Сообщений в теме: 198

[Maxim Suvorov]

Ober-Leutenant
А не встречали часом книгу в более удобоперивариемомо формате?..

[Ober-Leutenant]

К сожалению - нет. Встречал бы, непременно указал.И так это какой-то раритетский раритет...

[Ober-Leutenant]

Во первых - в английской википедии прямо написано:

The militia was widely embodied at various times during the French and Napoleonic Wars. It served at several vulnerable locations, and was particularly stationed on the South Coast and in Ireland. A number of camps were held at Brighton, where the militia regiments were reviewed by the Prince Regent. (This is the origin of the song "Brighton Camp".)The militia could not be compelled to serve overseas, but it was seen as a training reserve for the army, as bounties were offered to men who opted to 'exchange' from the militia to the regular army.

Действительно прямо написано, только надо дочитать фразу до конца! «…as bounties were offered to men who opted to 'exchange' from the militia to the regular army», видимо, означает «поскольку людям, выбиравшим «обмен» милиции на регулярную армию, предлагалась премия при добровольном поступлении на службу». Ибо 'bounty' в военном смысле – это и есть премия при добровольном поступлении на службу (от которой нанимающийся и должен испытать пресловутое райское наслаждение). Т.о. речь об обычном найме. У французских милиционеров, отбывавших принудительную государственную службу, как Вы понимаете, добровольного согласия никто не спрашивал и премий не платил.

Во вторых, каким образом можно восполнять потери армии, кроме как "разбавлением проффесионалов штатскими"?

При поступлении на службу в регулярную армию штатский перестает быть штатским и превращается в «колесико и винтик» государственной военной машины со всеми ее прелестями – муштрой, палочной дисциплиной, бесправием и пр.

Национальная гвардия не инструмент правительства? Кто ж ее создал то? Кто назначил ее главкома маркиза Лафайета? Я ф курсе всего и вся

Первые три вопроса мало согласуются с последующим утверждением, Вы не находите? Очевидно, события Великой французской революции просто не входят во «всеё и вся». Но поясню. При помощи Томаса Карлейля.

О НАЦИОНАЛЬНОЙ ГВАРДИИ

Нажмите, чтобы прочитать

«Наша
парижская милиция, которую, по
мнению некоторых, было лучше назвать Национальной
гвардией, процветает. Пред полагалось, что в ней будет 48 тысяч человек, но
через несколько часов это число удваивается и утраивается: непобедимая сила,
если бы у нас было оружие!

…Пока
же вы, кузнецы в черных фартуках, куйте быстрее, твердой рукой и горящей душой.
И этот и тот бьют изо всех сил, удар следует за ударом, и опускается большой
куз­нечный молот, наковальня вздрагивает и зве­нит, а над их головами отныне и
впредь грохо­чет сигнальная пушка — теперь у города есть порох. Пики, пятьдесят
тысяч пик изготов­лено за 36 часов: судите сами, бездельничали ли черные
фартуки? Ройте траншеи, разби­райте мостовые, вы, другие, работайте при­лежно,
мужчины и женщины; насыпайте землю в бочки для баррикад и на каждой выставляйте
добровольца-часового; склады­вайте на подоконниках в верхних этажах булыжники.
Держите наготове кипящую смолу или на худой конец кипяток, вы, стару­хи, чтобы
слабыми костлявыми руками лить ее и кидать камни на немецких гвардейцев, а
ваших пронзительных ругательств конечно же будет в избытке! Патрули
новорожденной Национальной гвардии всю ночь обходят с факелами улицы, на
которых, кроме них, нет ни души, но которые ярко освещены зажжен­ными по приказу
огнями в окнах» (С. 120).

«Для
живых же и сражающихся рассветает новое утро 14 июля. Под всеми крышами бур­лящего
города назревает развязка драмы, не лишенной трагизма. Сколько суеты и приго­товлений,
страхов и угроз, сколько слез про­лито из стареющих глаз! В этот день, сыны
мои, будьте мужчинами. В память о страда­ниях ваших отцов, ради надежды на
права ваших детей! Тирания угрожает неистовой злобой, и ничто не поможет вам,
кроме ваших собственных рук. Сегодня вы должны погибнуть или победить.

На
рассвете не сомкнувший глаз Постоян­ный комитет услышал знакомый крик, выросший
до яростного, возмущенного: «Оружия! Оружия! Пусть старшина Флессель и другие
предатели, какие у вас там есть, подумают о шарлевильских ящиках. Нас сто
пятьдесят тысяч, но лишь один из трех воору­жен хотя бы пикой! Оружие — это
единствен­ное, что нам нужно: с оружием мы — непобе­димая, грозная Национальная
гвардия, без оружия мы — чернь, которую сметет залп картечи» (С. 122).

«Как
бы то ни было, около девяти часов утра наше национальное ополчение катится на
юго-запад широким потоком к Дому инва­лидов в поисках единственно необходимого.
Королевский прокурор месье Эти де Корни и другие представители власти уже там;
кюре прихода Сент-Этьен Дюмон отнюдь не миро­любиво возглавляет свой
воинственный Париж. Мы видим марширующих судейских в красных камзолах, ставших
теперь судейским ополчением; волонтеров из Пале-Руаяля, еди­ных духом и мыслью,
ставших националь­ными волонтерами, число которых исчисля­ется десятками тысяч.
Королевские ружья должны стать ружьями нации; подумайте, месье де Сомбрей, как
в этих обстоятельствах вы откажете им! Старый месье де Сомбрей готов начать
переговоры, выслать представи­телей, но это ни к чему: несколько человек
перелезают через стены, чтобы открыть ворота, и ни один инвалид не выпускает ни
пули. Патриоты шумно устремляются внутрь, растекаются по всем комнатам и
коридорам от подвала до кровли в поисках оружия. Ни один погреб, ни один чердак
не избежит обыска. Оружие найдено — все в целости, упакованное в солому, — не
для того ли, чтобы сжечь его! Толпа бросается на него яростнее, чем голодные
львы на мертвую добычу, с лязгом и руганью; толкотня, свал­ка, драка вплоть до
того, что давят, топчут — возможно, даже насмерть — наиболее слабо­сильных
патриотов39. И вот под этот оглуши­тельный рев и грохот не сыгранного еще
оркестра сцена меняется, и 28 тысяч хороших ружей подняты на плечи такого же
количе­ства национальных гвардейцев, вынесены из мрака на ослепительный свет»
(С. 123).

О ЛАФАЙЕТЕ

Нажмите, чтобы прочитать

«Поутру четвертая депутация во дворец уже на ногах, еще более торжественная, чтобы не
сказать ужасающая, потому что к прежним обвинениям в «оргиях в Оранжерее»
добавляется то, что «все обозы с зерном задерживаются»; не смолкают и громы
Мирабо. Эта депутация уже готова тронуться в путь, как — о! — появляется сам
король в сопровождении только двух братьев, совсем в отеческой манере, и
объявляет, что все войска и все средства нападения выведены и потому отныне не
должно быть ничего, кроме доверия, примирения и доброй воли, в чем он
«разрешает и даже просит» Национальное собрание заверить Париж от его имени!
Ответом служат радостные восклицания, как будто люди внезапно спаслись от
смерти. Все собрание по собственному почину встает и сопровождает Его
Величество во дворец, «переплетя руки, чтобы оградить его от чрезмерной давки»,
потому что весь Версаль толпится и ликует. Придворные музыканты с восторженной
поспешностью начинают играть «Sein de sa famille» («Лоно семьи»), королева
выходит на балкон со своими сыном и дочерью и «целует их несколько раз»;
нескончаемые «Виват!» разносятся окрест, и неожиданно наступает новое царствие
небесное на земле.

88
высших сенаторов, среди которых Байи, Лафайет и наш кающийся архиепископ, едут
в каретах в Париж с великой вестью, осыпаемые благословениями. От площади
Людовика XV, где они высаживаются, вплоть до Отеля-де-Виль море трехцветных
кокард и сверкающих национальных ружей, буря приветствий, рукоплесканий,
сопровождаемая «по временам раскатами» барабанного боя. С подобающим жаром
произносятся речи, особенно усердствует Лалли-Толандаль, набожный сын
злосчастного убитого Лалли. Его голова насильственно увенчивается гражданским
венком (из дубовых листьев или петрушки), который он — также насильственно —
возлагает на голову Вайи.

Но конечно, прежде всего Национальная гвардия должна иметь
генерала! Моро де Сен-Мери, человек «трех тысяч приказов», бросает значительный
взгляд на бюст Лафайета, который стоит здесь со времен американской Войны за
независимость. В результате этого Лафайет
избирается возгласами одобрения. Далее, на место убитого предателя или
квазипредателя Флесселя избирается Байи — купеческим старшиной? Нет, мэром
Парижа! Да будет так! Maire de Paris! Мэр Байи, генерал Лафайет. Vive Bailly,
vive Lafayette! (Да здравствует Байи! Да здравствует Лафайет!) Толпа,
собравшаяся снаружи, в одобрение избрания раздирает криками небесный свод»
(С. 130-131).

Стиль, конечно, своеобразен, но ответы на Ваши вопросы получить можно. Итак, 1) Национальная гвардия была не инструментом (королевского) правительства (заседавшего в Версале), а была буржуазным ополчением, направленным против правительства. 2) Создал ее восставший народ Парижа, возглавляемый членами самопровозглашенного Национального собрания и другими лидерами третьего сословия. 3) Эта же толпа избрала (а не назначила!) Лафайета.

Кстати, я заодно уж до кучи акцентировал внимание на проблемах парижан с оружием – Вам можно будет сравнить ситуацию 1789 г. с состоянием полуторавековой давности.

Вообще же буржуазные милиции (они же Национальные гвардии; первое – суть, второе – официальное наименование) летом-осенью 1789 г. были созданы во Франции почти повсеместно (в ходе т.н. муниципальной революции). Для национальных гвардейцев была установлена особая форма — нарядный дорогой мундир, стоивший не менее 4 ливров. Это ограничивало доступ в Националь­ную гвардию небуржуазным (плебейским) слоям. Являясь самоорганизованными территориальными структурами, они не имели единого командования и правительству не подчинялись. Более того, позднее, когда контроль над ресурсами государственной власти захватили якобинцы, провинциальные Национальные гвардии стали главной силой сопротивления центральной власти (т.н. федералистские мятежи). Ситуация XVI-XVII вв. повторилась. Анархия была устранена введением прямого правления (представителей центрального правительства на местах) в ходе подавления федералистских мятежей.

Кстати, вот что пишет о Парижской Национальной гвардии Уильям Мак-Нил.

Нажмите, чтобы прочитать

Парижская
Национальная гвардия стала первой попыткой революционеров создать собственные
вооруженные силы. В нее записывались домовладельцы, обладавшие достаточными
средствами для приобретения собственных оружия и обмундирования. Однако с
самого момента возникновения Парижская Национальная гвардия имела ядром 60 рот
из получавших жалованье профессиональных солдат, многие из которых ранее
состояли в королевской гвардии, а также некоторое число ветеранов и дезертиров
из линейных подразделений. Назначение офицеров путем голосования избирателей
района, в котором была расквартирована рота Национальной гвардии, являло собой
радикальный отход от прежних принципов управления войсками. Хотя на практике
маркиз де Лафайетт, избранный командующим Парижской Национальной гвардией, и
определял в значительной мере, кому быть избранным, его руководство могло быть
оспорено, если общественные страсти достигли бы подобного уровня накала [С.
219. ].

Становится понятным, какая именно часть Национальной гвардии находилась на казарменном положении.

Королю запрещалось формировать и содержать постоянную армию в мирное время. Усе. Приехали. Королю больше нечем делать поползновения, вне зависимости есть ружбайки у буржуев или нет.

Простите, но Ваша логика не имеет никакого отношения к наличным целям создателей билля о правах. И рассматривать ее я не вижу особого смысла. Вы в очередной раз наступаете на одни и те же грабли, пытаясь навязать событиям собственную логику вместо того, чтобы понять логику самих акторов. Это порочный путь. Мне просто не понятно, зачем Вы стараетесь убедить деятелей «Славной революции» в излишности положения о вооружении народа? Какой в этом смысл? Это положение в гораздо большей степени имело отношение к политической философии, чем к реальной милиции. Для политической философии XVII-XVIII вв. было характерно стремление гарантировать частные права от тирании монархов при помощи права на вооруженное сопротивление (т.н. доктрины народного суверенитета и общественного договора). Эти идеи, кстати, попали и в американскую конституцию.

Фирменное слово-паразит у Вас?

Нет. Просто свойственная Вам широкая эрудиция, богатое воображение и умение пользоваться поисковиками не могут заменить предметных знаний по истории. Некоторый недостаток у Вас конкретно-исторических знаний я и фиксировал. Задаваемые Вами вопросы и некоторые оглашаемые Вами выводы свидетельствуют, что некоторые вещи, представляющиеся мне общеизвестными, Вам, к моему удивлению, не ведомы. Например, о том, что Лафайета избрали командующим я знаю уже лет без малого 20… Поэтому я и решил обращать большее внимание на подкрепление своих выводов цитатами.

А вообще нужен источник. Типа "Материальное положение первых переселенцев в Америку" и все такое. Более предметный разговор получится.

Вообще-то как раз разговор о вооружении колонистов не имеет никакого отношения к предмету нашего разговора – СУБЪЕКТИВНЫМ МОТИВАМ введения униформы и СТРУКТУРНЫМ УСЛОВИЯМ этому способствовавшим (кроме того, откуда Вы почерпнули убеждение, что они были вооружены поголовно, для меня вообще остается загадкой). Поэтому вернусь к теме.

Я уже устал приводить примеры того, что с единообразия и регламентации униформы не было еще в 20-30ых годах 18 века.

Вы не подумайте, я вовсе не игнорирую эти Ваши примеры. Вот они:

Причем форму во всех армиях примерно до 20-30ых годов 18 века определял в большинстве случаев шеф полка.

Например Меньшиков, будучи шефом Ингерманландского полка, ввел желтые кафтаны с красными лацканами и обшлагами.

Шефы полков стали придумывать своим полкам униформу согласно своей фантазии/моде/возможностям. Например из-за нехватки форму в русской армии вплоть до 30х годов 18 века шили из любого доступного сукна: зеленого, красного, белого и т.д. В "цивилизованной" Пруссии полковник нового полка должен был выслать проект униформы в Генеральный Коммисариат и там ее утверждали.

Первоначально предписания были достаточно общими, у шефов полков было больше фантазии какую форму сочинить и где ее заказывать. В дальнейшем этот вопрос "устаканился"

Про те далеки времена приведу небольшую цитатку из рапорта генерал-майора Кампенгаузена о смотре полков Московского гарнизона от 14 ноября 1728 года.

"А в мундире салдацком ныне во оных полках великая пестрота, а имянно в епанчах, в кафтанах, в камзолах, в штанах и щляпах..."
Вот такое вот единообразие.

Именно в середине 17 века она появилась только в Англии. Вместе с созданием New Model Army. В остальных странах сей процесс затянулся до первой половины 18 века. Да и в самой Англии никаких точно регламентированных образцов униформы небыло до середины 18 века.

Правда никто этими образцами не пользовался. Шили из того что было.

Я уже кажется говорил как форма была введена а Англии. Во Франции ее типа тоже "ввели", но вот основным средством распознавания королевского солдата был белый шарф. Ибо следовать королевским ордонансам возможности не было, в силу ряда объективных причин. В Испнаии и Австрии - аналогично.

Единообразной формы в современном государстве Российская Федерация например нет. В одной роте может несколько расцветок камуфляжа быть. В одних частях нашивки есть, в других нет, ну и так далее.

Как видите, я их аккуратно складировал в отдельную папочку, где они терпеливо дожидались своей очереди. Просто все руки не доходили написать, что Ваши примеры вовсе не опровергают того, что говорю я. Ибо они касаются совсем иного аспекта действительности. Поясню: у социальной действительности есть два аспекта – НОРМАТИВНЫЙ и ПРАГМАТИЧЕСКИЙ. Философы называют это должным и сущим, а попросту – на обыденном языке – можно назвать это желаемым и возможным. И когда я говорю о введении формы, я затрагиваю НОРМАТИВНЫЙ АСПЕКТ проблемы, т.е. желания, мотивы, наличные цели тех субъектов, которые предписывали частям регулярных армий (Англии, Франции, Испании, Империи и т.д.) облачиться в одинаковые одежды – Кромвеля, Ле Телье, Людовика XIV, Лувуа, Карла II и пр. Вы же, описывая трудности с которыми НА ПРАКТИКЕ пришлось столкнуться центральным правительства в своем желании предать своим армиям единообразный вид, касаетесь ПРАГМАТИЧЕСКОГО (или ПРАКТИЧЕСКОГО) АСПЕКТА ситуации. Поэтому мне и не надо было Вам возражать – Вы своими примерами моих утверждений не опровергаете. Все дело в том, что наличные цели субъектов, осуществлявших повеления центрального правительства – владельцев полков, их шефов, капитанов и проч. – не совпадали с наличными целями монархов. Полковники стремились набить карман, не могли найти нужного сукна или попросту игнорировали требования «вышестоящего начальства» - не суть важно. Все эти обстоятельства приводили к тому, что актуальным был тост из известного кинофильма «Так выпьем же за то, чтобы наши желания всегда соответствовали нашим возможностям» ©. В любом случае все Ваши вышеприведенные цитаты к основной теме – МОТИВАМ введения униформы (предполагающей выявление норматики, а не прагматики) – отношения не имеют. Хотелось бы, чтобы Вы это поняли.

Но вернемся вновь к мотивам...

Продолжение следует...

Вместо того, чтобы грубо рубить мечом, дворяне стали гламурно тыкать шпагами. Чето странное этот ваш Элиас пишет. В 17 веке например обедневшие дворяне массово шли в наемные армии. Рядовыми солдатами.

Не очень понял сути Вашего возражения. В процессе же цивилизации дворянства (а затем и вообще всех европейских обществ) гораздо большую роль, чем переход от меча к шпаге (разница-то невелика, а «гламурность» - это что-то из новояза и, как всегда, имеет слабое отношение к исторической действительности, которую мы обсуждаем), сыграло умение пользоваться вилкой и носовым платком. И Элиас виртуозно, прямо-таки филигранно это показал. Королевский двор, пользуясь превосходством в средствах принуждения, сумел навязать придворному обществу жесткую дисциплину аффектов, препятствуя свободному разряжению агрессии и превращая их во множество более утонченных моральных и эстетических форм. Позднее процесс цивилизации был распространен и на низшие слои. Так гуманизьм победил садизьм. В общем, читайте Элиаса. Получите наслаждение.

«и самостоятельно нанимают войска»
Вот про это если можно пожалуйста поподробнее.

Пожалуйста.

ГУБЕРНАТОРЫ ВО ФРАНЦУЗСКОМ КОРОЛЕВСТВЕ в кон. XVI- 1-й пол. XVII вв.

Нажмите, чтобы прочитать

Статья «Grands» из «Энциклопедии»: «Франция когда-то сформировала очень плохую федеративную государственную систему, лишенную единства и постоянно враж­дующую с самой собой. Начиная с Людовика XI все эти отдельные государства были объедине­ны в единое целое. Но крупные вассалы сохраняли еще в своих доменах власть, которую име­ли в эпоху своих первых сюзеренов, а губернаторы, занявшие место этих сюзеренов, присвои­ли себе власть. Эти две группы создавали препятствия для королевской власти, которые необ­ходимо было преодолеть. Наиболее мягким и потому наиболее мудрым средством было при­влечь ко двору тех, кто, находясь в отдалении... и среди народа, привыкшего им подчиняться, стали казаться такими грозными». [Цит. по: Элиас, Н. Придворное общество: Исследования по социологии короля и придворной аристократии, с Введ.: Социология и история / Н. Элиас; Пер. с нем. А.П. Кухтенкова [и др.]. - М.: Языки славянской культуры, 2002. – С. 58.]

Все военные силы на территории провинции находились под командованием губернатора. Губернаторы как представители прежде всего военной власти на местах служили важным звеном централизованной военной машины. [Феодально-абсолютистская Франция во второй половине XVII в. // Всемирная история . – Т. V. – М. : Изд-во соц.-эк. лит-ры, 1958. – С. 129.]

Стремясь к централизации местного управления, короли вводят новые должности губернаторов. В некоторых случаях губернаторы, получавшие звание королевского лейтенанта, имели чисто военные функции. В других случаях они назначались в бальяж, заменяя бальи и получая более широкие полномочия: запрещать строить новые замки, не допускать частные войны и т.д. [История государства и права зарубежных стран. Учебник для вузов / Под ред.проф. Крашенинниковой Н.А и проф. Жидкова О. А. – Ч. 1. ". – С. 230.]

В начале XVI в. в качестве органа, проводившего политику центра на местах, были губернаторы. Они назначались и смещались королем, но со временем эти должности оказались в руках знатных дворянских семей. К концу XVI в. действия губернаторов в ряде случаев стали независимыми от центрального управления, что противоречило общему направлению королевской политики. Поэтому постепенно короли сводят их полномочия к сфере чисто военного управления. [История государства и права зарубежных стран. – С. 238.]

В январе 1629 года был принят так называемый «Кодекс Мишо» – первый свод законов во Франции (Людовик XIII настоял на его утверждении, проведя заседание в Парламенте со своим участием). Он получил свое название по имени составителя, канцлера Мишеля де Марильяка, и представлял собой систематизированное собрание правил и установлений, принятых в разное время Генеральными штатами и ассамблеями нотаблей.
Весь кодекс был построен на идее королевской власти как единственной и неоспоримой. Государство имело суверенные права в области финансов, внутренней и внешней политики. Губернаторы, вельможи и провинциальные чиновники не могли по собственной инициативе повышать существующие налоги или вводить новые, рекрутировать солдат, копить оружие и порох, укреплять крепости и замки, созывать открытые и тайные ассамблеи. [Глаголева, Е. Повседневная жизнь Франции в эпоху Ришелье и Людовика XIII / Е. Глаголева. – М. : Молодая гвардия, 2007.]

Как опытный политик Ришелье понимал: любое законодательство только тогда будет действовать, когда его будут проводить в жизнь заинтересованные люди. «Кодекс Мишо» с самого начала натолкнулся на глухое сопротивление парижского и провинциальных парламентов, губернаторов и аристократии, привыкших чувствовать себя в своих вотчинах бесконтрольными удельными князьями. С большим трудом, прибегнув к прямому нажиму со стороны самого Людовика XIII, Ришелье удалось заставить парижский парламент зарегистрировать «кодекс Мишо». Любопытно, что, когда хранитель печати Марильяк был казнен, парижский парламент воспользовался этим для того, чтобы фактически перестать руководствоваться кодексом в своей деятельности. [Черкасов, П.П. Кардинал Ришелье / П.П. Черкасов. – М. : «Международные отношения», 1990. – С. 222.]

Король продавал капитанские и полковничьи чины. Перед очередной военной кампанией монарх вручал офицерам, назначенным на командные посты, предписания, наделявшие их правом вербовать солдат для пополнения вверенных им подразделений – рот и полков. На эти цели каждому офицеру выдавали определенную сумму денег, которую полагалось потратить на вербовку, экипировку и выплату жалованья в течение года, в несколько приемов. Контроля за расходованием этих средств не было, чем офицеры бессовестно пользовались. Они записывали в роты и полки «мертвые души», получая от короля больше денег, чем тратили в действительности. Во время смотров (деньги выдавали только по «предъявлении» рекрутов) капитаны пополняли ряды солдат «статистами». Дезертирство было им только на руку, позволяя присваивать жалованье. А дезертирство принимало повальный характер, тем более что капитаны зачастую не знали своих солдат в лицо, а у тех вместо имен были только прозвища. Предписания выдавались и губернаторам провинций; могло случиться, что мятежник, переметнувшийся на сторону врага, еще и получит деньги из казны на свое вооружение. [Глаголева, Е. Повседневная жизнь Франции в эпоху Ришелье и Людовика XIII / Е. Глаголева. – М. : Молодая гвардия, 2007.]

В составленном на исходе жизни «Политическом завещании», адресованном Людовику XIII, Ришелье следующим образом характеризовал доставшееся ему в 1624 году наследство: «Когда Ваше Величество соблаговолили призвать меня в свой Совет для участия в управлении своими делами, могу удостоверить, что гугеноты разделяли с Вами власть в государстве, вельможи вели себя так, словно не были Вашими подданными, а самые сильные губернаторы чувствовали себя чуть ли не самостоятельными властителями...» [Черкасов, П.П. Кардинал Ришелье / П.П. Черкасов. – М. : «Международные отношения», 1990. – С. 156.]

В середине декабря 1616 года губернатор Дофине маршал де Ледигюйер, старый соратник Генриха IV, без согласования с правительством двинулся из Гренобля во главе 7-тысячного пехотного корпуса и 500 всадников на помощь Карлу Эммануилу. [Черкасов, П.П. Кардинал Ришелье / П.П. Черкасов. – М. : «Международные отношения», 1990. – С. 98.]

Политика Ришелье в отношении провинций была направлена на ослабление влияния своевольной аристократии, рассматривавшей провинции как свои неотчуждаемые владения. Ришелье понимал, что именно там, в провинциях, скрыты корни влияния аристократии. Только обрубив эти корни, он мог надеяться окончательно подчинить грандов государственной власти. Положение осложнялось тем, что все эти Вандомы, Гизы, Монморанси, Бельгарды, Суассоны и Роаны стояли во главе крупных губернаторств и наместничеств, активно препятствуя новой административной политике министра-кардинала. Ришелье с искренней горечью писал в «Политическом завещании»: «Губернаторства во Франции почти все так мало полезны...» [Черкасов, П.П. Кардинал Ришелье / П.П. Черкасов. – М. : «Международные отношения», 1990. – С. 224-225.]

Группы же дворянства, ближе всего стоящие к трону, - крупное дворянство, прежде всего принцы крови, герцоги и пэры Франции, - были все еще очень сильными соперниками короля. На чем основывалась их сила и каков был ее источник, достаточно ясно: она основывалась в первую очередь на исполняемой ими функции губернаторов, военных командующих в своих провинциях и фортах. После того как знать была постепенно вытеснена из всех других механизмов господства, в ее руках еще оставалась эта последняя самостоятельная ключевая позиция.

К этому присоединялось то обстоятельство, что король и Ришелье поначалу были сравнительно снисходительны к ближайшим родственникам королевского дома, прежде всего к матери короля и к его брату. Очевидно, нужно было неоднократно убедиться на опыте в том, что вмешательство и участие ближайших родственников короля в правительственных делах представляет угрозу для монарха и его власти; нужно было сперва подавить все эти их поползновения, чтобы завершитель строительства французской абсолютной монархии - Людовик XTV - решился с самого же начала проводить сознательную и последовательную политику устранения своих ближних от дел правления и целенаправленного сосредоточения всех компетенций в одних руках. Это было значительным шагом вперед в развитии династической⁵⁴ фазы истории государств. В эпоху Людовика XIII и Ришелье все мятежи знати против короля поначалу опирались на еще не сломленную военную силу крупного дворянства. Благодаря его представителям и представительницам еще обладали в то время некоторой - и весьма серьезной - социальной силой придворные группировки, которые, в принципе, существовали всегда, но без такой силовой позиции и без такого центра оставались бы более или менее малозначащими кликами и, во всяком случае, не могли бы представлять никакой угрозы для короля.

Чрезвычайно характерно, что брат Людовика XIII, герцог Гастон Орлеанский, точно так же как и братья-соперники прежних королей, когда решился возглавить враждебную кардиналу фракцию и заявил Ришелье о разрыве дружбы с ним, немедленно оставил Париж и отправился в Орлеан, чтобы таким образом вступить в борьбу против кардинала и короля с надежной военной позиции.

Аналогичным образом уже и прежде собралась группировка вокруг внебрачного сына Генриха IV, единокровного брата короля, герцога Вандомского. Ее опорным пунктом была Бретань. Герцог был губернатором этой провинции, и он думал, что благодаря женитьбе имеет наследственные права на эту область.

В такой форме при Людовике XIII у высшей знати сохранялись еще старинные притязания крупных вассалов короля. Провинциальный партикуляризм в соединении с еще довольно значительной децентрализацией военной администрации, относительно большой самостоятельностью военных управителей в провинциях давал подобным притязаниям еще некую реальную основу. Во всех напряжениях и схватках между представителем короля - Ришелье - и высшей знатью обнаруживается одна и та же структура. Сопротивление исходило то от губернатора Прованса, то от губернатора Лангедока, герцога де Монморанси. Возмущение гугенотского дворянства тоже опиралось на подобную же силовую позицию. Военное устройство страны еще не было окончательно централизовано; губернаторы провинций могли рассматривать приобретенные и оплаченные ими посты как свою собственность; даже коменданты крепостей и капитаны фортов обладали еще довольно значительной мерой самостоятельности: благодаря всему этому знать - по крайней мере, высшая - сохраняла последнюю силовую позицию, позволявшую ей снова оказать сопротивление неограниченному господству короля.

Это, конечно, не случайность, что в 1627 году съехавшиеся по выбору Ришелье на ассамблею нотабли требовали прежде всего, чтобы в руках «грандов» не оставляли больше никаких крепостей, чтобы все крепости, не являющиеся непосредственно необходимыми для защиты страны, были снесены и чтобы никто без позволения короны не мог владеть пушками или отливать таковые. Не случайно и то, что эта ассамблея, после некоторых препирательств по поводу порядка уплаты и размера взносов каждой провинции, без возражений утвердила расходы на содержание постоянной армии первоначальной численностью 20 000 человек, которая, помимо задач борьбы со внешними врагами, прямо должна была служить обеспечению общественного спокойствия и укреплению авторитета короля. [Элиас, Н. Придворное общество: Исследования по социологии короля и придворной аристократии, с Введ.: Социология и история / Н. Элиас. - М.: Языки славянской культуры, 2002. – С. 236-238.]

Достаточно подробно? Надеюсь, больше вопросов не осталось. Особенно показательны запреты – они явственно демонстрируют, какие практики были широко распространены у грандов на губернаторских постах: по собственной инициативе повышать существующие налоги и вводить новые, рекрутировать солдат, копить оружие и порох, владеть пушками и отливать их, укреплять крепости и замки, созывать открытые и тайные ассамблеи. Ср. : современное государство.

Тока вот Ришелье и Людовик XIV быстренько гасили перманентные смуты. Наверное не знали, что это абсолютно естественное и нормальное состояние.

Во-первых, не стоит злоупотреблять эпитетом «быстренько». Он создает ощущение легкости и непринужденности, хотя подавление каждого мятежа требовало немалых финансовых затрат и изрядных усилий. И едва стоило притушить один мятеж, как «быстренько» (гы-гы) вспыхивал следующий. Причина была проста – существующая конфигурация социальных сил при точечном применении силы не изменялась. Условия для недовольства и мятежей воспроизводились вновь и вновь. Во-вторых, между Ришелье и Людовиком было существенное различие. Первый так и не смог совладать с феодальной вольницей, поэтому смуты так и остались перманентными. А второй – смог.

ГУБЕРНАТОРЫ ВО ФРАНЦУЗСКОМ КОРОЛЕВСТВЕ ПРИ ЛЮДОВИКЕ XIV (и позднее)

Нажмите, чтобы прочитать

Бесперебойное поступление налогов в казну обеспечивали провинциальные интенданты, назначаемые центральной властью из числа преданных ей чиновников. Власть интендантов укреплялась. Постепенно теряли свое значение прежние административные и судебные органы: провинциальные парламенты, финансовые и судебные палаты, муниципальные власти, опиравшиеся в городах на местную милицию. Губернаторы нередко выполняли лишь представительские функции. [Борисов, Ю.В. Дипломатия Людовика XIV / Ю.В. Борисов. – М. : Международные отношения, 1991. – С. 34.]

Людовик XIV и его министры хорошо усвоили уроки Фронды и поэтому лишили реальной власти губернаторов провинций и городов. Местные правители своих войск больше не имели и жили под недремлющим оком короля, при его дворе. Они сохранили почетные, престижные должности, но фактически стали безвластными. Вместо губернаторов 25 административно-территориальными областями страны (женералите) управляли королевские чиновники — интенданты. [Борисов, Ю.В. Дипломатия Людовика XIV / Ю.В. Борисов. – М. : Международные отношения, 1991. – С. 65.]

Если король поступал таким образом даже в тех делах, которые затрагивали (по крайней мере, напрямую) более его престиж и авторитет в узком кругу, чем собственно его господство, то он, конечно, бывал столь же неумолим, когда дело касалось непосредственно вопросов его правления. Он не терпел ни при каких обстоятельствах, чтобы кто-нибудь из его родственников получал должность, которая могла придать ему некоторое влияние. Он никогда не забывал, какое значение имели, например, при его отце губернаторские посты как точки опоры для неповиновения королевской власти. В его памяти были живы воспоминания о тех проблемах, которые доставил королю его дядя, Гастон Орлеанский, опираясь на эту свою губернаторскую должность. Поэтому, когда его собственный брат попросил у него губернаторство и форт, «безопасное место» (place de surete), Людовик ответил ему: «Самое безопасное место для сына Франции - это сердце короля» (La meilleur place de surete pour un fils de France est le coeur du Roi). И этот ответ столь же характерен для его манеры выражаться, сколь и для его позиции вообще. [Элиас, Н. Придворное общество: Исследования по социологии короля и придворной аристократии, с Введ.: Социология и история / Н. Элиас. - М.: Языки славянской культуры, 2002. – С. 245.]

Нередко на должности интендантов назначались выходцы из буржуазных слоев, доказавшие безусловную верность лично Ришелье и проводимой им политике. Интенданты сосредоточили в своих руках практически всю административную власть, оказав правительству действенную поддержку в преодолении местничества и сепаратизма губернаторов, провинциальных штатов и парламентов. [Черкасов, П.П. Кардинал Ришелье / П.П. Черкасов. – М. : «Международные отношения», 1990. – С. 225.]

Что касается естественного и нормального состояния, то с существующим состоянием можно соглашаться, а можно стремиться его изменить. Нормы-то задаются людьми. Ришелье и Людовика XIV как раз и не устраивало наличное состояние, и они стремились к его изменению и усилению своей власти (именно в таких терминах они свои наличные цели и формулировали).

Нормальная ситуация во Франции на протяжении всего 18 века. И не только губернаторы, но и министры, полковники и прочие военные, гражданские и религиозные чины.

Ну, министерские посты не продавались никогда – это уж Вы хватили… Что же касается остального, то речь-то идет не о самой по себе продаже должностей, а степени самостоятельности аристократии. Хотя должности губернаторов, полковников, капитанов и пр. продолжали продаваться и при Людовике XIV и позднее, но в положении их обладателей произошли кардинальные изменения. Как уже показано выше губернаторы лишились политической и военной самостоятельности, управление провинциями перешло в руки свободно назначаемых и смещаемых королем сюринтендантов. Губернаторские должности были превращены в синекуры, обеспечивавшие лояльность их обладателей королю, но не дававших никаких реальных силовых ресурсов. Капитаны и полковники эпохи брокеража из военных предпринимателей, кондотьеров, вождей своих наемных шаек (которые они вербовали, одевали, вооружали и обучали по своему усмотрению) были сделаны офицерами регулярной армии, втиснутыми в рамки уставов, регламентов, инспекций и пр. Сфера деятельности офицеров как предпринимателей постепенно сужалась. Такие функции, как вербовка на военную службу и ведение списков солдат, обеспечение их военным снаряжением и формой, выплата жалованья и продвижение по службе, постепенно были сосредоточены в руках новообразованных военных министерств. Постепенное превращение предпринимателей в офицеров сделало последних верными слугами государства, а армию превратило в замкнутую, иерархически организованную корпорацию государственных служащих. И уже только тогда появились и корпоративный дух, и традиции, и «честь мундира».


Ну и по мелочи…

Что такое "имплицитно"?

ИМПЛИЦИТНЫЙ (англ . implicit) – подразумеваемый, невыраженный.

Например, термин элита в современный категориальный аппарат не входит? Почему им нельзя описывать "некие процессы и результаты" в 17 веке?

ПРОЦЕССЫ и РЕЗУЛЬТАТЫ (взгляд со стороны) описывать можно. Но Вы-то беретесь использовать его при описании МОТИВОВ (взгляд изнутри), приписывая собственные слова историческим персонажам. Все Ваши красивые фантазии на тему «Потому что «мы Гвардия - а вы г***но!» Элита должна отличаться от остальной «серой массы» способны только запутать. Вот если бы автором подобной реплики был какой-то исторический персонаж – дело другое.

Как это Вам ни покажется странным, но "красивость" униформы влияла на процесс вербовки. В части с красивой формой народ шел активнее. Теперь можете еще раз погыгыкать.

Зачем же сразу гыгыкать? Я подожду, когда Вы приведете мне свидетельства из источников о подобных «ярмарках тщеславия»… Я с интересом ознакомлюсь с описаниями очевидцев…

Извините, но это Вы тут утверждаете, что между ливреей и мундиром не было разницы.

В функциональном отношении – да. В завершении в очередной раз повторю свою исходную посылку. Мундир как унифицированная одежда, призванная маркировать принадлежность его носителей к определенной социальной структуре, генетически связан с ливреей, предназначенной ровным счетом для того же. Термин «генетически» (от генезис [гр. genesis] - происхождение, возникновение; процесс образования и становления развивающегося явления) призван подчеркнуть необходимость выявить связь некоего явления (здесь: происхождения мундира) со структурными условиями его возникновения.

Сообщение отредактировал Ober-Leutenant: 21 мая 2009 - 08:04

• 0

Я ученый, а не активист. И моральному осуждению предпочитаю анализ.
Майкл МАНН

...Так называемый простой, средний, нормальный, положительный человек меня не устраивает... Скучно...
Василий ШУКШИН

...Ты обер или штаб?
"Горе от ума"

• Наверх

[Magnus]

Камрады, а как же Московское ополчение в Великой отечественной?А ополчения рабочих в Сталинграде, ОДессе, Севастополе, Ленинграде?Я понимаю, что это вынужденная мера, но все-таки.

[Maxim Suvorov]

Magnus
Это уже 19-й век. Тут разговор шёл о конце 17-го начале 18-го.

[Magnus]

Это уже 19-й век. Тут разговор шёл о конце 17-го начале 18-го.

Это 20-й век Я спрашиваю Обер-лейтенанта, потому что он говорит, что ополчения исчезли в XVII в. Может не все так просто?

[Maxim Suvorov]

Magnus

Великой отечественной?

Войну с Напалеоном назівали Великой Отечественной, вот и попутал

[Magnus]

Войну с Напалеоном назівали Великой Отечественной, вот и попутал

Нет, камрад, войну с Наполеоном называли Отечественной А Великая - одна. А что сам думаешь об ополчении?Кстати можно вспомнить и более современный ополченческие формирования - чеченские, абхазские, осетинские.

[Melkart12]

Слишком многа тексту, слишком...

Зато мне совершенно не ясно, что значит «не тянула». Хотелось бы услышать четкие критерии, а не околопотолочные оценки. Приведу собственное понимание. РЕГУЛЯРНАЯ АРМИЯ – создаваемая (современным) государством (или государем, ибо феодальные династические монархии и империи не являются современными государствами) постоянная армия, имеющая установленную организацию, типовое вооружение, способ комплектования, порядок прохождения службы, обучения личного состава, (как правило) форму одежды, а также централизованную систему управления и снабжения.

Вопрос. Казаки, граничары, пандуры, ландвер и легионы являются регулярными войсками?

Короче, можно с полной уверенностью утверждать, что никаким ополчением (или милицией) в строгом значении этого термина, французские «милиции» кон. XVII – XVIII вв. не являлись, а были вспомогательными частями регулярной армии, выполнявшими гарнизонные, охранные, полицейские функции и служившие резервом подготовленных солдат для полевых войск.

Еще раз. Казаки, граничары, пандуры, ландвер и легионы являются регулярными войсками?

Стиль, конечно, своеобразен, но ответы на Ваши вопросы получить можно. Итак, 1) Национальная гвардия была не инструментом (королевского) правительства (заседавшего в Версале), а была буржуазным ополчением, направленным против правительства. 2) Создал ее восставший народ Парижа, возглавляемый членами самопровозглашенного Национального собрания и другими лидерами третьего сословия. 3) Эта же толпа избрала (а не назначила!) Лафайета.

Это где я такое говорил, что национальная гвардия была инструментом королевского правительства!?

Кстати, я заодно уж до кучи акцентировал внимание на проблемах парижан с оружием – Вам можно будет сравнить ситуацию 1789 г. с состоянием полуторавековой давности.

У городской голытьбы полтора века назад было больше оружия?

Для национальных гвардейцев была установлена особая форма — нарядный дорогой мундир, стоивший не менее 4 ливров. Это ограничивало доступ в Националь­ную гвардию небуржуазным (плебейским) слоям. Являясь самоорганизованными территориальными структурами, они не имели единого командования и правительству не подчинялись.

А вот кем была установлена эта нарядная форма?

Более того, позднее, когда контроль над ресурсами государственной власти захватили якобинцы, провинциальные Национальные гвардии стали главной силой сопротивления центральной власти (т.н. федералистские мятежи). Ситуация XVI-XVII вв. повторилась. Анархия была устранена введением прямого правления (представителей центрального правительства на местах) в ходе подавления федералистских мятежей.

И что это должно доказать? Что при незаконных захватах власти этим захватам кто-то сопротивляется?

Становится понятным, какая именно часть Национальной гвардии находилась на казарменном положении.

Т.е. кто-то таинственный платил жалование солдатам Национальной гвардии, которая есть вооруженный народ?

Это положение в гораздо большей степени имело отношение к политической философии, чем к реальной милиции.

Я собственно это и имел ввиду.

Поэтому я и решил обращать большее внимание на подкрепление своих выводов цитатами.

Яж не гений мысли, однако.

Но вот конкретных цитат того, что массовое униформирование было связано с "монополизацией насилия" я не увидел...

В любом случае все Ваши вышеприведенные цитаты к основной теме – МОТИВАМ введения униформы (предполагающей выявление норматики, а не прагматики) – отношения не имеют. Хотелось бы, чтобы Вы это поняли.

Мотивы были разные.


Вот одежду стрельцов можно назвать униформой?

Вообще, освежив в памяти эти тексты, я могу утверждать, что одним из главных идеологических мотивов униформирования парламентской армии (по крайней мере, той ее части, что формировалось согласно New Model) было стремление нивелировать различия между представителями различных религиозных и социальных групп, достичь единства их действий. Это не было непосредственно связано с военной необходимостью. Армии выдающихся военных реформаторов XVII в. Морица Нассау и Густава-Адольфа, послужившие Кромвелю образцом для реформирования парламентской армии, успешно обходились без униформы.

Вот. Уже один мотив имеется, отличный от "а у французов есть, значит нужно ввести".

Про цели – отделить королевских военных слуг от всех других носящих оружие – и контекст – борьбу с политическими субъектами и группировками, претендовавшими на автономию – я уже неоднократно писал, повторяться не буду.

До этого обходились одним белым шарфом как отличительным признаком солдата Короля. Да и после, в связи с "практическими трудностями" сей предмет "униформы" был основным отличием. Зачем вообще весь этот огород было городить объясните? Чем шарфик хуже кафтана?

То, что в качестве мундира в конечном итоге был избран жюстокор было весьма симптоматично.

Конечно, ведь выбрали "немецкий" костюм в качестве гражданской одежды  

Честно говоря, Вы ставите меня в тупик. Я никак не пойму, что, собственно, мне надо доказать.

Что челядь французских "грандов" воевала именно в ливреях.

ПРОЦЕССЫ и РЕЗУЛЬТАТЫ (взгляд со стороны) описывать можно. Но Вы-то беретесь использовать его при описании МОТИВОВ (взгляд изнутри), приписывая собственные слова историческим персонажам. Все Ваши красивые фантазии на тему «Потому что «мы Гвардия - а вы г***но!» Элита должна отличаться от остальной «серой массы» способны только запутать. Вот если бы автором подобной реплики был какой-то исторический персонаж – дело другое.

Из мемуаров офицера Пикардийского полка 1734-1735 гг. ]]>http://totalwar.fun/...?showtopic=5864]]>

"С чувством удивления, смешанным с отвращением я заметил, что многие солдаты после сражения помимо всякого прочего добра стащили множество картин из огромного дворца, принадлежащего, как мне сказали князьям д'Эстре. Странным образом солдаты использовали эти произведения, среди коих я заметил полотна Кароваджо и других великих мастеров. Самые большие картины были составлены попарно в виде шалашей, под которыми валялись совершенно пьяные или спящие солдаты" Офицеры возмутились таким бесчинством, на что опытный капитан и старые военные ответствовали, что тут право захвата и законной добычи и что нам придется вскладчину выкупать у солдат их трофеи. Что и было сделано. Замечание одного капрала, бывшего посредником в этой сделке, меня особенно рассмешило. "На кой черт этим дворянам нарисованные шлюхи за такие деньги, когда рядом полно настоящих и за гораздо меньшую цену?" Все покатились со смеху, мой капитан, ветеран многих кампаний, в молодые годы сражавшийся под под Дененом, со смехом сказал:" Вот настоящий ответ истинного солдата короля!" С этими словами он дал пару монет капралу, заметившему, что был бы он немцем из иностранного полка, то был бы вполне доволен парой монет, но как капрал Пикардийского полка не имеет права быть довольным и хотел бы получить больше. На что капитан сказал:"Разумеется, но эту разницу между тобой и немцем будем считать пожертвованием в пользу кармелитов"

Зачем же сразу гыгыкать? Я подожду, когда Вы приведете мне свидетельства из источников о подобных «ярмарках тщеславия»… Я с интересом ознакомлюсь с описаниями очевидцев…

Поищщу на досуге.

[Ober-Leutenant]

Камрады, а также господа, товарищи и баре! Самая главная закавыка в проблеме - это понимание того, что такое "государство". Немного освобожусь (сессия!) и отвечу на все вопросы. Гут?