Назад

Наряду со скотоводством и земледелием у татар в средневековом Крыму сложился еще один источник дохода - война и торговля невольниками. Спрос на товар определял предложение и охота за ясырем была поставлена на уровень почти профессионального занятия. Следовательно, как и любой источник дохода, данная деятельность также облагалась налогами. Хан получал с ясыря десятину - "саучу", остальная часть поступала в пользу беев и мурз, распределялась между участниками набега.

Герасимова B. C., Тур В. Г. Система налогообложения, пошлин и повинностей в Крыму (XVII - начало XVIII вв.)

Южный ветер принес со стороны моря тяжелые льнущие к земле тучи. Не дожидаясь, пока непрошеные гостьи разрешатся злым осенним дождем, заручившись помощью казаков и хуторян, они проводили кобзаря к тому месту, которое он сам себе выбрал для последнего успокоения.

Мальчишка-поводырь сквозь непрекращающиеся рыдания растолковал, про какой остров говорил старый Филимон. Пошли к нему большим плоскодонным челном - казаки правили шестами, хуторяне указывали дорогу, Ольгерд, Измаил и Сарабун сидели на корме, в головах у спеленутого саваном тела, вслушиваясь в свист раздвигаемых камышей.

Островок появился внезапно. Небольшое возвышение, саженей двадцати в поперечнике с растущей на самом верху неохватной столетней вербой. Там под деревом и выкопали могилку.

- Добрый старому вышел погост, - воткнув в землю лопату сказал один из казаков, оторвавшись от лопаты. - В наших селах завсегда на могилках вербу садят, а здесь, ты гляди, сама уже выросла, будто с рождения его и ждала.

Вчетвером опустили тело в узкую глубокую яму. Ольгерд, исполняя клятву положил на грудь умершему казацкую кобзу. После того, как могилу засыпали и выровняли над ней невысокий песчаный холмик, Ольгерд отсчитал поводырю в протянутую ладонь серебряные талеры.

- Это тебе на новый инструмент. Хватит?

- Да, - кивнул, глотая слезы, поводырь. - За эти деньги я смогу купить в Чигирине отличную кобзу.

Хуторяне и казаки знали и любили старого кобзаря и устроили по нему боьшие поминки. Пока собирали на стол, старший разъезда отозвал Ольгерда с Имаилом в казачий круг - делить захваченные у налетчиков трофеи.

На большой кошме были разложены сабли, ятаганы, пара пистолей, старая пищаль, три люльки, из которых татары курят дурманящий голову тютюн и немного приличной одежды. Отдельно располагались оружие и доспехи подороже, взятые у подручного Душегубца и плененного мурзы.

- Выбирай первым, ты гость - предложил казак.

Шляхетскую саблю, явно взятую у Щемилы, Ольгерд узнал сразу - это был тот самый клинок, который подарил ему при расставании смоленский воевода Обухович. Указал на нее рукой, бросил на казака вопросительный взгляд:

- Можно ли?

- Забирай, твое право, - кивнул казак. - Трофей тебе по праву достался. Другу твоему ничего не даем - он мурзу взял в полон. Стало быть вы панове, свое получили. Ну а мы теперь по казацкому обычаю устроим свой дуван .

Трофеи разложили на кучки по числу участвующих в дележе, стараясь делать так, чтобы ценность каждой была одинакова, после чего предводитель по праву старшего выбрал себе сам, а потом повернувшись спиною к кошме отвечал на вопрос «Кому?», который задавал ему один из казаков. Очередной казак, молча брал доставшуюся ему часть добычи, не высказывая ни радости ни недовольства относил ее к своему вьюку, раскладывал и шел к поминальному столу.

- Зачем тебе польская сабля? -поинтересовался у Ольгерда Измаил.

- Потом расскажу, -ответил он. - какими бы казаки ни были им сейчас друзьями, но хвалиться перед главными врагами коронной шляхты воеводским подарком, по его мнению, не годилось, мало ли что ...

Перед тем как сесть за длинный сколоченный наспех стол, уставленный кувшинами с вином и всеми возможными видами сала - от свежего, до соленого, копченого и вяленого, Ольгерд с Измаилом, завернули к пленным и успели перекинуться парой слов.

- Ну что, помянем кобзаря, а завтра двинем в Литву? - спросил Ольгерд. Вернемся в Киев, а оттуда отправимся в Вильно. Если Радзивилл никуда на сбежал, то Душегубец где-то рядом.

- Успеем еще вернуться, литвин. Теперь, когда мы точно знаем, кто такой Дмитрий и к чему он стремится, самое время познакомиться с его ближайшей родней.

- Его ближайшая родня вся на том свете, -не понимая, куда клонит Измаил, буркнул Ольгерд.

- Не вся, - ответил, улыбнувшись кончиками губ, египтянин. - Судя по тому, что рассказал нам старик, у него еще был дядя. Темир-бей.

- Он же поди помер давно. То о чем кобзарь рассказал, происходило пятьдесят пять лет назад.

- По рассказу матери Дмитрия, татарке было как и ему, лет двенадцать-пятнадцать. Пусть даже шестнадцать. Но Темир бей был ее младшим братом. Стало быть, сейчас ему примерно лет шестьдесят.

- Но как узнать, дожил ли он до сегодняшнего дня?

- Очень просто. Нужно допросить пленого. Он ведь в сговоре с Душегубцем, расскажет нам, где у них место встречи. Есть у них уговор какой-то, иначе как бы твой Щемила их так быстро в степи нашел.

- И то верно, - кивнул Ольгерд. - Если Дмитрий через его юрт свой ясырь сбывал, стало быть это верная дорожка, главное чтобы запираться не стал.

Ольгерд выдернул изо рта у татариня кляп. Тот, отплевывая паклю, прошипел что-то по своему.

- Ругается, - улыбнулся Измаил. Что делать будем?

- Как что? - удивился Ольгерд. - Допросим с пристрастием, он нам все и расскажет.

- Не сейчас. - усмехнулся Измаил. - Допрос - это целая наука и мы владеем ей в совершенстве. Пусть пока дозревает, а нас уже за столом ждут.

- Дьяк разбойного приказа на Дон приезжал, - проворчал , устраиваясь на лавке, Ольгерд. Тоже, вроде того говорил. Мол стойких злоумышленников на допросах не бывает, бывают плохие дознатчики.

- И что, - спросил Измаил.

- Да ничего. Попробовал в в станице допрос одному беглому учинить, казаки как прознали, так зашили его в мешок, да бросили в Дон. А с Дону, как известно, выдачи нет ...

- Поднимем же чарки, - громыхнул над столом голос старшего казака, на груди которого переливалась в лучах заходящего солнца отобранная у мурзы кольчуга, - за раба божьего Филимона. Пусть земля ему будет пухом.

Поминки с непременными песнями затянулись до позднего утра. Выйдя из-за стола Ольгерд выбрал место на солнечном пригорке, подложил под голову седло и провалился в недолгий дневной сон. И снова, как когда-то в Любецком лесу, встал перед ним волк-душегубец. Не хохотал на сей раз, а медленно переступая прямыми лапами, подошел почти вплотную, заглянул в глаза.

«Щемилу тебе не прощу, - прорычал тихо, почти ласково, - должок теперь за тобой, литвин. Да не трудись отдавать, сам свое возьму. Баш на баш, твой соратник за моего». Желтые глаза оборотня сверкнули сатанинским блеском, Ольгерд не выдержал, отвел взгляд. Волк прошел мимо, толкнув его пахнущим псиной боком и напоследок обидно хлестнул по лицу лицо кончиком пышного хвоста.

Ольгерд открыл глаза, вскочил, ощущая на спине под рубахой липкий холодный пот. Пришел в себя не сразу, поняв что это всего лишь сон успокоился. Хмель от выпитого хлебного вина быстро выветрился из головы, дел на хуторе оставалось немного и нужно было позаботиться о ближайшем будущем.

Он оглядел понемногу возрождающийся к жизни хутор. Местные жители резали камыш и укладывали его в связки , чтобы перекрыть сожженные налетчиками крыши. Казаки крутились возле коней - закончив все дела собирались в дорогу, нести свой дозор. Измаил, спустившись к воде, стоял меж челнами, скинув свой богомольский наряд и умывался подставляя под пригоршни бритую голову.

Ольгерд присоединился к приятелю, но одним лишь умыванием не обошелся - скинул порты и рубаху, вздымая брызги вбежал в воду, охнул, проплыл саженками взад-вперед по неширокому плесу, выскочил, сбегал до коней за сменой белья, вытерся, оделся в чистое, приладил на бок воеводину саблю и кликнул египтянина:

- Ну что, волхв-язычник, пошли мурзу допрашивать.

На полпути к остову сгоревшей хаты, внутри которого держался под караулом взятый полон, их перехватила сухонькая старушка в чистой вышитой рубашке. Старушка начала мелко кланяться, то и дело открывая за отстающим воротом сморщенные груди и зачастила тем малоросийским ручьистым говором, в котором с непривычки можно было едва разобрать слова.

- А вот и полудник готов, воины-заступники. Покуштуйте, чем бог послал. Век вам благодарны будем, что от татарвы злой спасли да Филимона нашего защищали. Жалко старого, добрый был кобзарь ...

На столе, к которому их отттянула таки радушная хозяйка, снова было одно лишь сало. Но похоже из давних, последних запасов - старое и твердое как подошва. Ольгерд глотнул вишневого взвара, кромсанул краюху и впился зубами в здоровый шмат. Однако сало было старым и жилистым не только на вид - кусок оторвать он не смог, сдался отрезал то что надкусил ножом и долго жевал, боясь обидеть хлебосольных хуторян.

Сарабун, за короткое время пребывания в селении, заслуживший славу великого лекаря обошелся без политесов. Повел носом в сторону стола, скривился, спросил у хозяйки:

- У вас что кроме сала другого ничего нет?

- Откуда ж взяться другому? - искренне удивилась старушка. - На украине ведь живем. Овец , коров, да и ко тут держать нельзя, татары если не сведут, так зарежут. А свиней они не трогают, вера басурманская не позволяет, вот мы сало на всю зиму и запасаем ...

Отдав должное угощению, компаньоны вернулись к намеченному допросу..

На второй день пребывания в плену мурза растерял всю свою татарскую спесь. Сидел в углу, глядя голодными глазами на перемазанный землей и сажей шмат неизменного сала. Судя по выражению лица, в душе правоверного мусульманина уже не первый час шла нешуточная борьба между голодом и запретами шариата. При этом, судя по тому , как его рука невольно тянулась к единственной доступной сейчас пище, голод медленно но верно одерживал победу.

На сей раз татарин не стал ерепениться и быстро нашел общий язык со своими новыми хозяевами. Мурза понимал русскую речь, Измаил , как выяснилось, изрядно изъяснялся на одним из татарских наречий. Ольгерд, проживший несколько лет на Дону, тоже неплохо понимал речь ногайца.

- Ты мой пленник, - для начала объяснил мурзе Измаил. - Если ты сейчас расскажешь нам честно обо всем что тебя спросят, то мы будем к тебе благосклонны. Если откажешься -убьем.

- Зачем меня убивать? - удивился татарин. - В любом пограничном городе местный воевода даст за меня не меньше восьмидесяти ваших денег серебром. Ему это выгодно, потому что меня можно будет обменять на своего неверного. Потому что выкуп обойдется дороже, чем обмен.

- Нам не нужны деньги, - ответил Измаил. - Нам нужны знания.

- Спрашивайте, - пожал плечами мурза. - Только если можно, дайте вначале халильной еды, баранины или конины, в крайнем случае просто хлеба. У меня от голода мутнеет в глазах, но если я сейчас попробую хотя бы маленький кусочек этого шайтанского жира, - он указал на валяющееся перед ним сало, - то мне, чтобы очиститься от скверны, придется совершить долгий и разорительный хадж.

- А почему вас кормят только салом? - поинтересовался Ольгерд.

- Запорожцы не только хорошие воины, но и очень веселые люди, - скосившись на караульного, пробурчал Еникей. - Они смотрят на то, как мы, мучаясь от голода, жуем этот жуткий прогорклый жир, тем самым делая харам, и смеются как дети...

- Это лучше, чем быть посаженным на кол, - заметил Измаил. В голосе египтянина прорезалась вдруг такая сталь, что мурза испугался всерьез.

- Я готов рассказать все что знаю! -плаксиво выкрикнул он. - Но только прошу об одном - не глумитесь над моей верой и дайте хоть немного еды.

Ольгерд достал четвертушку хлеба, протянул татарину. Тот с ворчанием впился в нее зубами . Дождавшись, когда пленный, почти не жуя расправится с едой, они продолжили разговор.

- Зачем ты пошел в набег на бедный хутор вместе с неверным разбойником, -спросил Измаил.

- Щемил приехал ко мне в юрт и сказал, что это приказ Димир-аги.

Димир-ага - это Дмитрий, догадался Ольгерд.

- Ты и воины твоего юрта - слуги Димир-аги?

- Нет, просто временные союзники и торговые партнеры. Я не рассчитался с ним за последний ясырь, а Щемил, тот, который убил старого музыканта, приехал к нам в стойбище и передал, что Димир простит долг, если мы поможем ему разорить вот этот аул. Отказывать было глупо, я должен был много денег.

- Как Щемила нашел твое стойбище? Степь большая...

- Это для вас, земляных людей, степь большая человек. Для нас она - родной дом. Там где прошла орда, остается след, видимый до зимы -любой выросший здесь его разберет. А кроме того на курганах, где стоят языческие истуканы, мы оставляем тайные знаки. Кто знает их секрет, тот всегда найдет нужный юрт.

- И что же, вы так дружны с христианином-Дмитрием, что посвящаете его в свои ногайские секреты?

- Почему нет? Религия это одно, торговля-совсем другое. С Димир-агой еще мой отец был в союзе. Другим юртам, чтобы взять ясырь, нужно пробираться через ваши деревянные заборы, которых с каждым годом становится все больше, обходить засады, рискуя жизнью идти вглубь земель, и еще более рискую гнать обратно живой товар. А мы получаем пленных прямо в степи и гоним их на продажу в Ор или Кафу. Выручаем, конечно, меньше, зато ничего не тратим. Ногайцы не только хорошие воины но и лучшие купцы!

- Значит вот к кому Душегубец гонял ясырь, - вполголоса произнес Ольгерд, обращаясь к Измаилу. - Теперь про Темир-бея его спроси.

- Само-собой, кивнул египтянин. - Для нас самое важное сейчас, узнать, поддерживает ли Дмитрий отношения со своим ногайским дядей.

- Верно, кивнул Ольгерд.

Измаил обернулся к мурзе:

- Ты знаешь Темир-бея?

Мурза усмехнулся.

- Кто не знает второго человека в ногайской орде?

- Вот даже как, - задумчиво произнес Измаил.

- Темир знает Димир-агу? - спросил Ольгерд.

- Нет, -испуганно замотал головой Еникей. - Мой юрт хранит свой союз с неверным в строжайшем секрете, иначе любой могущественный бей сам станет с ним торговать.

- Верю, -улыбнулся Измаил. -Ну что же, Еникей, считай что жизнь ты себе сохранил. Теперь жди до утра, пока мы не решим , что будем делать дальше.

Ольгерд с Измаилом сидели у костра. Рядом, помешивая какой-то свой отвар сопел Сарабун посвященный во все дела компаньонов - после того, как лекарь стал свидетелем кобзарева рассказа, компаньоны перестали от него таиться.

- Может и вправду нужно было из Киева сразу к Радзивиллу скакать, - не отрывая взгляда от пляшущего языка произнес Ольгерд. - Теперь все запуталось так, что голова кругом идет. Душегубец - сын самозванца, ищет Черного Гетмана, да к тому же убивает тех, кто знает его с детства.

- Мы правильно поступили, приехав сюда, - покачал головой Измаил. - Теперь мы знаем, кто такой этот Дмитрий и откуда он взялся на нашу голову.

- А что нам дает это знание, египтянин?

- Ты помнишь о чем мы говорили с тобой ночью на Днепре? - спросил Измаил.

Ольгерд кивнул:

- Про то, кто может использовать Черный Гетман.

- Вот именно. И если этот разбойник искренне считает себя внуком царя Иоанна Гордого, то ...

- … это означает, что он хочет завладеть перначом, чтобы завоевать корону. Ты это хочешь сказать, Измаил?

- Именно так. И если в его жилах течет кровь потомков князя Олега, то ему это вполне по силам.

- И что мы по-твоему можем узнать от этого Темира?

- Если бей питает к мальчику родственные чувства, мы порадуем его рассказом о том, что он жив. Если же он проклял его, то тем более станет нашим верным союзником. Я согласен с тобой, Душегубец должен быть где-то рядом с правителями Речи Посполитой. Татары сейчас воюют на стороне поляков, против казаков и московитов, так что заручившись поддержкой ногайского бея мы сможем проникнуть туда куда тебе, как казаку, нет прохода.

Ольгерд помолчал, обдумывая все сказанное, молча веско кивнул, встал от костра, пошел в сторону казацкого лагеря.

- Схожу со старшим потолкую. Предупредить его нужно, что завтра в степь уходим. Да насчет проводника поинтересуюсь.

- Зачем нам проводник? -удивился Измаил. - Чем мурза не хорош? Пообещаем его отпустить на границе Крыма , в Ор-Капы, где перекоп и все дела.

- Хорошо. Тогда отправляйтесь с Сарабуном спать. Завтра как небо порозовеет и выезжаем.

Для того , чтобы добраться до Крыма самым скорым путем, как объяснил им мурза, требовалось переправиться на левый берег Днепра. Не желая рисковать лошадьми, переправляясь вплавь через широкую реку, Ольгерд выяснил у казаков что ниже по течению в полусотне верст есть паромный перевоз и, распростившись с запорожцами, покидал затерянный в плавнях хутор.

В последний момент к нему подскочила давешняя старушка и протянула увесистый рогожный куль, внутри которого, судя по ни с чем не сравнимому запаху, было не меньше пяти фунтов сала.

- Не жалко? - спросил он, тща себя робкой надеждой, что сможет избежать щедрого дара.

- Бери , сынок - мотнула головой хуторянка. - В дороге любая еда сгодится. Мы-то смотреть на него уже не можем ...

Связанный мурза, чей конь шел с ольгердовым стремя в стремя скосился на куль, потянул носом и услышав ненавистный запах бессильно зашипел.

Вперед