели и таверны - вот что давало казне самую большую прибыль в таких городах. И то, и другое в городе имелось с избытком. Процветал город – процветал Рольф Мейер. Больше всего он боялся каких-то сбоев в этой системе, поэтому в случае каких - либо проблем, решал их только своими силами, дабы не привлекать внимания имперских властей. Долгое время ему это удавалось, но случилось то, чего он никак не мог решить при всём желании.
В этот день Гансу предстояло идти в наряд по патрулированию окрестных деревень. Он заступал на него в полдень, после того, как возвращалась утренняя смена.
Но она всё никак не появлялась. Наступило два часа пополудни, когда патруль Ганса, состоявший из десяти бойцов выступил в наряд по приказу лейтенанта.
Уходившие в окрестный дозор солдаты часто задерживались. Они могли просто не торопиться, могли зайти к знакомым, в какой-нибудь деревне, но эти задержки не превышали 30-40 минут. Конечно, бывали случаи, когда какой-нибудь вконец обнаглевший сержант заводил свой отряд на чью-нибудь свадьбу. Но наказание для таких наглецов было суровым: безопасность, фактически единственное, зачем нужно было следить городским властям, от этого зависела их прибыль, поэтому бургомистр неустанно следил за дисциплиной.
Вот и в этот раз все решили, что патруль просто «загулял», поэтому следующий отряд лейтенант повёл лично, желая собственными руками всыпать бездельникам розг.
Маршрут патрулирования шёл через несколько деревень на север от города. Все эти деревеньки были не больше 20-25 дворов. Народ там занимался тем, что выращивал овощи, домашний скот, а потом продавал это всё в городе.
День стоял ясный и солнечный, что не типично для этого времени года.
- Точно где-то загуляли, - буркнул лейтенант, - вот я им всыплю, а потом ещё посидят у меня в карцере – бездельники!
Он был зол, поэтому остальные старались молчать, дабы не привлекать к себе внимания. До первой деревни дошли в тишине, которая часто прерывалась чертыханиями и руганью командира.
Когда отряд поравнялся с первым двором, оттуда кто-то крикнул:
- Эй, привет вояки, как служба? – крестьянин стоял над грядками и что-то полол, заметив нас, он распрямился, улыбнулся широко и помахал рукой. – Ого, лейтенант, какими судьбами? – Офицеров гарнизона местный народ знал лично: именно от них зависело – попадёт твой товар в город или нет. Поэтому их уважали, с ними старались завести дружбу и, конечно, покупали, если хотели провести, что-то, чего провозить в город нельзя.
- Здравствуй, - раздражённо ответил лейтенант. – Ты видел, когда проходил здесь последний патруль?
- Да, рано утром. – Серьёзно ответил мужчина, поняв, что лейтенант в скверном настроении. – Они прошли рано утром, ещё по темноте. Я как раз выходил свиней покормить, а жена…
- Хорошо, я понял, - оборвал его лейтенант, - они у кого-нибудь останавливались?
- Нет, я точно видел, они прошли деревню и двинулись дальше. А что? Что-то случи… - Начал, было, крестьянин.
- Не твоего ума дела! - Грубо оборвал его лейтенант. – Всё, работай!
Отряд двинулся дальше, а крестьянин опять согнулся над грядками и тихо проговорил сам себе: «Не моего, так не моего. Чего орать-то?»
- Вот так и рождаются слухи. – Сказал Гансу, идущий рядом боец.
- Это ты точно подметил. – Задумчиво ответил парень.
Но когда добрались до второй деревни, оказалось, что патруля там не видели.
- Как не видели!? – Орал лейтенант. – Что, значит, не видели?! Куда же они делись? Теперь на гулянке, где-то у вас напились, а вы скрываете! – Он замахнулся тростью на молодого паренька.
- Господин лейтенант, – взмолился тот, закрываясь рукой. – Я клянусь, не было, я с раннего утра работаю, я бы их не пропустил.
- Ах вы, сволочи! – командир был в бешенстве, но парня не ударил. Он опустил руку и, крича проклятья, двинулся дальше. А солдаты молча двинулись за ним.
Лейтенант, решил, что именно в этой деревне они и задержались, но, конечно, их никто не выдаст. Ни в следующей, ни во всех остальных деревнях их не было. Когда патруль вернулся в город, уже смеркалось. Пропавшие бойцы не появились ни в этот, ни на следующий день. Вот это была настоящая проблема. Организовали поиски, но они ничего не дали.
Бургомистр объявил их дезертирами, чтобы не волновать народ, и назначил награду за их поимку. Но в дезертирство никто не верил: жалование было хорошим, а служба не сложной, к тому же двое из пропавших солдат были жителями окрестных деревень, куда им было бежать? А, значить, что в лесу появился кто-то, кто не боится нападать на солдат и его нужно поймать как можно быстрее.
Патрули усилили вдвое, стали они проводиться чаще, и к каждому отряду назначался офицер.
Но эти меры ни к чему не привели, ни патруля, ни каких-либо следов его гибели не нашли. Со временем, об этом стали забывать, и в крестьянской болтовне эта тема уступила место другим, более насущным.
Поэтому, когда через пару недель в комендатуру пришёл старик и сказал, что его дочь не вернулась с городского рынка в деревню домой, на него никто не обратил внимания.
- Уехала теперь с каким-нибудь принцем, - смеялся дежурный офицер, - ей-то с тобой скучно, наверное. Что молодой девице ловить на твоих грядках, вот и сбежала. Ты иди домой, не мешай работать. – Сказал солдат и добавил несчастному отцу, выходящему из здания. – И язык не распускай, а то напридумаете себе чёртиков в лесах и приезжий люд пугаете.
А потом люди стали пропадать всё чаще. Пропадали молодые незамужние девушки, уходили в город на рынок или в лес, чтобы собрать ягод, а домой не возвращались. Поиски не давали результатов, и как ни старался комендант, по городу и окрестностям поползли слухи: кто говорил о шайке разбойников, кто о духах леса и прочей нечисти.
Рольф Мейер очень злился, ведь такая ситуация могла отпугнуть народ это этого тракта, а, значит, страдал его кошель. Один раз он даже лично пошёл с патрулём, правда днём, и взял с собой аж 30 бойцов.
Но более этих мер власти ничего не предпринимали, а когда поняли, что на прибыли это никак не отражается и вовсе перестали обращать на это внимания.
- Не выпускайте своих девок из дому или выдавайте замуж.- Отвечали озадаченным крестьянам.
Бургомистр и власти стали забывать об этой проблеме, как и о множестве других проблем, которые не влияли напрямую на их доход.
Ганс заканчивал патрулирование своего участка, он возвращался в казармы, чтобы сдать пост другому. Подходя к казармам, он услышал гам внутри казарменного двора.
- Что случилось? – Спросил Ганс у стоящего часового. Тот, оставаясь на посту, смотрел внутрь двора. А там уже собралась толпа из солдат гарнизона, всех, кто был не занят. Они сгрудились вокруг телеги, что на ней лежало, Ганс не разглядел.
- Нашли тело одного из солдат того дозора, ну, который потерялся, помнишь?
- Да. – Ганс направился к шумящей толпе.
К центру он пройти не пытался, стал с краю и старался разглядеть тело.
- Разойдитесь! – Крикнул кто-то сзади, все обернулись и увидели коменданта с группой офицеров.
Толпа тут же замолчала и разошлась, открывая путь коменданту. Ганс двинулся сразу за ним, смог подойти к телеге и разглядеть погибшего.
На нём совсем не было одежды, только кираса, одетая на голое тело, и закрывавшая торс. Всё тело и лицо было в небольших порезах, нанесённых как будто бритвой. Кожа была синей, умер он давно, и умер, скорее всего, от потери крови. Глаза его были открыты, а на лице застыла улыбка блаженства.
Но самым странным были надпись и символ лилового цвета на его кирасе. Ни языка, ни значения символов Ганс не знал. Толпа тихо гудела, словно рой пчёл:
- Кто его нашёл?- Спрашивал один
- Говорят крестьяне. – Отвечали ему.
- Какие крестьяне, это патруль Фрица его на дороге увидел.
Одни и те же слова гуляли среди солдат. Рольф Мейер с минуту молча смотрел на труп, а потом сказал:
- Труп захоронить, всем держать язык за зубами. Кто будет спрашивать, говорите, что нашли мёртвого мужика, а помер он от того что перепил или подрался, или повесился. Это не важно. Всё, разойтись!
Ганс услышал, как комендант тихо говорит старшему офицеру:
- Я не знаю, что значат эти символы, но ничего хорошего нам это не сулит.
- Как бы нам теперь не привлечь нежелательного внимания со стороны Ордена? Эти разбираться не будут. – Ответил ему офицер.
- Точно. – Сказал Рольф Мейер.
И они молча направились к выходу.
Ганса не заботил орден. Больше его заботило то, что скоро ему выходить в ночной дозор. Об этом сейчас думали все стоявшие рядом с ним солдаты.
Вечером Ганс стоял на страже у главных ворот. С ним был старик Дитер – самый старый из всех солдат гарнизона. Он всю жизнь прожил в Рутфурде и всю жизнь служил в его гарнизоне, но, несмотря на это, он постоянно рассказывал какие-то весёлые истории из своей жизни, поэтому Ганс любил с ним дежурить. И вот, в очередной раз, ругая свою старуху-жену за отвратительный ужин, он вдруг запнулся:
- Зигмар сохрани! – Старик смотрел куда-то на дорогу.
Ганс обернулся и увидел одинокого всадника, ехавшего к воротам. Старик Дитер не умел писать и читать, а о мире за окрестностями Рутфурда слышал только по рассказам путешественников. Но он прекрасно знал, что за собой влекут длинный плащ и высокая шляпа с широкими полами, и знал, что значит в Империи человек их носящий.
Манфред Рихтер не смотрел на вспотевшего бургомистра и не слушал его доклада. Он молча ел собранный ему ужин. Закончив с едой, он посмотрел на Рольфа Мейера, тот пытался скрыть свой страх и панику, но у него это не сильно получалось.
- Почему вы не оповестили нас о вашей проблеме? – спросил храмовник.
- Мы…мы… - голос бургомистра дрожал,- думали справиться своими силами…
- В течение месяца у вас регулярно пропадали люди, пропал один дозор, а сегодня вы нашли мёртвого солдата со странными порезами по всему телу и символами на доспехе, так?
- Мы не…- Рольф Мейер опешил, никто не докладывал хексенъягеру об этом, Рихтер приехал полчаса назад, но знает все подробности дела. – Мы не находили… - бургомистр пытался соврать, но поздно понял, что врать Охотнику на ведьм не только глупо, но и опасно.
Манфред оторвал глаза от стола, медленно поднял их и посмотрел на Рольфа Мейера, тот уже осознал свою глупость и не пытался скрыть страх. Охотник на ведьм не удивился, он постоянно видел этот опешивший взгляд имперского чиновника в каждом городе или деревне. Сначала он развёл в городе рассадники разврата и пьянства, а теперь стоит перед ним и дрожит. Ах! Люди… Когда вы предаётесь порокам, ересям, пьянству и оргиям ваш разум смел и лёгок… Но если приходит время платить по счетам тем, кто дал вам власть и удовольствия, вы словно крысы ищите спасения своей души, а когда мы, хексенъягеры, его приносим, вы страшитесь принять этот дар. Каждый раз, в каждом городе на меня смотрят именно так. – Он опустил уставший взгляд.
- Завтра начнём поиски – тихо сказал Рихтер - мне нужен отряд из 50 человек. Покажите мне труп и доспех найденного воина.
- Будет сделано! – сказал бургомистр и побежал лично «выполнять» приказ.
Через час Рихтеру принесли тело солдата, его уже закопали, поэтому оно было в земле и многие мелочи можно было не заметить, но это не потребовалось. Манфред Рихтер сразу понял, с кем имеет дело, а это было плохо.
- Культ. Это культ. – Спокойно сказал он,- он действует здесь уже около пары лет, только за это господин бургомистр вас нужно повестить. У культа уже множество последователей, они подкинули вам этот труп – значит, уже не бояться вас, а насмехаются. Вы попустили это, и вас ждёт наказание.
При этих словах Рольфа Мейера бросило в жар. Он начал тараторить запинаясь:
- Но… но как? Как мы могли знать об этом? У нас нет ни навыков, ни тайных сил дарованных вам… - бургомистр запнулся, поняв, что опять взболтнул лишнего.
- У нас нет тайных сил. Мы ими не пользуемся, мы с ними боремся – ответил Манфред. – А чтобы понять, что здесь действует культ достаточно посмотреть на тот свинарник, который вы развели. Завтра мы начнём поиски. - Рихтер развернулся и направился к выходу – я буду в своей комнате, если возникнут вопросы.
- А кираса! Вы не взглянули на кирасу, там же надпись! – крикнул ему в дагонку бургомистр.
- Я знаю, что там написано.
- И… И что же?
- «Наслаждение».
Следующим вечером отряд во главе Манфреда Рихтера выступил из города, в него попал и Ганс.
Охотник заинтересовал Ганса. Даже суеверный страх, который внушали эти люди большинству жителей Империи, не мог умерить любопытства юноши. Он, конечно, остерегался Манфреда Рихтера, как и все опускал глаза, если ловил его взгляд на себе, но старался быть как можно ближе к нему и наблюдать за ним.
- Почему мы выходим в сумерки? – Спрашивал капитан. – Безопаснее искать утром.
- Днём их уже нет в лесу. – Отвечал Охотник.
- А где они?
- Делают то, для чего здесь появились.
- Почему именно здесь? У нас? – Не отставал капитан, голос его стал требовательнее. Манфред взглянул на него, и капитану стало не по себе.
- Не забывайте, зачем вы здесь. Не забывайте кто вы, и кто я. – Сказал Рихтер. – Привлёк их ваш город тем, что удобно расположен, здесь появляются люди со всей Империи, здесь можно осквернить и совратить их души, а они будут распространять скверну далее. Но не это главная причина. – Рихтер вдруг повернулся к капитану. – Вы главная причина, вы сами открыли им двери своим сребролюбием и невежеством. Каждый раз именно так скверна попадает в наши города – из-за малодушия самих людей.
Капитан опустил голову и отошёл чуть назад к солдатам. Охотник шёл впереди отряда, а через несколько миль свернул с дороги в лес и остановился.
- Это здесь. – Сказал Манфред – Сейчас мы будем прочесывать лес.
- Как вы об этом узнали? – Спросил капитан.
- У одного из крестьян пропала дочь, а когда, пару дней назад, он был в городе, то случайно увидел её около одного из притонов. Девушка отказалась с ним говорить, сказала, что не знает кто он, а из притона его вытолкнули. Раздосадованный старик пришёл в комендатуру, но дежурный офицер прогнал его. Тогда отец решил проследить за дочерью. Ночью она вышла из города и пошла по этой дороге, а здесь свернула в лес. Бедняга испугался идти за ней, потому что услышал странные звуки и смех в чаще. Он запомнил это место, вернулся в город и снова пошёл в комендатуру, его не стали слушать,а лишь посмеялись.
- Но почему мы ничего не слышим? – Капитан никак не отставал. Манфреду Рихтеру, никогда не нравились болтуны, но Охотник был терпелив и знал, что нужно ответить.
- Потому что нас ждут. – Сухо произнёс он. – А теперь вам бы лучше замолчать и следить за лесом, сегодня и так не многие из вас вернуться в город, ваша болтовня повышает ваши шансы, капитан, оказаться в числе мертвецов. Потом он обратился ко всем:
- Здесь не будет невинных, не поддавайтесь на их соблазны или мольбы иначе умрёте. Сегодня вы должны исполнить свою клятву перед Империей! Зигмар защитит ваши души, идите вперёд без сомнения. – Сказал Охотник и молча двинулся в густоту леса.
Ганс подумал, что безопаснее всего будет идти ближе к нему, и пошёл следом.
Солдаты продвигались вглубь леса в полнейшей тишине. Они озирались по сторонам глазами полными страха перед неизвестностью. Лишь Манфред Рихтер шёл спокойным и уверенным шагом. Эта уверенность вселяла храбрость и в Ганса.
Несколько минут солдаты двигались в тишине, и лишь хруст веток под их тяжёлыми шагами и бряцанье доспехов нарушали эту тишину. Но вдруг, где-то впереди раздался женский смех. Он был мягок и звонок, так смеются молодые девушки, увлечённые забавой, на какой-нибудь ярмарке. Ганс почувствовал, что хочет бросить свой щит и меч. Это чувство было сродни желанию раскурить трубку табаку в яркий и солнечный день: лёгкое и ненавязчивое. Но тут это наваждение прогнал грубый мужской голос:
- Не слушайте их, читайте молитвы, боритесь с искушением! Чтобы они не говорили, знайте, что им нужна ваша смерть! – кричал охотник.
Ганс увидел, что и остальные солдаты испытали то же самое. Это чувство потери контроля над собой напугало его и других воинов. И этот страх заставил их бороться – шеренга робко двинулась навстречу голосу.
Смех стал громче, послышался ещё один, а затем ещё и ещё. Теперь уже десятки нежных голосов звенели в лесу перед Гансом, и кроме этого звона не было слышно ничего.
- Не нужно бояться нас, - послышалось откуда-то из тьмы, говорила, словно, молодая девушка, - мы не приносим вреда. Этот человек хочет убить нас, он злой! – испуганно заявила незнакомка, но затем её слова снова стали нежны и певучи. – А мы нет, – сказала она и засмеялась, а за ней остальные. – Мы не приносим вреда. Лишь. Удовольствие…
- Так выйди и покажи своё лицо! – суровый крик Рихтера прервал ласковые слова и нежный смех. В лесу вдруг стало тихо, а Ганс опять испытал это чувство, словно холодный осенний ветер согнал нежную и тёплую пелену с его разума.
Несколько минут ничего не происходило, отряд стоял в тишине и вслушивался в темноту. Тут в свете факела показался силуэт в плаще с капюшоном. Он робко подошёл к краю освещаемой области и остановился.
- Уходите отсюда, - мягко произнёс нежный голос, - мы не приносим вреда. Оставьте нам этого человека – указала она на Рихтера – и уходите…
- Покажи своё лицо! – Вдруг словно гром раздался крик Охотника. – Покажи своё лицо, чтобы они знали, с кем говорят!
В этот момент в свете факелов появились ещё фигуры в плащах. Они стали напротив солдат.
- Ну что ж, старик, если ты хочешь, чтобы последним их чувством был страх, я исполню твою волю. Последнюю волю. – Голос девушки изменился, она начала шипеть словно змея, а остальные смеяться, но это был уже не нежный девичий смех, это был неестественный и бешеный смех.
Солдаты сомкнулись в единый строй, но сделали они это, не из дисциплины, а из страха. Рихтер достал из ножен рапиру, направив в сторону той, которую слушали остальные. Она стянула с себя плащ, но под ним не оказалось человека, на Охотника смотрел демон. Кожа её синяя, покрытая рубцами, ноги в коленях были выгнуты в обратную сторону. Череп изменён под воздействием губительных сил, а глаза, фиолетового цвета и без зрачков с жадностью смотрели на людей, как на давно ожидаемый подарок.
- Ты слишком долго живёшь в этом мире. – Спокойно сказал Манфред. Ганс посмотрел на него, тот не был даже удивлён, он стоял свободно и гордо, направив свой клинок в сторону демона. – Ночь срывает морок и показывает ваше истинное лицо. Теперь настал конец твоему злу, я пришёл сюда, чтобы спасти их души! – он обвёл взглядом остальные фигуры в плащах
- Как благородно! – иронически ответил демон, - мы все с наслаждением примем твоё спасение.
Как только она это сказала, остальные тоже сбросили свои одеяния. Теперь напротив солдат стояли одержимые демоном люди, которые носили на своём теле следы порчи, среди них были девушки, пропадавшие всё это время. Чем раньше человек попадал под влияние тёмных сил, тем сильнее были изменения его тела, но лишь одна, та, что самой первой вступила на этот путь и соблазнила всех остальных, совсем потеряла человеческий облик.
Одержимые демоном, с пылающим и жаждущим взглядом они смотрели на испуганных солдат, как кот смотрит на загнанных в угол мышей, их раздражал лишь Охотник – он не боялся, а это портило забаву, поэтому они желали расправиться с ним, как можно быстрее. У кого-то из них были ножи, топоры, но большинство были безоружны.
- Не дайте им себя обмануть! – крикнул хексенъягер. - Они не так слабы, как кажется!
В этот момент разъярённая толпа одержимых бросилась на Охотника и воинов. Солдаты сгрудились в кучу и с ужасом озирались по сторонам, глядя и на молодых девушек, которые смотрели на них безумными от жажды насилия глазами и на уродливых существ, некогда бывших людьми. Лишь свет факелов отделял их от этой толпы.
- Сохраняйте строй! Огонь не должен погаснуть! – крикнул Охотник, и солдаты ту же образовали круг, в центре которого стали факелоносцы.
В бешеном порыве, смеясь и визжа от удовольствия, толпа бросилась на строй, некоторые кидались прямо на копья и клинки, не обращая внимания на опасность, ведь боль была их источником удовольствий.
Ганс закрывал себя щитом, а клинком махал перед собой, разрезая воздух и не давая подойти накинувшейся на него фигуре. Он вовремя закрылся щитом, поэтому размашистый удар топором пришёлся именно по нему. Ганс почувствовал силу удара и понял, что Рихтер имел в виду. Приняв удар, юноша тут же сделал выпад, но фигура проворно отскочила назад, только сейчас он обратил внимания, что это очень молодая девушка. Но невинные черты лица портил бешеный взгляд и неестественный смех. Она, визжа от удовольствия, снова бросилась на Ганса, тот в страхе закрыл щитом голову и выставил вперёд острие своего меча. Одержимая прыгнула прямо на щит, и юноша почувствовал, как клинок врезается в её тело, оно обмякло и осело под ноги Ганса.
Кругом кипела яростная схватка, сначала казалось, что воины остановили волну, но остервенение и безумие, с каким захлестнула их разъярённая толпа, не позволяли долго удерживать строй. Безумие и колдовство придали одержимым сил, они в слепой ярости бросались на выставленные вперёд клинки, душили воинов голыми руками, вгрызались им в горло. Их целью был свет, с дикими воплями рвались они к центру круга, стараясь погасить свет. Поначалу им это не удавалось, но позже то одна, то другая фигура ценой своей жизни гасила факел. Стало темнее, солдаты поняли, что скоро сражаться придётся в полной темноте, и без того животный ужас становился всё сильнее, но все понимали, что бежать смысла нет, поэтому бились яростно, зная, что это единственный способ выжить.
Воины стояли вплотную друг к другу, стараясь сразу закрывать бреши в строю.
Ганс только сейчас заметил, что Охотник сражается сразу с десятком обезумевших в одиночку. Он был отрезан от остальных солдат и окружён, словно медведь волками. Окружавшие его фигуры поодиночке бросались на него, пытаясь ранить, но не старались убить, они отвлекали его внимание, а демон ходил за их спинами, смотря на загнанную в угол жертву и ища удобный момент для удара. Становилось всё темнее, и Ганс мог разглядеть лишь очертания Охотника – свет туда уже не доходил.
Солдаты сгрудились вокруг последнего факела. Воинов стало вполовину меньше, и они яростно отбивались от наседавших врагов. Те, понимая свою силу, ещё разъярённее бросались в гущу солдат, стараясь затушить последний источник света.
Ганс отбивался от очередного противника. Лицо девушки было почти неузнаваемо, искажённое магией существо смотрело на юношу с гримасой болезненной улыбки. Во тьме Ганс успел разглядеть безумные глаза и искривлённый рот полный острых клыков. Тут существо бросилось на него, но Ганс смог сделать шаг влево и развернулся. Плотный строй не давал возможности маневрировать, но этого хватило, чтобы удар прошёл мимо. В этот момент юноша занёс меч для атаки, но вдруг погас последний факел. Ганс на секунду замешкался, и в это мгновенья одержимая кинулась на него, обхватила и повалила на землю. Падая, он потерял меч, но успел закрыть себя щитом, и это спасло ему жизнь. Одержимая навалилась на него всем телом, пытаясь дотянуться до лица или горла своими острыми когтями и зубами. Ганс сопротивлялся, изо всех сил стараясь удержать её руки и отталкивая щитом, но силы оставляли его. Осквернённое тёмными силами существо не знало усталости, она старалась дотянуться до Ганса, безумный смех стал ещё громче, она визжала и извивалась от удовольствия и жажды насилия.
Когда погас последний факел, люди потеряли всякую надежду, они бились из отчаяния, слабея всё сильнее, одержимые же, поняв, что сил у воинов становиться совсем мало с визгом бросились добивать свою добычу.
Ганс понимал, что удержать своего врага не сможет, тогда он оттолкнул её щитом, освободил правую руку и из последних сил старался дотянуться до меча. Но существо уловило его движения, навалилось на щит сильнее и схватило его обеими руками за горло.
Юноша понял, что сопротивляться он уже не в силах. Ганс задыхался, но теряя сознание, старался ослабить хватку одержимой.
И вдруг во тьме, окутавшей лес, заглушая звуки яростной схватки, раздался громкий хлопок, и на мгновенье поляна осветилась ярким светом. За этим последовала тишина, которую прорезал властный голос:
- Бейте их, теперь они слабы, не дайте им уйти!
Манфред Рихтер понимал, с кем имеет дело. Культы Удовольствий легче всего распространялись среди людей Империи. Но их всегда было очень трудно достать – они быстро исчезали, понимая, что им угрожает опасность.
Поэтому Охотник и взял с собой заведомо меньше бойцов, чем нужно.
Осознавая, что перед ними слабый враг, да ещё и ведомый хексенъягером, они рассматривали их не как опасность, а как забавное развлечение. Всё что нужно было Манфреду – убить ту, что обеспечивала их связь с Богом удовольствий, тогда они потеряют силу, которую он им даровал. Хотя души их это не спасёт, ведь они отдали их по своей воле. Их души могло спасти лишь одно – смерть, которую несёт Храм.
С самого начала схватки он ушёл в сторону, дабы демон сделал его своей главной мишенью. Манфред долго отгонял от себя одержимых, ожидая, когда же демон броситься на него. И вот, когда потух последний факел, он услышал за спиной яростный крик и заметил, что остальные замерли, не стараясь на него наброситься. Тогда он, разворачиваясь, достал из-под плаща кремнёвый пистоль и выстрелил в демона, которому не хватило лишь мгновенья, чтобы дотянуться своим клинком до Охотника. Рихтер увернулся от падающего тела и посмотрел вокруг: все одержимые смотрели на него глазами полными ужаса. Теперь они лишились своих сил. Он приказал воинам сражаться, а сам, достав второй пистоль, выстрелил в ближайшее существо.
Почувствовав, что хватка противника ослабела, Ганс быстро схватил меч и со всей силы воткнул по самую рукоять в бок ослабшего врага. Она взвыла, и, обессилив, упала на юношу. Ганс быстро сбросил с себя тело, встал на ноги, начал искать нового врага, но таких не оказалась. Воины, коих осталось не больше двух десятков с яростью бросились убивать испуганных и обессиливших противников. Те пытались отбиться, убежать и спастись. Но их настигали, убивали мечами, копьями и стрелами.
Снова зажглись и замелькали между деревьями факелы, солдаты стали рыскать по лесу в поисках выживших врагов. Манфред Рихтер опёрся на дерево, один из врагов, всё-таки дотянулся до него и поразил его ножом в грудь, рана сочилась кровью, но была не смертельна, так как нож был не боевой, а били наугад, поэтому тот вошёл не глубоко.
Ганс заметил Охотника и подбежал к нему:
- Господин, вы ранены, давайте я вам помогу.
- Всё в порядке мальчик, я лишь обопрусь на тебя, рана не смертельна. – Только сейчас Ганс заметил, что Манфред был измучен.
Хексенъягер выбрал этот путь, будучи юнцом, он и так прожил слишком долго для человека своей профессии, и годы брали своё, каждый поединок становился всё сложнее и сложнее раз от раза. И вот теперь не рана была причиной его слабости, а усталость.
- Ну вот, – тихо произнёс Рихтер, - мы подарили этому миру ещё одно мгновенье.
Они побрели к опушке леса, когда позади раздался крик солдата:
- Здесь выжавшая!
- Убейте её – немедленно! – Крикнул Охотник. – Веди меня туда, быстро!
Ганс и Охотник, быстро зашагали к тому месту, где стояли солдаты. Почти все культисты уже были мертвы, шума борьбы нигде не было слышно.
Они вышли на небольшую опушку, посреди которой было деревянное сооружение в виде арки размером с человеческий рост, под аркой стоял каменный алтарь, на котором был выбит тот самый символ, нарисованный на кирасе найденного солдата. На краю поляны лежала куча грязной, давно не стираной, одежды, мужской и женской, вперемешку с ней - части доспехов и оружия, в другом конце поляны были остатки еды и какого-то. На поляне ужасно смердело, сам алтарь, и местность вокруг были сильно запачканы кровью.
Солдаты стояли у алтаря полукругом. В центре круга капитан, в залитых кровью доспехах сидел над молодой девушкой.
Когда капитан с другими воинами нашли то место, она лежала без сознания, нагая и связанная. Они развязали путы, привели её в сознание, а сейчас капитан, поддерживая её за голову, поил из своей фляги.
Манфред Рихтер, расталкивая солдат, прошёл в центр круга, Ганс шёл за ним. Добравшись до алтаря, Охотник взвёл курок, направил пистоль прямо в голову девушки, собираясь уже выстрелить. Но в последний момент, сидевший рядом капитан, резко оттолкнул руку Рихтера и встал между ним и девушкой.
- Да что вы делаете! – Заговорил он. - Она не виновна, они ничего не успели сделать, - капитан говорил быстро, понимая, что Охотник не даст ему много сказать, - я доказал свою преданность Империи, так послушайте меня! Будьте милосердны!
В этот момент из его груди вырвалось острие меча, и он, просел на колени, а затем упал. За ним стояла девушка, в руках держа окровавленный меч капитана. В глазах её пылала та же жажда, что и у остальных одержимых. Солдаты стояли, опешивши от неожиданности, а девушка в это мгновенье подняла меч и с безумным криком бросилась на Охотника. Она прыгнула в сторону Рихтера, вскинув меч над головой, но пуля пробила её голову, и девушка, словно подкошенная упала на каменный алтарь, заливая его своей кровью.
- Милосердие… - Тихо произнёс Рыцарь Храма. – Моё милосердие в этом мире стоит слишком дорого.
Наутро всё, что имело отношение к культу, было сожжено. Рихтер сидел на своей лошади у ворот города.
- Бургомистр сбежал. – Говорил молодой лейтенант, вытянувшись в струну перед Охотником.
- Этого стоило ожидать. - Ответил он. В этот момент к нему подбежал мальчик и протянул ему конверт. Манфред Рихтер достал из-за пазухи звенящий мешочек и бросил мальчугану. Тот, удивлённо, взглянул на него, Охотник молча кивнул, и ребёнок радостно ускакал за ворота в город.
Рихтер раскрыл конверт, смотрел в него несколько мгновений, потом поднял глаза и произнёс:
- Ну вот, я и знаю, куда убежал господин Бургомистр. – Он развернул коня к тракту. – Запомни мальчик! - Он взглянул на Ганса стоявшего здесь - Одно мгновенье, сегодня ночью мы подарили этому Миру всего одно мгновенье.
Он пришпорил коня и поскакал рысью по мокрой и размытой дороге. «Одно мгновенье», думал Ганс, смотря вслед удаляющемуся всаднику «всего одно мгновенье» - вспоминал он слова капитана Франка. «Одно мгновенье» - юноша вспоминал те ужасы и те смерти, которые он пережил этой ночью.
«Как же дорого стоит оно – это самое мгновенье!»