Итак, мы продолжаем публикацию работы присланных на конкурс "Под знаком W". Регламент конкурса, напомню, читаем ТУТ.

Я решил публиковать все конкурсные работы отдельной "новостью" на главной странице сайта. Мы уважаем наших авторов.

Каждая работа провисит на главной странице сутки, после чего будет оттуда убрана.

Идем дальше.

Бабочке Снится Пустота

Александр. Александр Фальтер. А что, звучит.
Охотник на Ведьм, “insert your username” Фальтер, протагонист ролевой игры “Butterfly’s Dreams”, которой я отдал каждый свободный час в течение последнего месяца, не считая перерывов на еду и сон. Недолго думая, я одолжил герру Фальтеру собственное имя, и теперь его же и напечатал в окошке ввода, зайдя в игровой профиль.
На экране, под скромной надписью “Пауза”, застыли три фигурки – мой протеже стоял плечом к плечу с Алифис Штейнвил, центурионом-примипилом Церковной Гвардии, и Леопольдом фон Штраусбергом, ее же (Церковной Гвардии) трибуном. Над ними возвышались деревянные ворота, перекрывшие дорогу на ту сторону массивной каменной стены.
Сняв игру с паузы, я пролистал несколько диалогов, распределил между героями накопившиеся очки опыта и отправил их в ближайшую башню, у подножия которой очень кстати обнаружилась крохотная калитка. Разобравшись с простой головоломкой – внутри башни обвалилась лестница, и чтобы подняться наверх, нужно было найти путь в обход – мой отряд добрался до рычага: дорога в города была свободна.
Город назывался Калигнум и известен был тем, что первым пал от страшной болезни, поразившей север Империума Сомнум – крупнейшего государственного образования континента. Орден Серебряной Длани – местный аналог Инквизиции – нашел в происходящем следы потустороннего и отправил в провинцию Фальтера, капитана охотников на ведьм, по моей милости ставшего Александром; теперь герр капитан стоял на пороге вымершего поселения и ждал лишь моей команды, чтобы войти в царство крыс, зловония и чумы.
Команду я и отдал, отправив небольшой отряд к центру города, мимо обвалившихся домов и мертвых деревьев.
Час спустя я откинулся на спинку кресла, вышел из игры и протер глаза – был уже вечер, и у меня болела голова. Выключив компьютер, я выдвинул из-под стола ящик и достал пачку сигаретной бумаги, а заодно с ней – крохотный пакетик, набитый зеленым крошевом. Через минуту у меня в зубах оказалась наскоро скрученная папироса, еще чуть позже по телу разлилась приятная слабость, а с ней – легкое головокружение. Посидев немного недвижимо, я потушил остаток самокрутки и отправил ее в мусорное ведро, а сам двинулся к постели. Пора было спать.
 
 
Город вонял. В воздухе до сих пор стоял жирный дым, отчетливо пахнувший мертвечиной, а развешенные меж окон полотнища испускали запах гнили и крови. Привыкнуть к такому было невозможно.
Я услышал какой-то шум и поднял руку, призывая своих спутников остановиться; Алифис и Леопольд замерли позади меня, в любой момент готовые выхватить оружие. Подождав пару мгновений, я кивнул, и мы двинулись дальше.
Окружавшее нас зрелище производило угнетающее впечатление: Калигнум полностью вымер меньше чем за месяц, и теперь его пустынные улицы были усеяны тем, что осталось от его обитателей – обуглившимся мусором, разбитой утварью, обломками баррикад, выстроенных в попытке установить карантин. По всей видимости, жители не пожелали спокойно умереть, и город ушел в небытие в пламени насилия и пожаров, устроенных отчаявшимися вандалами.
Меня преследовало чувство, что мы что-то упустили – задумавшись, я понял, что до сих пор не увидел ни единого трупа. Приняв это во внимание, я повернулся к Алифис и спросил:
– Центурион, скажите – откуда, по-вашему, здесь зародилась болезнь?
До моего прибытия в провинцию, именно Алифис руководила местным отделением Ордена, зная о происходящем лучше любого иного; потому я и взял ее с собой, надеясь установить причины эпидемии.
К чести своей, центурион ничем не выдавала отвращения, внушаемого окружающим видом – сказать того же обо мне было нельзя, с самого поднятия врат я непрестанно кривился, не в силах вынести зловония.
– Если верить донесениям, полученным до закрытия Калигнума, первые больные были обнаружены во дворце префекта, капитан Фальтер.
Леопольд тронул меня за плечо.
– Если позволите, ваше превосходительство… Дворец – странное место для начала эпидемии. Я не раз сталкивался с чумой, и всегда она начиналась в трущобах, среди нищих и бездомных, или же близ порта, принесенная чужеземными кораблями.
Леопольд был прав – я и сам думал о том же. Богачи редко имеют дело с крысами и вшами – главными агентами болезни, а потому слышать, что именно они пали ее первой жертвой, было удивительно. Впрочем, любые выводы были бы преждевременны.
– Заболеть вполне могла обыкновенная служанка, заразившая потом своих хозяев – странно, что все началось не в бедных кварталах, верно, но порой судьба любит сюрпризы.
Алифис покачала головой.
– Капитан, это не так.  Нам с точностью известно, кто был первым заболевшим.
Я удивленно хмыкнул. В эпидемии такого масштаба установить источник инфекции было сущим подвигом.
– Сын префекта слег с неизвестной язвой, за ним последовал сам префект – проследить, как распространялась чума дальше, было несложно. В каждом квартале города она начиналась во дворцах знати, передаваясь затем прислуге, а через нее – прочим жителям.
Что же. Это и вправду было необычно. С другой стороны, область поиска резко сужалась – нам оставалось лишь найти резиденцию префекта и обследовать труп его сына.
– Благодарю вас. Трибун фон Штраусберг, центурион Штейнвил, мы идем к центру города. Приготовьте защитное снаряжение.
Один за другим я, Алифис и Леопольд извлекли из заплечных мешков плотные плащи и маски, напоминавшие птичьи клювы. Натянув маску, я протер линзы – сквозь цветное стекло мир казался залитым кровью. Мои спутники стали похожими на огромных нахохлившихся воронов – зрелище, более чем уместное на этом маскараде смерти.
…
– Ходят слухи о гибели солнца, капитан. Мир все крепче сковывает зима, все большую власть набирает луна – покровительница порока, безумия и смерти. Говорят, ее свет стирает грань меж душой и телом, освобождая внутреннюю гниль.
– Я слышал об этом, госпожа инквизитор – и, признаться, счел досужим вымыслом. Но к чему вы вспомнили об этом сейчас?
– Вам поручено подтвердить, либо опровергнуть связь недавнего мора с положением эфирных тел. Как знать, быть может, результат пошатнет ваш скептицизм... Идите, друг мой, и да будет ваш сон спокоен.
…
– Ваше превосходительство, доводилось ли вам слышать о Чуме Духа?
Голос Леопольда оторвал меня от размышлений – сквозь клюв маски он звучал глухо и гулко.
– Да, трибун. Доводилось.
Чумой Духа окрестили моральный упадок имперской аристократии приверженцы старых порядков: с презрением наблюдали они за порчей нравов дворян, чьи предки заложили Империум Сомнум. Многие связывали пресловутую Чуму Духа с Чумой Плоти, сжигавшей в своем пламени весь север Империи, считая последнюю наказанием Творца за жадность и разврат власть предержащих.
Я догадывался о причинах, побудивших Леопольда вспомнить об этом, но предпочел дать ему высказаться самому.
– Тогда вам, несомненно, знакомо мнение, что Чума Духа предшествует болезни тела, являясь ее истинным корнем. То, что произошло в Калигнуме, может послужить тому ярким доказательством – как иначе объяснить зарождение Чумы Плоти среди высшей аристократии города?
Эта теория всегда казалась мне суеверием – у Ордена было слишком много материальных врагов, чтобы тратить время на войну с пороками; последнее было делом Церкви. Впрочем, сбрасывать ее со счета было нельзя – любому орденскому офицеру известно: сущий абсурд нередко оборачивается жестокой истиной, а неосторожность – смертью.
Потому я придержал сомнения, кивнул трибуну и продолжил шагать в сторону дворца префекта, уже видневшегося впереди.
Вблизи дворец выглядел еще хуже, чем издали – некогда белый мрамор покрылся сажей, яркие витражи разбились, а мозаика была чем-то заляпана: казалось, по ней прополз огромный слизень. Брезгливо поморщившись, я ступил в отвратительную лужу, сделав мысленную заметку поменять сапоги при первой же возможности.
Створки дверей болтались в петлях, раздробленные в щепки – их явно снесли чем-то тяжелым. Миновав мраморную арку, мы вошли внутрь.
На короткий миг я замер, не в силах сделать вдох – чудовищная вонь, пропитавшая весь этот проклятый город, достигла здесь своего апогея, перебив запах набитых в защитную маску трав. Потом мои глаза привыкли к темноте, и я потрясенно ахнул.
Огромная зала была доверху набита телами. Уложенные штабелями до самого купола, они застыли в вечной агонии: вывернутые пальцы, иссушенная кожа, обрывки одежды… Лица, искаженные в гримасах наслаждения. Их выражение было странно чуждым этому безобразному некрополю – я озадаченно уставился на сладострастно распахнутые рты, закатившиеся глаза, экстатически сжавшиеся глотки. На грани слышимости звенело тонкое жужжание, поначалу незаметное – вслушавшись, я различил пение.
Вкрадчивые слова струились одно за другим, стучались в сознание, нежно журчали и нашептывали, а в такт им двинулись мертвые: тела сплелись в клубок, переплетшись словно черви, заголосили почерневшие рты, превратив тихую песню в оглушительный хор.
Волна противоестественных страстей тараном ударила в мой разум, ноги сами сделали шаг в сторону инфернальной оргии, на горле сомкнулся незримый ошейник, рванувший меня в ее гущу – рядом зарычала упирающаяся Алифис, заскрипел зубами Леопольд. Я схватился за голову, взвыл, пытаясь изгнать пропитавший рассудок яд.
Мир почернел, когда буря чувств сменилась удушающей апатией. Перед моим взором распростерлась пепельная пустыня, и я выдохнул, ощутив, как покидает меня жизнь.
– Прочь! Презрение – мой доспех, ненависть – клинок!
Громовой голос трибуна разорвал наваждение. Фон Штраусберг расправил плечи, натужно поднял двуручный молот, сопротивляясь кошмару. Как следует размахнувшись, он впечатал его у основания треснувшей колонны, потом еще раз. Трещины, змеившиеся по ее поверхности, углубились и расширились, колонна опасно зашаталась. Яростно закричав, Леопольд уперся в нее плечом, изо всех сил толкнул. Мраморная глыба качнулась раз, потом другой, раздался громкий хруст. Посыпалось белое крошево. Наконец, она надломилась и плавно, почти грациозно устремилась вниз.
Дьявольский псалом оборвался в грохоте и облаке пыли, во все стороны брызнули осколки костей. Тела вновь замерли, разомкнув объятия, отгремело эхо и повисла тишина.
Покрытый пылью Леопольд, более всего напоминавший сейчас ожившую статую, протянул мне руку.
– Поднимайтесь, капитан. – сказал он тепло.
Неподалеку застонала центурион, с трудом привстав. Я не сдержал нервического смешка.
– Ну и дела.
Алифис рассмеялась, и вскоре мы захохотали все втроем.
– Да тут… ха… мертвецы со всего города… уф.
Отдышавшись, я ответил, едва вернув серьезный тон.
– Вот и тайне конец – а я-то все гадал, куда же они подевались.
Леопольд, уже успевший прийти в себя, кашлянул.
– Ваше превосходительство, пора продолжить расследование. Не стоит задерживаться здесь дольше необходимого.
Кивнув, я окинул залу взглядом.
– Что бы ни спровоцировало эпидемию, оно определенно скрыто где-то здесь. Рассредоточьтесь, нужно осмотреть дворец.
 
Час спустя мы отыскали потайную дверь, за которой пряталась крохотная келья, полная запрещенной литературы и алхимического скарба. Я шагнул к массивному столу, изучил и отложил несколько свитков, пока не нашел искомое: среди кип пергаментов лежал тяжелый черный том. Я провел пальцами по золотым буквам “Liber Destitutionum”, выдавленным в кожаном переплете.
– Книга Разочарования… – промолвил подошедший сзади трибун. – Я не ожидал увидеть этот труд за стенами капитула Ордена.
– Что же, это многое объясняет. – пробормотал я в ответ. – Многое, но не все. Liber Destitutionum – артефакт с дурной историей, но никогда прежде не вызывал он таких разрушений. Впрочем, нет нужды гадать; кажется, у нас есть возможность узнать все из первых рук.
Нащупав тонкий корешок, я вытянул из горы мусора дневник, последние страницы которого были озаглавлены недавней датой.
Смахнув пыль, я принялся за чтение.
«Се есть летопись конечных дней града Калигнума, что был заложен Императором Алариком Сегером, да хранится имя его в веках, XVI Децимы, в году XLII от объединения Империи, и пал от черного мора в году CDXVII от объединения Империи, неизвестного месяца»
Незадолго до событий, приведших к гибели города, в его стенах таинственным образом объявилась книга. Спустя считанные дни она попала к сыну префекта – известному сластолюбцу и садисту, не чуравшемуся тайных наук, после чего душевное состояние последнего стремительно ухудшилось: его друзья бежали от участившихся приступов злобы, а сам он укрылся во дворце, мучимый беспричинным ужасом. Неделей позже, в ночь полнолуния, юноша вышел за порог своих покоев изменившимся: его обнаженное тело покрывали волдыри, а кожа ввалилась, облепив ребра. Язва распространилась среди благородных фамилий Калигнума со скоростью лесного пожара; первыми погибли те, за кем закрепилась репутация грешников и нечестивцев, за ними последовали их семьи, а дальше смерть косила всех без разбору, добравшись наконец и до городского епископа, что до последнего усердно вел записи – его изъеденный скелет лежал у стола, сжимая в костлявых пальцах перо. В финальных строках своего дневника он вознес молитву за потерянные души, что собрались во дворце, вырванные из могильных объятий проклятьем чумы.
Повернувшись к трибуну, я мрачно улыбнулся.
– Вы были правы, Леопольд.
Лица фон Штраусберга, скрытого маской, я не видел, но почувствовал, что тот внимательно слушает.
– Этих людей погубила Чума Духа. Порча была узницей в темнице их разумов, луна – коррозией, источившей дверь между плотью и духом, а Книга – искрой, что сорвала с болезни кандалы.
Я развернулся и вышел из крипты, мои спутники последовали за мной.
 
 
Прежде, чем я продолжу повествование, стоит уточнить одну деталь. Уже порядочное время я продолжаю играть во сне. И нет бы мне просто снилось что-то по мотивам; когда я включаю компьютер, все, что я делал ночью, отображается в игре. Возможно, это какая-то форма сомнамбулизма, не знаю – признаться, мне не слишком интересно.
Главное – какова бы ни была причина, оно того стоит. Когда-то я терпеть не мог спать; теперь же пью снотворное.
С некоторых пор я стал удивительно равнодушен к окружающему миру – постольку, поскольку у меня есть дом, еда и электричество, я счастлив тет-а-тет с самим собой – ну и с играми, разумеется.
Чудесная штука – игры. Всегда можно подобрать себе реальность по вкусу, если не устраивает собственная; жаль только, что все они отдают фальшью. Рано или поздно ты понимаешь, что по ту сторону экрана обитают лишь пиксели – а что может быть глупее, чем переживать или радоваться гибели пикселей?
К счастью, эту проблему решили мои сны. Когда каждую ночь видишь любимых героев во плоти, слышишь их голос, чувствуешь тепло их тел, волей-неволей поверишь в их существование. Лучшего подарка от судьбы я не мог и желать.
Покончив с работой, я поджег ежедневную самокрутку и сел играть, уже предвкушая, как нырну в этот дивный мир спустя несколько часов.
На экране творилась драма. Чума оказалась прелюдией к масштабному демоническому вторжению – лунный свет и людские грехи разорвали истончившуюся грань между Эфиром и реальностью, открыв злу дорогу в Империум Сомнум. Что хуже, Империя стояла на пороге гражданской войны – скончалась дряхлая императрица, и теперь ее наследницы сцепились в борьбе за корону. В этот поворотный момент как никогда значимы были действия моего героя – бравого охотника на ведьм Александра Фальтера…
 
 
Стоял смертельный холод. Днем раньше выпал снег, и теперь пожухлая трава была укрыта белой простыней, а земля схватилась льдом.
Просторное поле изрезали траншеи, рытвины от взрывов и оборонительные укрепления имперской армии. В утреннем тумане тысячи солдат линейной пехоты Ее Императорского Величества занимали свои позиции рядом с тяжелыми полками Церковной Гвардии и Ордена Серебряной Длани. За ними развернулась артиллерия – крупнокалиберные мортиры соседствовали с ощетинившимися стволами органными орудиями и изящными кулевринами.
Я устроился неподалеку от орденской ставки, окруженный бронированными гвардейцами – последние принадлежали к элите церковных войск и служили телохранителями командующих Ордена. Отряд возглавляла Алифис -  она стояла рядом, наблюдая, как выстраивалась перед боем армия; облаченная в парадные латы, украшенный алым гребнем шлем и кроваво-красный плащ, центурион являла собою грозное зрелище.
Уже некоторое время мы обсуждали предстоящее сражение – нас обоих беспокоил состав имперских войск. На время борьбы с демонической угрозой претендентки на престол – Графиня Сомнская и Герцогиня Фригорская – отложили свои разногласия, и теперь их войска, одни в серых с пурпуром мундирах, другие в сером с зеленью, стояли плечом к плечу.
Напряженность, однако же, никуда не делась, и грозила взорваться в самый неподходящий момент.
– По последним донесениям, вражеские силы почти втрое превышают наши. Из них большинство – одержимые животные, и избавиться от них не составит труда. Но костяк орды составляют получившие плоть духи, демоны и прочие отродья Эфира – победа над ними достанется дорогой ценой, и армия должна действовать слаженно.
– Думаешь, графиня и герцогиня снова сцепятся?
– Исключать этого нельзя, капитан Фальтер. Если они снова возьмутся за свое, под удар будет поставлена вся провинция.
Я мрачно кивнул, признавая правоту центуриона.
– В таком случае, нам нужно держать их под контролем. Я не хотел бы терять орденских бойцов – они понадобятся в дальнейшем наступлении, но если нужно, поведу их в бой. Проиграть эту битву мы не можем.
Алифис встревоженно нахмурилась, взяла меня за плечо.
– Ради Творца, капитан, не лезьте на рожон. Вам нельзя подвергаться опасности, вы – единственный офицер Ордена в провинции. Остальные в столице, увязли в политике, и не отвлекутся, даже если грянет конец времен.
Я улыбнулся, тронутый ее заботой.
– Не волнуйся, Алифис. Этот план мы оставим на крайний случай – в конце концов, не могут же две самые титулованные женщины Империи быть настолько глупы, чтобы поставить свои дрязги выше общей угрозы?
 
Час спустя прискакали дозорные с известием о приближении огромного облака снега – двигавшаяся к нам орда стремительно сокращала расстояние до имперских позиций. Солдаты, уже успевшие порядочно замерзнуть, засуетились, проверяя мушкеты, занимая места за укреплениями и обмениваясь напутствиями.
У палатки неподалеку я увидел Леопольда и помахал ему рукой – трибун возглавил силы Церковной Гвардии и теперь следил за происходящим. Тот махнул мне в ответ.
Затрубил горн – волна нечисти показалась на том конце поля.
Солдаты на передовой дружно подняли мушкеты, прицелились. Сотни изуродованных существ, в которых с трудом угадывались волки, медведи и прочее лесное зверье, бежали к имперским укреплениям.
– Готовься!
Черная масса уже прошла половину расстояния, остававшегося до рядов пехоты.
– Пли!
Грохнул залп тысяч мушкетов, по всей протяженности строя полыхнули выстрелы. Твари, несшиеся во главе орды, повалились наземь, немедленно смятые напором сзади.
Первый ряд стрелков присел, перезаряжая оружие, второй занял их место.
– Готовься!
– Пли!
Снова свистнули пули. Пехотные позиции затянул дым.
Ухнули пушки. Снаряды пропололи в живой волне кровавые борозды, тут же заполнившиеся новыми взбесившимися чудовищами.
– Готовься!
– Пли!
Орда почти достигла передних траншей.
– Надеть штыки!
Солдаты достали багинеты, лихорадочно закрутили их в стволы мушкетов. Первые звери уже перескакивали окопы. С оскаленных пастей текла пена. Непрерывно стреляли орудия, страшный грохот заставлял дрожать землю.
Наконец, обезумевшие монстры столкнулись с имперской армией.
Раздались крики, брызнула кровь – солдатам разрывали глотки, изуродованные звери висли на штыках, а их убийц валили наземь следующие.
Дикий напор заставил пехоту прогнуться, но та держала строй. Артиллерия собирала свою жатву, сминая в кашу все живое, раненые животные пронзительно визжали, а их вопль заглушали новые залпы. Все это превращалось в невыносимую какофонию, от которой звенело в ушах.
Я повернулся к Алифис, отметив, как сжималась и разжималась ее рука на эфесе меча.
– Основные силы врага еще на подходе, центурион.
Она нахмурилась.
– Трудно стоять без дела и смотреть, как гибнут наши люди, капитан Фальтер.
– Ничего. Видит Творец, в этом бою для каждого лезвия найдется по горлу.
Снова прозвенела труба, прорезав шум битвы.
– Демоны! Демоны!
Вот и началось.
Из леса выплыли сотни расплывчатых фигур. Бесконечное разнообразие форм, цветов и размеров вызывало дрожь – их не должно было существовать, не в этой реальности. Текли и смешивались алый, пурпурный, серебряный, золотой, появлялись и исчезали глаза, когти, рога и клыки, кожа и шерсть, расплывался призрачный свет и запах ладана, тлена, роз и пепла, аромат блаженства и боли.
Солдаты замерли на мгновение, расширившимися глазами глядя на чуждые создания. А потом зазвенел многоголосый вой. В нем было все – он казался одновременно пением, криком страдания и гимном счастья. Кто-то зажал уши, кто-то упал на колени и заплакал – даже звери ослабили свой напор, оглядываясь то и дело на своих хозяев.
А потом демоны грациозно двинулись к строю пехотинцев, и каждое их прикосновение несло смерть.
– Собраться! Сомкнуть штыки!
Отрывистая команда сработала как удар кнута – мушкетеры заморгали, приходя в себя, перехватили покрепче оружие и пошли в контратаку. Тщетно.
Казалось, демоны были неуязвимы. Багинеты скользили в сторону, пули проходили сквозь призрачную плоть, не нанося ей вреда – а ответные удары забирали одну жизнь за другой.
Застрекотали барабаны. В бой вступила Церковная Гвардия, впереди шагал Леопольд фон Штраусберг, неся на плече свой неизменный молот. За ним выстроились закованные в латы воины, выставив башенные щиты. Гвардейцы вломились в толпу демонов, круша и кромсая их благословенным оружием – потустороннее пение оборвалось, сменившись угрожающим визгом.
Снова метнулись вперед порченые животные. По всему фронту закипела кровавая резня. Исход боя висел на волоске, между силами Империи и про́клятой ордой установилось шаткое равновесие.
– Резерв, в атаку!
Стоявшие в стороне батальоны в серо-зеленых мундирах не двинулись с места. Демоны рвались вглубь имперского строя, продавливали сопротивление гвардейцев, солдаты пятились под ударами когтей и укусами ощеренных пастей.
– Резерв! Немедленно вступить в бой!
Полки Герцогини Фригорской развернулись и начали отступление. Я смотрел, не веря своим глазам. Рядом выругалась Алифис.
– Проклятая изменница решила воспользоваться шансом, чтобы избавиться от соперницы!
Я оскалился, чувствуя, как растет внутри бешенство.
– Только через мой труп. Слуги, коня!
Центурион схватила меня за руку.
– Капитан, куда вы?
– Я лично встречусь с герцогиней и заставлю ее вернуться в бой. Алифис, веди в атаку бойцов Ордена, я оставляю командование тебе.
– Но…
– Никаких но! Сражение должно быть выиграно!
Вскочив в седло, я пришпорил лошадь и галопом помчался к паланкину герцогини.
Дорогу мне преградил стражник в придворном мундире.
– Герцогиня не принимает посетителей!
Не тратя времени на разговоры, я наставил ему в лицо пистоль.
– Прочь с дороги, или умрешь.
Не отводя глаз от черного дула, стражник шагнул назад. Я бросился к паланкину и сорвал полог, столкнувшись лицом к лицу с Катериной Шлейхт, Герцогиней Фригорской. Та холодно встретила мой взгляд, подняв ухоженные брови.
– Что вы себе позволяете, капитан Фальтер?
– Прикажите войскам возвращаться. Немедленно.
– Не вам мною командовать, охотник. Мои войска принадлежат мне одной.
Я с трудом удержался, чтобы не дать ей пощечину.
– Без ваших солдат нам не победить. Прошу вас, герцогиня, вспомните о благе Империи!
– Фригория сможет за себя постоять, поверьте. А теперь идите прочь, я больше не желаю вас видеть.
Паланкин двинулся дальше, пока я осыпал герцогиню самыми изощренными проклятиями, какие только мог вспомнить.
Оглянувшись, я побледнел – отряд моих телохранителей таял на глазах, окруженный со всех сторон.
Конь жалобно заржал, когда ему в бока вонзились шпоры – я летел к линии фронта настолько быстро, насколько мог. Внезапно земля поменялась местами с небом, все мое тело пронзила резкая боль – секундой позже я упал в залитый кровью снег, конь повалился рядом. Не в силах вдохнуть, я посмотрел перед собой – и заглянул в сочившиеся золотым светом глаза.
Надо мною возвышался демон, расправивший огромные крылья – его перья переливались сотнями внеземных цветов, весь он казался сплетенным из паутины и расплавленного металла.
Крича от боли в сломанных ребрах, я дважды спустил курок пистоля – зачарованные пули пробили в крыльях рваные дыры, демон жалобно застонал и поднял коготь, готовясь прошить меня насквозь.
В него врезалась бронированная фигура и сбила с ног, покатившись по земле. Алифис Штейнвил, центурион Церковной Гвардии, наносила поверженному демону удар за ударом, вырывая куски воздушной плоти и кромсая тело, кровоточившее светом. Яростно закричав, она подняла меч, перехватила его двумя руками и вонзила лезвие в открывшуюся глотку, навалилась на него всем телом, загоняя клинок все глубже и глубже, пока порождение Эфира не дернулось в последний раз, неподвижно застыв.
С трудом поднявшись, Алифис подошла ко мне, шатаясь на ходу, по ее лицу текли слезы, смешавшиеся с кровью.
– Как вы, капитан? Творец… Я уже не надеялась увидеть вас живым.
Я благодарно улыбнулся, попытался что-то сказать и не смог – горло свел спазм. Закашлявшись, я протянул к ней руку, чувствуя, как соскальзываю во тьму. Страшно хотелось спать; я все больше и больше мерз, пока не закрыл наконец глаза, отдавшись наполнившей тело слабости – а где-то вдали Алифис звала меня по имени, все тише и тише, пока ее крики не смолкли совсем.
 
 
Каждый мой день проходит по одному распорядку. Я начинаю утро с энергетика – мне нужно стряхнуть сонный дурман. Вечером курю марихуану – иначе перед глазами так и будут маршировать пехотные ряды абзацев. Снотворное дает мне пинка в ночь, превращая кровь в коктейль из кофеина и барбитуратов. Это напоминает качели, несущиеся из одной крайности в другую: вот-вот свалюсь и расшибу себе череп – хотя тут, пожалуй, уместнее говорить о разрыве сердца. Вот бы закончить сначала эти чертовы эссе и игру – а потом хоть потоп, мне плевать.
Три зависимости – кофеиновая, наркотическая и игровая – неплохо уравновешивают друг друга; со стороны я могу показаться нормальным человеком. Только не смотрите мне в глаза, ради бога; десятки лопнувших капилляров – гадкое зрелище.
Сегодня же к ним добавились признаки сильной простуды. У меня покраснел нос, обветрились губы, подскочила температура. Кажется, я крепко заболел – что, впрочем, неудивительно при такой жизни: нельзя насиловать организм и надеяться, что тот не отомстит.
Какое-то время попытавшись поработать, я махнул рукой – мысли не клеились, плыли и терялись, и я не мог написать ни единого связного предложения. Закрыв текстовый документ, я вышел на рабочий стол, помедлил и нашел заветный ярлык – желания курить не было, а потому, пропустив эту часть ежедневного ритуала, я сразу приступил к игре.
После гибели войск Графини Сомнской, остатки Церковной Гвардии и орденских бойцов отступили в Мориенсбург, столицу герцогства Фригории, вскоре окруженную демонической ордой. На помощь обреченному городу из центра Империи двинулись основные силы Ордена; в ожесточенном сражении они отбросили демонов на срок, достаточный, чтобы спасти Мориенсбург от голодной смерти. Север затопила тьма, судьба Империи висела на волоске – а Александр Фальтер, капитан охотников на ведьм, цеплялся за жизнь, страдая от полученных в битве ран.
 
 
– Командор Северной Ударной Армии, член Совета Семи, Инквизитор Офелия Шлейхт!
Высокие двери распахнулись, и в приемную прошествовала пышная процессия – роскошно одетые пажи уступили дорогу страже, а та, в свою очередь, расступилась перед своей госпожой. Инквизитор, облаченная в черное с желтым, под цвет орденского герба, платье, остановилась напротив меня. Я склонил голову.
– Приветствую вас, леди инквизитор. Вы оказали нам всем неоценимую услугу, приведя в Мориенсбург подкрепление.
Инквизитор Шлейхт приветливо улыбнулась мне в ответ.
– Не стоит благодарности, капитан Фальтер. Если бы не эгоизм моей вздорной сестры, во всем этом не было бы нужды.
Отряхнув светлые волосы, она протянула руку. С трудом сохранив равновесие – спустя две недели после сражения я все еще плохо держался на ногах – я поцеловал кольцо, украшенное раскрытой ладонью с глазом посередине.
Передо мною стояла женщина, входившая в совет семи инквизиторов – верховную структуру Ордена Серебряной Длани; кроме того, Офелия Шлейхт приходилась сестрой Герцогине Фригорской Катерине, что бросила всех нас на произвол судьбы, и теперь заперлась в своем дворце в нескольких кварталах отсюда.
– Друзья, нам предстоит многое обсудить – вдали от чужих ушей.
Инквизитор шепнула пару слов своему герольду, и тот засуетился, выпроваживая прочь большую часть свиты: вскоре в зале осталась лишь горстка стражников – личные телохранители Офелии, Леопольд фон Штраусберг с десятком гвардейцев, и Алифис Штейнвил, вставшая за моей спиной.
Как только все посторонние вышли за дверь, лицо инквизитора приняло серьезное выражение.
– Я вижу, вы плохо перенесли недавнее поражение, капитан Фальтер.
Я поглядел на свои перебинтованные бока – некоторые раны до сих пор кровоточили, стоило мне сделать неловкое движение, на трость, которую сжимал в руке – и усмехнулся.
 – Меня трудно в этом обвинить, госпожа. Герцогиня смешала нам все карты, отведя войска в самый неподходящий момент.
– Понимаю, понимаю – вы сделали все возможное. Мне уже рассказали о вашей попытке остановить Катерину – это было весьма похвально, хоть и безнадежно. Впрочем, перейдем к делу. Помимо моих обязанностей главнокомандующего, мне поручено проверить, пригодны ли вы к дальнейшему исполнению своей роли в качестве капитана Ордена.
Я почувствовал, как напряглась рядом Алифис.
– Не стоит беспокоиться относительно моего здоровья, госпожа инквизитор. Я быстро иду на поправку.
– О, дело не в вашем здоровье, капитан. Впрочем, сейчас вы сами все узнаете. Видите ли, Орден принял решение исключительной важности. Империя стоит на пороге гражданской войны – действия герцогини лишь усугубили положение.  До сих пор невмешательство в имперскую политику было одним из ключевых принципов Ордена Серебряной Длани – но времена изменились.
Мы выступаем на стороне Марии Аннеты Цогерн, Графини Сомнской, в ее борьбе за трон, а с нами – большинство знати Империи, за исключением аристократии севера. Теперь пора выбирать настала и для вас. Хочу предупредить: от своих последователей Орден ожидает абсолютной лояльности, и если вы откажетесь исполнить свой долг, вас ждет отставка. Впрочем, я надеюсь на ваше благоразумие – мне не хотелось бы терять столь ценного друга.
Я устало нахмурился. Чего-то в этом роде давно следовало ожидать – последнее десятилетие Орден выходил все дальше за пределы исторических полномочий, всеми силами расширяя свое влияние. Я до последнего надеялся избежать нынешнего положения – и надежда эта оказалась тщетной.
– Вы ставите меня перед сложной дилеммой, леди Шлейхт. Могу ли я напомнить, что герцогиня – законная наследница покойной императрицы?
– Совет Семи не считает это достаточной причиной, чтобы доверить ей корону – Катерина не в состоянии достойно встретить угрозы, вставшие перед Империей. В Калигнуме вы сами видели, к чему ведет моральное разложение ее граждан – в эти черные годы порча, что гнездилась в их душах, обрела плоть. Наш народ давно гниет изнутри, теперь же эта гниль вырвалась на волю; если не найдется пастыря, что освободит людей от порока, чума пожрет нас всех, а на костях станцуют демоны. Мы решили положить конец сему безумию; Графиня Сомнская готова принять бремя власти, а Орден Серебряной Длани – направить ее руку в час нужды. Империум Сомнум должен жить, и нет чрезмерной цены за его спасение.
Инквизитор закончила свою короткую речь; говорила она убедительно и спокойно, хорошо поставленным голосом, выдерживая пау ЗЫ: было видно, что сказанное повторялось уже не раз. Впрочем, сути ее слов это не меняло.
– Если я верно вас понял, инквизитор, Совет Семи намерен установить военную диктатуру, используя Марию Аннету в качестве фасада. Мне трудно поверить в разумность подобных действий в самый разгар вторжения из Эфира – такие интриги уже стоили нам победы в недавней битве.
– Мой дорогой капитан, произошедшее лишний раз доказывает, насколько Катерина непригодна на роль императрицы. Подумайте хорошенько – именно она оставила на верную гибель тысячи имперских солдат, воинов Ордена и Церковной Гвардии, вас. Графиня Сомнская же, напротив, сражалась до конца, отступив лишь перед угрозой собственной жизни. Верно, она прислушивается к нашему мнению – но неужели вы настолько не доверяете Совету?
Я задумался, вспомнив, как тщетно призывал герцогиню вернуть войска в бой, и заскрипел зубами. Офелия Шлейхт говорила правду – в тот день ее сестра предала интересы Империи. Я испытывал отвращение, думая о вмешательстве Ордена в политику – но отвращение это блекло рядом мыслью о том, что Герцогиня Фригорская взойдет на престол, оставив неотомщенными столько смертей.
Впрочем, думал я недолго – Алифис, до этого слушавшая молча, шагнула вперед.
– Госпожа Шлейхт, позвольте задать вам вопрос.
Ее голос казался до странности ровным – лишь в глубине глаз центуриона плескался ледяной холод.
Инквизитор удивленно моргнула, потом улыбнулась.
– Конечно, центурион Штейнвил, прошу вас.
– Вы упомянули Калигнум и катастрофу, вызванную его дворянством. Во время нашего расследования было установлено, что причиной эпидемии стала Книга Разочарования, редкий том, полученный из неизвестного источника сыном префекта; вырвавшаяся чума стерла с лица земли как сам Калигнум, так и десятки других городов по всему северу Империи. В результате Катерина, Герцогиня Фригорская, лишилась множества верных союзников – тем самым, Графиня Сомнская, а с нею и Орден, получили существенное преимущество.
Офелия Шлейхт помрачнела.
– Продолжайте, центурион. Что вы хотите сказать?
– Книга, открывшая болезни дорогу в этот мир, входит в число артефактов, за которыми Орден Серебряной Длани ведет непрестанную охоту: наказание за обладание подобным предметом – смерть. За каждым таким томом следит множество агентов – должны ли мы поверить, что Орден не заметил, когда богатому мальчишке подарили ключ от ящика Пандоры?
У меня перехватило дыхание, когда я понял смысл сказанного.
– У вас отличные подчиненные, капитан Фальтер. Центурион Штейнвил, вы правы. Книга попала к префекту, а через него – к его сыну, неслучайно. Нам нужно было установить со всей точностью связь между положением звезд, болезнью духа и разрушением тела - Liber Destitutionum стала катализатором в эксперименте, результаты которого вы сообщили нам месяцем позже. Смерть префекта и его окружения была второстепенна, хоть и оказалась крайне удобной впоследствии.
В защиту Совета должно отметить: мы не ожидали начала эпидемии. Глубина греха, поглотившего городскую аристократию, яд, которым сочилось ночное небо, убийственный шепот Книги – все это освободило воистину страшные силы.
Алифис побелела от ярости – но тон ее оставался поразительно спокойным.
– Сотни тысяч жизней, госпожа инквизитор, десятки городов. Все они погибли, чтобы Орден мог возвести свою марионетку на престол. Более того, погибли они в результате ошибки – вы недооценили последствия собственных действий. Скажите, стоило ли оно того?
Инквизитор устало вздохнула.
– Все это очень печально – но смерть этих граждан, сколь бы прискорбной она ни была, меркнет в сравнении с судьбой Империи. Это стало необходимой жертвой на алтарь нашего общего будущего, и не вам, центурион Штейнвил, судить меня и Совет. Так что же, капитан Фальтер, вы приняли решение?
Я ответил ей долгим, тяжелым взглядом.
– Если мы собираемся спастись ценою таких жертв, в Кошмар это спасение. Вы хотите бороться с Чумою Духа, стать пастырями для народа, сохранить его от порока – и губите бесчисленное множество невинных граждан Империи, тех, чья защита была долгом Ордена. Вы сами – грех во плоти, инквизитор Шлейхт. Преступление вашей сестры ничтожно по сравнению с вашим – а потому я отказываюсь от участия в заговоре Совета.
Офелия грустно улыбнулась.
– Да будет так. Мне жаль, но я вынуждена лишить вас звания капитана и любых связанных с ним полномочий. Отныне вы не входите в Орден Серебряной Длани и помещены под домашний арест. Стража, проводите герра Фальтера до его резиденции.
Я переглянулся с Алифис. Она помедлила, потом кивнула мне в ответ. Я направился к двери, дошел до инквизитора и остановился.
– Госпожа инквизитор, я не могу позволить вам осуществить задуманное.
Офелия Шлейхт повернулась, готовясь что-то сказать, и замерла, увидев у меня в руках нож. Ее зрачки удивленно расширились.
– Я приговариваю вас к смерти за измену Империи.
Лезвие утонуло в кружевах, скрывшись под сердцем стоявшей передо мною женщины. Инквизитор вздрогнула, посмотрела мне в глаза – на ее лице смешались шок, удивление, неверие. Потом она осела, распластавшись на каменном полу. В зале повисло ошеломленное молчание.
– Леопольд, задержите стражу леди Шлейхт.
Никто не шелохнулся.
– Леопольд?
Трибун наконец посмотрел в мою сторону – в лице его не было ни кровинки.
– Вы предатель, капитан Фальтер.
Я выругался про себя. Дело было плохо.
– Вы предатель, и вы убили члена Совета.
Вмешалась Алифис.
– Леопольд, ты же слышал, что сказала эта… эта змея! Совет стал причиной чумы!
– Вы тоже предатель, центурион Штейнвил. Я видел, каким взглядом вы обменялись с убийцей. Все вы предатели.
Обернувшись к гвардейцам, Леопольд фон Штраусберг приказал:
– Взять их.
Гвардейцы переглянулись. Посмотрели на своего предводителя. Леопольд побледнел еще сильнее, его голос зазвенел на грани фальцета.
– Церковная Гвардия, приказываю вам схватить изменников!
Гвардейцы подняли оружие и выстроились за спиной Алифис, один из них осмелился возразить:
– Господин трибун, мы согласны с центурионом. В Калигнуме у меня была сестра – и теперь она мертва, мертва из-за всей этой… этой… политики.
Более всего Леопольд напоминал оживший труп. Он шагнул к стражникам инквизитора, те шарахнулись в сторону.
– Солдаты, перед вами стоит человек, убившей вашу госпожу. Вы поклялись Творцу защищать ее от любой угрозы и не сдержали клятвы. Я призываю вас – нет, приказываю вам исполнить свой долг и отомстить убийце!
Придя в себя, стража обнажила мечи – на другом конце зала то же сделали гвардейцы. Я закрыл на секунду глаза, пытаясь унять боль в треснувших костях, а когда поднял веки, уже звенела скрестившаяся сталь. Происходящее казалось абсурдным – в считанных милях от нас демоническая орда штурмовала городские стены, а мы тем временем увлеченно отдались братоубийственной бойне.
Десяток гвардейцев сражался против дюжины стражников – лилась кровь, одно за другим падали на каменные плиты искалеченные тела. В центре зала сошлись Леопольд и Алифис – один вооруженный молотом, другая – любимым клинком. В тесной приемной преимущество было на стороне центуриона – Леопольд с трудом находил место для замаха, в то время как Алифис делала выпад за выпадом; вскоре доспех трибуна покрылся алыми пятнами, расплывшимися поверх ран. После особенно тяжелого удара Леопольд осел на одно колено – его лицо застыло в маске презрения и ненависти, на лице Алифис читалась лишь печаль.
– Сдавайся, Леопольд. Все кончено.
Трибун сплюнул.
– Вас всех повесят.
Резко сверкнул и опустился клинок; брызнула кровь. Обезглавленное тело обрушилось на каменные плиты.
Центурион помедлила, глядя на соратника, павшего от ее руки. Сзади мелькнула тень.
– Алифис!
Алифис начала движение – и замерла. Ее спину насквозь пронзил меч, выйдя со стороны груди, а нанесший удар стражник уже рухнул, сраженный кем-то еще. Центурион опустила взгляд, удивленно посмотрела на багровое лезвие, потом подняла глаза ко мне. Ее губы беззвучно шевелились – я силился разобрать слова, и не мог. Казалось, время остановилось: бесконечно медленно Алифис опустилась на колени, упала рядом с телом Леопольда, убитого ею мгновением раньше – а я все смотрел и смотрел, пока она не столкнулась с землей, продолжая сжимать стальную рукоять.
Подо мною подкосились ноги. Последние стражники растянулись без движения; оставшиеся в живых гвардейцы выстроились рваным полукругом. Кто-то положил руку мне на плечо.
– Мне очень жаль, капитан.
Я молчал, не в силах осознать случившееся. Каким-то особенно громким стал вдруг стук сердца – он отдавался в ушах барабанной дробью, глухо и гулко. У меня внутри что-то оборвалось, и теперь не осталось ничего кроме молчания и этого всепроникающего похоронного боя, который звучал все громче и громче, пока не заполнил весь мир.
 
 
Я лежал на смятых простынях и слепо смотрел в потолок, в голове не было ни единой мысли. Все будто разом опустело. Прошла минута. Пятнадцать. Час. Наконец я поднялся и неровной походкой проковылял к компьютеру.
Загорелся экран: Александр Фальтер стоял над телом Алифис Штейнвил и ждал моей – игрока – команды, недвижимый, словно кукла с подрезанными нитями.
Пауза. Меню. Загрузить последнее сохранение.
Охотник на ведьм вновь подошел к инквизитору, снова обнажил нож, опять зачитал короткий приговор. Инквизитор распростерлась на холодном полу, похожая на раздавленную бабочку.
Леопольд фон Штраусберг воздел свой молот и потребовал мести. Зазвенел металл. Скорчились на влажных камнях первые мертвецы.
Тускло блеснул клинок: Леопольд упал навзничь, лишившись головы. Центурион замерла, глядя на павшего от ее руки соратника. За ее спиной мелькнула тень.
Пора.
Охотник шагнул вперед, встретил удар меча, болезненно скривился – лезвие насквозь пробило грудь. Алифис обернулась, отчаянно вскрикнула – нанесший удар стражник рухнул на землю, сраженный ответным выпадом. Александр Фальтер опустился на колени, завалился набок рядом с бездыханным трибуном. Завертелось колесо загрузки.
Я бессильно обмяк в кресле, с трудом заставив себя дышать. Бешено колотилось сердце.
Что есть смерть?
Что есть смерть, которую можно обратить вспять щелчком мыши?
Смогу ли я также вернуть все на место, когда умру сам?
Можно ли считать меня живым? Можно ли считать живой Алифис?
Кто я – охотник на ведьм, или прозябающий на восьмом этаже многоэтажки человек без будущего и прошлого?
Кто я на самом деле? Кто из них настоящий?
Что из этого жизнь, а что – игра?
Зашипело снотворное, растворяясь в стакане воды. Язык обожгла горечь, горло – пузырьки газа. Закатились глаза, запрокинулась голова – я тонул в зыбком мареве, откинув прежнюю оболочку и готовясь натянуть орденский плащ. Граница между мирами истончилась, потекла и расплавилась – на мгновение они стали одним. А потом пустая квартира исчезла.
 
 
Во рту стоял вкус крови – я закашлялся, скомкал пропитавшуюся алой влагой ткань и кинул ее в корзину у кровати.
– Как вы себя чувствуете, капитан?
Услышав знакомый голос, я стремительно обернулся. Алифис сидела рядом.
– Вы два дня провели без сознания. Лекарь сказал, что пробито легкое – чудо, что вы вообще продолжаете дышать.
Я смотрел во все глаза, жадно изучая резкие черты ее лица. Центурион смутилась.
– Капитан, вы в порядке?
– Ты… жива. Слава Творцу. Мне привиделся ужасный сон.
– Ох… Это… Да. Я должна сказать вам спасибо – тот меч предназначался мне.
На секунду передо мною предстал двойственный образ: из груди Алифис вышло окровавленное лезвие – мгновением позже на ее месте возник я.
Я вновь посмотрел на нее – Алифис, бывшая рядом, показалась мне призраком, грозящим вот-вот исчезнуть. Испугавшись, я поднес ее руку к губам, уже готовый почувствовать пустоту – и ощутил живое тепло.
Вновь забилось замершее сердце. Издав полный облегчения вздох, я упал на подушку, вдруг разом обессилев. Центурион хотела было что-то сказать, но я устало поднял ладонь; ненадолго повисла тишина. Снова и снова стучалась об оконное стекло запертая в комнате бабочка.
– Алифис, что ты думаешь о смерти?
– О смерти? – Алифис удивленно нахмурилась.
– Иногда мне чудится, будто бы все мы – фигуры в некой шахматной игре. Мы гибнем, уходим с доски, дожидаемся следующей партии. И никто не умирает по настоящему – игра закончилась, началась новая, и вот все снова выстроились прежними рядами. Может ли тот, кто неспособен умереть, называться живым?
Погиб Леопольд, едва не погибла ты, своими руками я убил инквизитора Шлейхт – но какое это имеет значение, если все мы опять окажемся на тех же самых клетках?
Центурион твердо посмотрела мне в глаза.
– Вы страдаете от ран, радуетесь победам, боитесь поражений. Не смерть, но боль, страх и счастье – вот, что определяет жизнь. Игра это или нет, вы чувствуете, а значит живете.
– Да, ты права… – прошептал я. – Sentio, ergo vivo; чувствую, стало быть живу. Творец, как же все оказалось просто.
– О чем вы, капитан?
– Неважно. Я нашел ответ на забавный вопрос, который давно уже донимал меня по утрам, только и всего.
Алифис улыбнулась, сжала мое плечо.
– Поправляйтесь скорее. Одной мне эту выгребную яму не вычистить.
Я бросил взгляд в окно. Бабочка нашла наконец заветную щель и вылетела на улицу.
– Выгребная яма… Действительно, иначе все это не назвать. Не волнуйся, скоро я вернусь в строй раз и навсегда.
 
Меня душил смех.
Какая жизнь настоящая? Ха, как же я раньше не догадался! Дело не в клетках, не в повторяющихся партиях – я совсем не там смотрел! Где я переживаю чужую смерть страшнее своей собственной? Судьба какого мира волнует меня до дрожи, а какой безразличен до глубины души? Так что же из этого жизнь, а что – игра?
Я не выдержал и расхохотался. Лоб полыхал жаром, комнату затянул дым, вонявший кровью и гарью. У меня по губам что-то текло – утерев рот, я усмехнулся, увидев заляпанную багровым ладонь.
Я подошел к компьютеру, посмотрел на треснувший монитор, содрогнулся от накатившей вдруг злобы и швырнул его в стену. Посыпались обои и мелкие осколки, мигнули звезды – за открывшейся дырой светилась огромная, на все небо, луна. Что-то зарокотало в глубине дома, с потолка осело облако пыли – подняв голову, я отскочил, увернувшись от упавшей балки. Мир рушился, обнажились театральные задники, державшие вместе эту фальшивую конструкцию. Где-то тикал огромный часовой механизм, кашляя и запинаясь – половина его шестеренок улетела в пропасть.
Добравшись до зеркала, я на миг оторопел, потом зашелся от смеха: в нем отражалась пустая комната - лишь в углу валялся разбитый компьютер.
– Ба, да что это я! Ведь это просто игра – нечего ждать от нее правдивых отражений!
Начал обваливаться пол. Посреди комнаты зияла огромная щель, оттеснившая меня к самой стене; пора была заканчивать, иначе я рисковал остаться тут надолго. Я открыл шкаф – играть мне надоело, да и игра была паршивой. Хвала Творцу, я знал, как ее остановить. В руку скользнула пластиковая капсула.
Бутылка воды наполнилась газом, снотворное расползлось по ее дну белым порошком; на этот раз его было вдвое больше обычного. Я осушил бутылку до дна, прислонился к дверце шкафа и сполз вниз.
Грудь пронзила резкая боль. Я схватился за сердце, весело ощерился: кажется, игру мне предстояло покинуть навсегда – что же, тем лучше. Комната передо мною превращалась в ничто слой за слоем – свернулись и разлетелись по ветру обои, обуглилась мебель, рухнули в жадную бездну осколки стекла.
Я все еще широко ухмылялся, когда мир поглотила прожорливая мгла.
 
 
Город окрасился в тысячи оттенков красного и оранжевого, пели птицы, далеко внизу суетились дети и лавочники, встречая новый день. Я стоял на балконе орденской цитадели, любуясь восходом солнца, чуть позади Алифис озабоченно листала кипу пергаментов.
– Капитан, у нас невпроворот дел. Герцогиня Катерина прислала гонца с предложением союза, стоило ей услышать о смерти сестры; пока что мы не дали ответа, решив дождаться вашего решения. Войска инквизитора пришли в ярость, узнав о причинах чумы – у многих болезнь забрала родных – и теперь готовы принести нам присягу. Гарнизон Мориенсбурга готовится к вылазке – командующий надеется прорвать осаду, и запросил помощь у Ордена. Все это требует вашего внимания!
Обернувшись, я шагнул к центуриону.
– Капитан?..
Пропустив  мимо ушей удивленный возглас, я крепко обнял ее, рассмеялся, вдохнув донесшийся с улицы запах цветов.
– Верно. Впереди много дел… Нас ожидает целая жизнь.

Обсудить на форуме.