Назад

Казачий народ - это стойкий, упорный и сердитый народ

Эвлия Челеби, "Книга путешествий"  17 век

В глубине обширной усадьбы в саду под вишнями стоял длинный, укрытый белыми скатертями стол, сплошь уставленный мутными бутылями и богатой снедью. За столом кучно сидели куреневские казаки - справляли поминки по убитому разбойниками Остапу. Застолье перевалило за высшую точку - большая часть горилки, вслед за кутьей, гречишными поросятами и вареной в казане телятиной перетекла уже в бездонные казацкие животы. На подворье, ожидая объедков, перебрехивались собаки. Над садом, выворачивая душу неслась песня, длинная и тягучая как степная дорога.

Ой на... Ой на горi та й женьцi жнуть

Ой на... Ой на горi та й женьцi жнуть

А по-пiд горою, по-пiд зеленою

Казаки йдуть

Ге-ей! Долю-долю, гей!

Ши-ро-ко-о-о ...

Казаки йдуть!

- Ох и добре спели, хлопцы! - промочив пересохшее горло, произнес кошевой - Эту самую батько мой дуже любил. Рассказывал, когда с Сагайдачным ходил на турок, пели они ее во всех походах ...

Ольгерд, Сарабун и Измаил сидели, как почетные гости, по правую руку от хозяина. Вернувшись на Куреневку два дня назад Ольгерд застал Сарабуна хлопочущим у постели Молявы который предпринимал уже титанические усилия чтобы избавиться от лекарской опеки и вернуться к своим старшинским обязанностям. Расспросить о том, ради чего они прибыли, в первые дни не удалось после неожиданной стычки казацкая слобода гудела как улей, которому в леток ткнули палкой, не до того было . Представив Измаила спасенным богомольцем, Ольгерд попросился на постой. Кошевой, у которого гнев и доброта ходили рука об руку, приказал разместить их в доме, поставил на довольствие и предоставил на время самим себе.

- Давно никто из наших в бою не погибал, пан Богдан, - покачивая длинными свисающими вниз усами, отозвался один из сидящих в главе стола. - Не упомню уж, кого полследний раз с саблей в гробу хоронили.

- Как же! - отозвался Молява. - пятерых хлопцев потеряли, когда Радзивилл в город входил.

Капюшон у Измаила чуть дернулся. Не желая, чтобы разговор вышел из нужного русла, Ольгерд задал вопрос.

- Так вроде бы пол Черниговым войско Радзивилла встречали, а Киев сдали тогда без боя?

- Было дело, - кивнул кошевой. - Всем здешним сотням приказали на челны садиться и сплавляться в Переяслав, чтоб гетманскую столицу защищать. Радзивила после Лоевской битвы бояться стали так, словно это Ярема Вишневецкий из гроба восстал. Но мы тогда здесь остались, подворья свои защищать. Тогда еще Иван Лютый был кошевым. Собрал он всех нас и повел в кирилловский монастырь, за которым наш приход числился.

- И что же?

- Ничего. Радзивилл в город вступил беспрепятственно. Торжественно въехал через золотые ворота, бургомистр, трясця цого бабе, ключи от города ему вручил. А на третий день в монастырь пришло две роты немцев и выбили нас оттуда. Мы в Чернобыль ушли, дождались пока Радзивилловы войска покинули Киев, вернулись, хотели бургомистра повесить, собаку, да московский князь запретил. Видишь ли ихний царь пообещал мещанам все вольности сохранить, а Богдан и полковники царю этому крест целовали. - кошевой сплюнул в сердцах на землю. - А то, что эти безбожники церковь нашу пограбили начисто, даже мраморные гробницы княжеские из нее увезли, до того и дела нет никому...

- Как так, увезли? - удивился Ольгерд.

- А вот так. По приказу самого литовского гетмана.

- Зачем же они они ему понадобились?

- Монахи от немцев тогда слышали, что он из них ванны мраморные в своем дворце сделать решил.

- Но ведь он же христианин!?

- Какой он христианин. Игумен потом сказывал, сто этот еретик лютеранскую ересь исповедует. Так что с него станется и на могильных плитах пировать...

На дальнем конце стола затянули новую песню. Кошевой, расчувтвовашись, уставил локоть в стол, подпер голову кулаком и слушал, пустив по щеке скупую слезу. Хотел Ольгерд сунуться с другими вопросами, да передумал - не до того было сейчас казакам.

Расходились по домам за полночь, когда над дальними холмами поднялся рыжий лисом днепровский Месяц. Проводив родню погибшего, в числе которой была и встреченная по приезду девушка, оказавшася его младшей сестрой, Ольгерд с Сарабуном отошли в глубину сада - обсудить услышанное.

- Раззивилл, значит, -вполголоса процедил египтянин. - Знакомое семейство. Его предки во времена киевских князей были жрецами-язычниками в литовских землях.

- Не верю, -покачал головой Ольгерд. Будь он хоть трижды язычник или кальвинист, но сделать ванны из усыпальниц...

Измаил откинул капюшон и мотнул головой.

- Я уверен, что история с ваннами - это полная чепуха. Ее придумали монахи, чтобы очернить своего врага.

- А зачем же ему могли понадобится саркофаги?

- Вижу здесь две причины. Или литовский князь знает о Черном Гетмане и ешил забрать его вместе с гробницами. Или же он пожелал перенести усыпальницы в какое-то особое место.

- Зачем?

- Ну к примеру затем, чтобы показать свое родство с Ольговичами.

- Ладно, -кивнул Ольгерд. -Как ни крути , а отгадку искать придется при княжьем дворе, так чтопуть наш лежит в Литву.

- Я слышал, что там идет война. Где мы будем его искать?

- Завтра поедем в город. Там все новости и узнаем.

С тем и отправились спать.

Поутру, узнав о том, что Ольгерд хочет покинуть Киев, кошевой расстроился не на шутку, однако по отходчивости своей и широте души обиды не затаил:

- Скоро в поход выступать, каждая сабля дороже золота, а уж такой как ты воин - и вовсе находка. Лекарь твой вчера объявил, что в братскую коллегию на учебу пойдет, но то ладно, Киев под боком, если понадобится, то хлопцы его в два часа доставят. С тобой другое, конечно, дело. Я-то, старый дурень, обрадовался, уж было решил тебе службу предложить да в нашей слободе поселить. Земли бы тебе нарезали - Оболонь велика, на всех хватит. Всем кошем бы хату поставили.

- Не могу, пан Богдан, - прямо отвечал Ольгерд. - Рассказал же я тебе без утайки и о том, кто таков этот Дмитрий Душегубец и о клятве своей. Не могу слово данное порушить. Знаю, пока не найду погубителя и своей рукой на тот свет не отправлю не будет покою ни мне, ни близким моим, ни душам матери и отца.

- За родных отомстить -дело святое - махнув чубом, кивнул кошевой. - Да только и мне обидно, как ни крути. Я ведь тебе и первую службу уже сыскал, да такую, что любому слобожанину за честь. Завтра поутру из Почайнинской гавани две барки пойдут в Запорожье, казакам, что на Сечи зимуют да кордон стерегут повезут припас от Киевской сотни. С октября -то, когда распутица начнется, а степь завянет, до самой весны там войску не пройти, вот запорожцы на хутора свои зимовать и уходят, оставив выборную полусотню в караул. Вот над этим конвоем и хотел я тебе старшим поставить. Барки лошадей на борт берут, туда-водой, обратно - конно. За месяц, до Параскевы бы обернулись, а там и к сотнику можно было бы подходить, в реестр проситься. Еще тебе что скажу. Гануся, сестра Остапа погибшего, спрашивала о тебе не раз. Батько ее казак заможный, сама она по весне заневестится, чем тебе не пара? Свадьбу сыграем на весь Киев, мигом позабудешь про лоевского гарбуза...

Нахмурился Ольгерд при последних словах. Глаза в щелки сощурил, губу нижнюю прикусил, чтобы словом злым казака не обидеть. Правду говорил один из литвинов его смоленского десятка, в веру лютерову крещеный, благими намерениями дорога в ад выстелена.

Вслух лишь произнес как можно тверже:

- Нет, пан кошевой, прости и не уговаривай, да с пути соблазнить не пытайся. Служба твоя мне мила, мила и Ганна, и дом свой давно уже построить хочу. Да только не судьба.

- Ладно, - вздохнул Молява, - такого как ты ни кнутом ни пряником не возьмешь, поступай как должно . Однако хлопцам своим, тем что на Сеч пойдут, я про тебя дам приказ, чтобы если передумаешь, то на борт без расспросов взяли . Впрочем, они все тебя и так уже знают. Припаса там много, опять же казна, так что лишний пистоль в дороге не помешает.

Ольгерд как мог, поблагодарил кошевого, кликнул Измаила, взял увязавшегося проводить их до Киева Сарабуна и, не размениваясь на долгие сборы и прощания выехал с Куреневки.

Скакал, разглядывая приближающийся Подол. Обычно, отправляясь в дальний опасный путь Ольгерд назад не оглядывался, такая была у него примета. Сегодня же словно ткнул его кто-то в спину, обернись. Придержал коня, обернулся, вздохнул тяжело. На пригорке у тына белела тонкая девичья фигурка. Гануся махнула рукой, в которой был зажат ярко алый платок.

Отвлекся Ольгерд от грустных мыслей лишь въехав в Подольный Киев. День был базарный, в город понаехала тьма торгового люда и в гомонящей толпе рассуждать было некогда: зевнуть не успеешь затопчут.

У Гостиного двора расстались с Сарабуном. Тот готовясь к разговору с ректором по поводу своего обучения заметно нервничал, ощупывал подаренный лоевским сотником кошель, упрятанный под одежей. Взяв с будущего ученого лекаря слово, что тот сразу же после разговора непременно вернется в назначенную местом встречи корчму «У Янкеля» и расскажет как вышло дело.

Выяснить, где в настоящее время обретается литовский гетман, оказалось проще простого - все немалое торжище гудело от последних новостей. Спешившись и ведя коней на поводу, Ольгерд с Измаилом задержались у прилавка заезжего ювелира. Делали вид, что рассматривают товар, сами же прислушивались к беседе двух почтенных кераитов - так в Киеве почему-то называли иудеев.

- Вчера мой племянник Израэль, чтоб ему быть здоровым, вернулся из Кейдан - вещал, обладатель большого мясистого носа и свисающих чуть не до плеч закрученных пейсов . - Так вот, здоровьем Рахили клянусь, он и рассказал, что Януш Радзивилл, сдав Вильну московскому царю так раздосадовался на польского короля, доброго ему здоровьечка за то, что нас, евреев не притесняет, что тот ему войска на помощь не прислал. Нет, я вас спрашиваю, и с чего бы это Яну Казимиру в эту нищую Литву посылать своих гусаров ( крылья им в тухес, за то, что у моего двоюродного брата в Кракове лавку разгромили), когда на него наши новые хозяева - казаки войной собрались пойти? Откуда взять польскому королю войска, если шведы по всем углам его щемят, чтоб они были здоровы. К тому же, вы подумайте, где Варшава а где Вильна? Да на одну дорогу туда нужно денег потратить больше, чем есть сейчас у всех шляхтичей в коронных землях! Но разве князь Януш послушает умного совета? И вот, что вы думали, он таки, вместо того чтобы, как это принято у всех приличных, людей одолжить у евреев денег, нанять на них недорогих германских ландскнехтов и выиграть свою гойскую войну, собрал литовский сейм из верных магнатов, отложился от Речи Посполитой и заключил союз со шведами! Теперь он сидит себе в Кейданах и делает таки унию, а что прикажете делать моему племяннику? Пока они там договариваются, вся торговля остановилась, никто не знает, по каким теперь ценам продавать и покупать!

Уловив из разговора почтенных негоциантов главное - Радзивилл безвылазно сидит в своих Кейданах, а значит искать его по всей Литве не придется, Ольгерд перестал вслушиваться в разговор и хотел уж было предложить Измаилу продолжить путь и разыскать расхваленную Шпилером корчму, как вдруг поймал себя на том, что уже давно разглядывает какой-то перстень, лежащий на куске тяжелого красного бархата среди других украшений. Кольцо-не кольцо, перстень не перстень литого тяжелого золота было отлито в виде гривастой львиной головы, переходящей сразу из гривы в хвост, кисть которого золотой царь, замыкая окружность зверей сжимал в зубах. Грива у льва была усыпана мелкими искрящимися алмазами, а глаза сделаны из двух кроваво-красных рубинов.

Драгоценностей Ольгерд не жаловал, не разбирался в них совсем, но эта безделушка притягивала его почище, чем пчелу медовый цветок.

"Ольге точно впору будет" - подумал он, вспоминая длинные красивые пальцы, которые он совсем недавно сжимал. Ругнулся не в голос, спросил у затаившего дыхание продавца:

- Сколько?

Услышав шепотом объявленную цену скривился.

- Венецианская работа, господин, - извиняясь, ответил торговец, совсем молодой парень. - к тому же этому перстню лет сто, не меньше. Так что он стоит своей цены.

Ольгерд высыпал на прилавок чуть ли не половину талеров из кошелька и отсчитал запрошенное не торгуясь, за что получил в придачу к сокровищу изящную шкатулку внутри обитую тяжелой парчой, а сверху тонким ярко-красным сафьяном.

Измаил, поглядев на перстень, кивнул, выражая свое одобрение:

- Редкая вещь. Такие делают лучшие ювелиры Венеции и Туниса. Как она в Киев попала - даже представить себе не могу. В любом случае, ты сделал правильный выбор. Та, которой предназначен этот царский подарок, будет счастлива. Такое украшение и любимой жене султана не зазорно носить.

- Твои бы слова, да богу в уши, - вздохнул Ольгерд, укладывая шкатулку в плечевую кожаную сумку.

Корчма «У Янкеля» обнаружилась в тихом месте между торговыми рядами и жилыми кварталами. Если бы не вывеска с большой пенящейся кружкой и крытая коновязь, то она ничем бы не отличалась от прочих мещанских хат. Поручив коней выросшему как из-под земли уличному служке, спутники вошли внутрь. Заведение польского иудея Ольгерду сразу понравилось Здесь было намного чище, чем в местечковых литовских трактирах и уж не в пример опрятнее, чем в московитских государевых кабаках. Просыпанный красной охряной глиной земляной был чисто выметен, объедками не засыпан, оттертые песком столы радовали чистотой, а на беленых стенах, перемежаясь со связками лука и чеснока, висели пучки засушенных трав. Народу было немного, так что сидящего за дальним столом Шпилера Ольгерд разглядел прямо с порога.

Завидев вновь прибывших старый приятель расплылся в улыбке и замахал руками, приглашая к себе. По всему чувствовалось, что его просто таки распирает какая-то новость , которой он непременно должен сей же час поделиться. Так и вышло. Не успел Ольгерд расположиться по удобнее и заказать обед, как Шпилер отставил высокую кружку и зачастил,

- А я уж искать тебя собирался! Не поверишь, кого встретил сейчас! Иду в Верхнем городе по улице,а навстречу мне Щемила. Тот самый, подручный Душегубца. В шведском платье, без оружия, мещанином обряжен.

- Точно? Не путаешь ли чего? - мигом позабыв про обед вскинулся Ольгерд

- Да разве рожу его жабью спутать с кем можно? Он самый, будь уверен.

- И куда же он шел, не заметил?

- Заметил, еще и как! Я, как его приметил, сразу же в переулок нырнул и прикинулся дохлым журавлем, мало ли что? А как он мимо прошел, то за ним увязался, да приметил в какой дом он входил. Потом спустился в корчму, думаю, вдруг Ольгерда там застану? Не застал, хотел нарочного к казакам отправить, а если и там тебя нет, то собрался пообедать и воеводе о воре докладывать.

- Значит дом показать сможешь? - чуть ли не на ходу уже спросил Ольгерд.

- Запросто, -кивнул Шпилер.

- Тогда поехали. Глядишь еще и застанем.

Наскоро расплатившись с хозяином, Ольгерд, Измаил и Шпилер плотным строем двинули на выход, однако не успели они сделать нескольких шагов, как широкая деревянная дверь распахнулась, обнаружив вцепившегося в косяк человека. На пороге стоял бледный как полотно Сарабун.

Вперед