Сообщений в теме: 166

[Delabras]

На том и порешили

[Master Zuma]

согласен

[SHREDDER]

ну тогда каждый мод в личку мне дайте следующую информацию:1. Название мода2. Кратенькое описание ( одно предложение)3. Модератор (или два)

[Delabras]

Анализ особенностей развития военного дела в Польше и Литве в позднем Средневековье показывает, что Речь Посполитая безусловно, но с небольшим запозданием против ведущих держав Западной Европы вступила на первый этап военной революции и успешно продвигалась по пути накопления количественных изменений в военном деле и создания усовершенствованной с учетом последних новинок тактики и военных технологий традиционной военной машины. Еще раз подчеркнем, что по нашему мнению, преобладание в структуре польско-литовской армии того времени конницы вовсе не означало серьезного отставания Речи Посполитой от, к примеру, Франции или Испании. Польско-литовская военная элита подходила к восприятию западноевропейского военного опыта весьма избирательно, с учетом местных реалий, характера ТВД и потенциального противника и в итоге заложила основы собственной, весьма оригинальной модели развития военной революции. Однако при всех успехах, достигнутых поляками в усвоении и применении на практике последних военных новинок из Западной Европы, не стоит забывать о том, что большую часть 1-й половины XVI в. Польша вела боевые действия, как бы сейчас сказали, "малой интенсивности". Наиболее опасным ее противником были крымские и буджакские татары, регулярно совершавшие набеги на южные области Польского королевства. Серьезных войн, требовавших значительных усилий и затрат, корона (в отличие от Литвы) после 1522 г. и вплоть до середины XVI в. не вела и проверить действенность созданной военной машины в большой войне не было возможности. Польская знать и шляхта не видели необходимости что-либо серьезно изменять и далее накачивать военные мускулы. Нужна была хорошая "встряска", мощный толчок, который подвиг бы правящую элиту Польши и Литвы государства к переменам, в том числе и в военной сфере.

Нажмите, чтобы прочитать

Эта встряска пришлась на середину XVI в. Ситуация вокруг польско-литовского государства, в особенности Великого княжества Литовского, резко обострилась. Молодой и честолюбивый московский государь Иван IV возложил на себя царский венец и недвусмысленно заявил о своих претензиях на гегемонию в Восточной Европе, а для начала попытался закрепиться на берегах Балтики, в Ливонии. В Крыму к власти пришел не менее честолюбивый хан Девлет-Гирей I. Несмотря на заключенный мир с Османской империей, турецкая угроза не сходила с горизонта, и пусть сам Сулейман I не собирался втограться в пределы польско-литовского государства, однако его вассалы волошский воевода Стефаница и его брат Ильяш, белгородский санджакбей, были не прочь отомстить за обертынскую неудачу и пограбить владения Сигизмунда II. Дипломатические попытки разрядить неблагоприятную ситуацию, не допустить возникновения большой войны не имели успеха, особенно в отношении с Россией. Сигизмунд и паны-рада Великого княжества Литовского категорически отказывались признать за Иваном царский титул, что не могло не вызвать сильнейшего неудовольствия в Москве. Война была неизбежна, и она не заставила себя долго ждать. В 1558 г. посланные Иваном IV войска втоглись в Ливонию и подвергли ее опустошению. Началась Ливонская война, в свою очередь, вызвавшая 1-ю Северную войну 1563-1570 гг. Эти войны привели не только к перекройке карты Восточной и Северо-Восточной Европы, но и к серьезным переменам в устройстве вооруженных сил польско-литовского государства.

Осложнившаяся международная обстановка вынудила Сигизмунда II и его правительство обратиться к усилению обороноспособности как Польского королевства, так и Великого княжества Литовского перед лицом надвигающейся большой войны. На первых порах король и великий князь попытался разрешить возникшую проблему в рамках существующих законов и конституции. Сигизмунд, как отмечал М.К. Любавский, "...старался использовать лишь традиционные средства, предоставлявшиеся ему конституциею государства, т.е. установившимися отношениями между ним и землевладельцами великого княжества... Эта конституция парализовала всякий сколько-нибудь широкий размах творческой деятельности господаря...". Однако тяжелая и изнурительная война, истощавшая силы Великого княжества Литовского, с одной стороны, еще раз наглядно показала неэффективность посполитого рушения, с другой стороны, прежняя организация наемных войск, успешно функционировавшая в ходе прежних конфликтов "малой интенсивности", явно не годилась в новых условиях.

Панцерный товарищ. Нач. XVII в.

Ход боевых действий в начальный период Ливонской войны наглядно продемонстрировал, что обычное литовское войско на фоне московского недостаточно боеспособно, чтобы одолеть русское войско, усовершенствованное Иваном IV и его советниками. Создается впечатление, что Сигизмунд II понимал это и потому делал ставку не на решение исхода войны в полевом сражении, а на дипломатические маневры и на использование противоречий между Иваном и его боярами, ратовавшими за продолжение войны с татарами, а не с соседним христианским, более чем наполовину православным государством. В известной степени ему это удалось, и Литва получила некоторую передышку. Она была использована для завершения объединительного процесса Польского королевства и Великого княжества Литовского в единое государство - Речь Посполитую, и проведения серьезных преобразований в военной сфере.

На первых порах перемены затронули, как и прежде, Польшу. Вначале это выразилось в преобразовании "оброны поточной" в "кварцяное войско" (wojsko kwarciane) в 1563 г. Собравшийся в ноябре 1562 г. в Пиотркуве сейм утвердил предложение Сигизмунда II, обеспокоенного снижением дисциплины и, как следствие этого, боеспособности наемных войск из-за нерегулярных выплат жалования, выделить на содержание постоянной наемной армии ¼ часть доходов с королевских имений. На первых порах размеры выделенных средств на содержание постоянного компонента польских вооружены сил были невелики - армейская казна, хранившаяся в Раве Мазовецкой, насчитывала всего лишь 90-100 тыс. злотых, чего хватало на содержание не более 3- тыс. контингента конницы и 1 тыс. пехоты.Окончательно новая система содержания постоянной армии утвердилась в 1569 г., и поскольку в этом же году была заключена Люблинская уния, установившая окончательно единство Литвы и Польши, вскоре после этого кварцяное войско было учреждено и на территории Великого княжества Литовского.

Конечно, в том виде, в каком возникло кварцяное войско, оно еще не могло считаться полноценной постоянной армией, но, как отмечал Р. Фрост, оно могло послужить костяком для ее развертывания в случае необходимости. Кроме того, необходимо помнить еще и о том, что в Западной Европе на то время постоянных армий практически не существовало. Та же Испания, к примеру, обзаведется ею позднее, лишь к началу 70-х гг. XVI в., и то де-факто. Во Франции королевская армия в сер. 60-х гг. XVI в. была ненамного больше по численности, учитывая разницу в ресурсах и размерах властных полномочий, которыми обладали короли Франции и Речи Посполитой на то время. В 1566 г. она насчитывала 91 роту жандармов с 7650 чел. и 5804 чел. пехотинцев, разбросанных по гарнизонам крепостей, не считая немногочисленной королевской гвардии. Из ближайших соседей небольшую постоянную армию имел лишь Иван IV, московский государь и только турецкий султан Сулейман I обладал по настоящему моногочисленной и отлично вымуштрованной постоянной армией - корпусом капыкулу. Так что можно утверждать, что в этом вопросе Речь Посполитая была если и не первой, то, во всяком случае, шла в первых рядах.

Следующий серьезные шаги были предприняты в конце 70-х - начале 80-х гг. XVI в. Стремление выиграть затянувшуюся войну способствовало новому витку перемен, который оказался связан с деятельностью избранного в 1576 г. на трон Речи Посполитой трансильванского воеводы Стефана (Иштвана) Батория. Его меры по повышению боеспособности войска Речи Посполитой привели к созданию отменной по своим качествам военной машины, успешно сражавшейся с самыми разнообразными противниками, от шведов и имперцев до русских, турок и татар и обеспечившей в конечном итоге более чем полувековое политическое и военное преобладание Речи Посполитой в Восточной Европе.

Учитывая особенности польско-литовской военной традиции, характер наиболее вероятных противников и соответствующих ТВД, Баторий по прежнему делал ставку на развитие конницы. Однако она подверглась серьезным изменения. Уловив тенденцию постепенного разделения конницы на тяжелую и легкую, он предпринял успешную попытку упорядочить и урегулировать этот процесс. Примечательно, что новый польский король и его советники решили усилить ударный потенциал польско-литовской конницы за счет унификации состава конных хоругвей и их специализации. Конница была окончательно разделена на легкую и тяжелую, и разные ее виды были разведены по однотипных хоругвям. Пожалуй, едва ли не самый примечательный шаг в ходе реформы конницы Речи Посполитой - это создание 2-й, "тяжелой", генерации польско-литовской гусарии, тех самых "крылатых гусар", хорошо известных по историческим, художественным и литературным произведениям. 23 июня 1576 г. вышел королевский универсал, выделивший гусарию в отдельный род тяжелой конницы. Теперь гусары предназначались практически исключительно для таранных атак в сомкнутых боевых порядках на больших аллюрах. Этим они резко отличались как от современной им европейской кавалерии, все больше и больше склонявшейся к ведению дистанционного боя с использованием огнестрельного оружия, так и от московской, татарской и турецкой конницы, по-прежнему отдававшей предпочтение луку и дротику перед всеми остальными видами огнестрельного и "белого" оружия.

Польские гусары в 1604 г. Гусар середины XVII в

В соответствии с изменившимися тактическими задачами новая гусария получила более или менее стандартизированный комплект доспехов и набор древкового, клинкового и огнестрельного оружия. Хорошо защищенные доспехами и вооруженные длинным копьем-древом, новые гусары представляли грозную силу на поле боя, которой с трудом противостояли даже немецкие ландскнехты, не говоря уже о легкой московской, татарской или турецкой коннице, не любившей рукопашного боя.

С выделением гусарии была упорядочена и служба легкой конницы, сведенной в "казацкие" (преимущественно коронные) и "пятигорские" (главным образом литовские) хоругви и отличавшиеся от гусар облегченным защитным и стрелковым вооружением. При этом, что характерно, на первых порах как количество гусарских хоругвей, так и численность их личного состава составляли большинство новой польской конницы. При Батории они составляли до 85-90 % конных хоругвей, тогда как легкие казацкие и пятигорские - около 10 %, а в 1600-1605 гг. - 60-70 % К примеру, в ливонской кампании 1601 г. польско-литовская армия на 3500 гусар имела 1270 казаков и пятигорцев и 500 чел. прочей конницы, в июле 1609 г. в начале Смоленского похода коронная армия располагала 14 гусарскими хоругвями с 2030 конями против 6 легких хоругвей с 600 конями; в 1610 г. под Клушино на 5556 гусар приходилось 1000 казаков и пятигорцев. Однако вскоре после этого начался постепенный процесс сокращения численности гусарии. Так, в ноябре 1612 г. под Вязьмой гетман Я. Ходкевич имел 13 хоругвей (1244 коня), в т.ч. 7 гусарских с 662 конями и 4 легких (450 коней). Впоследствии численность гусарии сократилась до 40 % и на этом процесс не остановился.

ольские гусары в сражении под Клушино в 1610 г.

Причина снижения удельного веса гусарии была вполне очевидна - до поры до времени посполитое рушение худо-бедно заменяло собой недостаток легкой конницы, но после завершения Ливонской войны ему на смену окончательно пришли наемные легкие хоругви, отличавшиеся большей боеспособностью. Кроме того, как отмечали польские историки Т. Новак и Й. Виммер, "...гусария была отборным родом войск, не терпевшим импровизации. Ее создание требовало долгого обучения, доведения навыка владения военным ремеслом до уровня рефлекса". Успешные действия гусар зависели во многом от слаженных действий всех гусар хоругви, их умения маневрировать на поле боя как одно целое, от способности хоругви атаковать в сомкнутом строю и в случае необходимости быстро перестраиваться и снова атаковать. Вдобавок ко всему весьма недешевой была амуниция и оружие гусар, а также гусарские кони - от состояния коней напрямую зависела боеспособность гусарской хоругви. Наконец, гусары были слишком узкоспециализированным родом конницы, тогда как легкие хоругви более универсальным. Однако, несмотря ни на что, гусария все равно сохранила за собой роль главной ударной силы армии Речи Посполитой, ее символа.

Попытался Баторий, хотя и с меньшим успехом, преобразовать и польскую пехоту. Папский дипломат И. Руджиери в конце 60-х гг. XVI в. писал в Рим папе Пию V, что основа польско-литовской армии - это конница, тогда как пехота, набранная из "хлопов" (очевидно, Руджиери имел в виду драбов посполитого рушения), плохо оплачивается, весьма немногочисленна и в целом пригодна только для несения обозной или гарнизонной службы. Так или иначе, но для большой войны нужна была пехота, способная не только поддерживать действия конницы на поле боя, но и вести осадные работы, штурмовать стены и валы неприятельских крепостей (а их у османов и русских было немало). Поэтому, готовясь к наступлению на Россию и, в перспективе, к войне с турками, Баторий попробовал упорядочить службу польско-литовской пехоты. Малобоеспособных прежних драбов он попытался заменить иной пехотой, более подготовленной и лучше снаряженной. По предложению короля сейм 1578 г. утвердил создание в коронных землях т.н. "пехоты выбранецкой" (piechota wybraniecka, выборная пехота - налицо аналогия со стрельцами Ивана Грозного. Они также на первых порах отличались от земских пищальников своим статусом отборной, "выборной" пехоты). Каждые 20 лан должны был выставить в случае необходимости для хоругви своего воеводства 1 пехотинца, полностью вооруженного и экипированного. Записанные в "выбранецкую пехоту" рекруты освобождались от повинностей и налогов и должны были проходить в течение года 3-месячные военные сборы. В 1595 г. набор выбранецкой пехоты был распространен и на Великое княжество Литовское. Правда, численность ее никогда не была велика. Теоретически, коронные земли могли выставить до 3 тыс. пехотинцев, а литовские - до 1 тыс., но на практике этих цифр достичь практически никогда не удавалось. Да и боеспособность выбранецкой пехоты, как показал опыт ее применения, оказалась далекой от желаемой, почему она довольно быстро стала использоваться для гарнизонной службы и выполнения всякого рода "грязной" работы - рытья траншей, ремонта дорог и т.д., и т.п.

Польская пехота. Нач. XVII в.

Естественно, что, ощущая нехватку хорошей пехоты, Стефан Баторий попытался, и не без успеха, компенсировать недостаток национальной пехоты наймом в более широких, нежели ранее, масштабах, иностранных наемников, в особенности немцев и венгров. Причем, что характерно, наемники нанимались теперь целыми "региментами" - полками в несколько сот или даже тысяч чел. в каждом. Наемников можно было встретить и в коннице, и в пехоте, но, подчеркнем это еще раз, больше все-таки в последней. Причина была вполне очевидна. На сейме 1579 г., оправдываясь перед депутатами-послами за использование иностранных наемников во время войны с Иваном Грозным, король отвечал следующим образом: "Побуждаемый крайностью, пользовался он во время этой войны услугами иноземных войск, потому что королевство, имея хорошую конницу, которая может не только поравняться с другими государствами, но даже превзойти их, не располагает достаточной пехотой.

Пикинер. Конец XVI - нач. XVII вв. Гравюра

1-й немецкий пеший регимент численностью в 600 солдат был набран в 1576 г. В дальнейшем эта практика получила широкое распространение, несмотря на то, что, как отмечал польский историк М. Плевшиньский, наемная армия негативно воспринималась основной массой шляхты и аристократии. Они видели в ней, и не без оснований, средство усиления королевской власти и насаждения абсолютизма, и отнюдь не случайно во 2-й половине XVI в. в шляхетской среде распространяется испанофобия (Испания Филиппа II для шляхты и магнатерии стала символом тирании и произвола). К тому же услуги наемной иностранной пехоты обходились польской казне чрезвычайно дорого, а без своевременной оплаты наемники воевали вяло и неохотно. Однако обойтись без набора иностранных наемников было невозможно хотя бы потому, что без пехоты вести полномасштабную войну было невозможно, а собственно польско-литовская пехота уступала по своим качествам наемной немецкой. Не случайно венгерский аристократ Габор Бетлен в 1621 г. писал крымскому хану Джанибек-Гирею II, что у поляков хороша только конница, тогда как собственная их пехота плоха и в ней они целиком и полностью зависят от императора.

Мушкетер. Конец XVI - нач. XVII вв. Гравюра

Стремясь получить достаточно боеспособные и в то же время независимые от позиции сейма воинские контингенты, Баторий продолжил начатую еще Сигизмундом II практику привлечения к службе короне украинских козаков. Впервые 300 конных козаков были приняты на королевскую службу коронным гетманом Ю. Язловецким еще в сентябре 1571 г., однако после 3-летнего существования отряд был распущен, так как платить обещанное жалование было нечем. Баторий решил восстановить эту практику и здесь попытался придать козакам более или менее правильную организацию, введя их службу в определенные рамки. В 1578 г. по поручению короля князь М. Вишневецкий сформировал первый козацкий полк в 500 чел. (и еще 30 козаков составили почт поручика). По завершению Ливонской войны и этот отряд был также распущен, однако Баторий не оставил надежды использовать низовых козаков в интересах короны, тем более что из-за козачьих набегов постоянно возникали трения между Речью Посполитой, Крымом и Турцией. Примерно в 1583 г. король попытался реформировать низовое войско. "Сущность этой реформы, - писал украинский историк Д.И. Яворницкий, - состояла в том, что король ввел на Украйне так называемый реестровый список и в этот список приказал внести лишь 6000 человек козаков; за этими шестью тысячами правительство только и признавало право на существование козаков как свободного сословия.... Внесенные в реестр 6000 чел. разделились на шесть полков...; каждый полк подразделялся на сотни, сотни на околицы, околицы на роты... Все реестровым козакам определено было жалованье деньгами и сукнами; им были выданы особые войсковые клейноты (бунчук, булаву, войсковую печать и знамя)...". Начальство над козаками было возложено на коронного "козацкого старшого", которого козаки именовали гетманом, полковых же полковников, сотников и асаулов козаки выбирали себе сами. Резиденцией гетмана был определен г. Трахтемиров, где находился постоянный гарнизон в 600 козаков и, кроме того, еще несколько сот козаков должны были нести постоянный караул за днепровскими порогами.

Несмотря на сохранившиеся трения между козацкой старшиной и рядовым козачеством и коронными властями, Баторий и его преемник Сигизмунд III смогли в определенной степени "приручить" непокорное и своевольное низовое, запорожское козачество и поставить его на службу короне. Это было тем более важно, что козацкая конница и в особенности пехота, вооруженная огнестрельным оружием и длинными пиками-списами, по отзывам современников, отличались высокой боеспособностью.

Так, Г. де Боплан писал, что козаки "... чрезвычайно крепкого телосложения, легко переносят холод и зной, голод и жажду; неутомимы на войне, мужественны, смелы и часто столь дерзки, что не дорожат своею жизнью. Больше всего они обнаруживают ловкости и стойкости в сражении, когда находятся в таборе, т. е. под прикрытием возов (ибо они очень метко стреляют из ружей, которые составляют их обычное оружие), и при обороне укреплений; недурны они и на море, но верхом на лошадях они не настолько искусны. Мне случалось видеть, как только 200 польских всадников обращали в бегство 2000 человек из их лучшего войска; правда и то, что под прикрытием табора сотня казаков не побоится 1000 поляков и даже большего количества татар, и если бы они были также искусны в кавалерии, как в пехоте, то, я думаю, могли бы считаться непобедимыми...".

Таким образом, в результате "нового курса" в сфере военного строительства польско-литовская армия при Батории и его преемниках приобрела практически завершенный вид. В Речи Посполитой во 2-й половине XV - XVI вв. военное дело, как и во всех остальных странах, вовлеченных в водоворот военной революции, развивалось по одной и той ж схеме. На 1-м этапе традиционная модель развития вооруженных сил подвергалась корректировке и совершенствованию с учетом новейших достижений военной технологии, и, прежде всего, применительно к появлению и быстрому развитию огнестрельного оружия.

Процесс накопления количественных изменений неизбежно вел к созданию более совершенной и эффективной военной машины. Опыт военных кампаний, которые вели польско-литовские войска в это время показывает, что, пожалуй, на рубеже XVI/XVII вв. именно в Речи Посполитой удалось разработать модель организации армии, в наибольшей степени соответствующей условиям восточно-европейского ТВД.

В результате предпринятых в конце правления Сигизмунда II и при Стефане Батории мер армия Речи Посполитой приняла вид, в котором она просуществует вплоть до начала 30-х гг. XVII в., когда король Владислав IV попытался подвергнуть вооруженные силы польско-литовского государства новым преобразованиям. В это время, в период своего наивысшего подъема, армия шляхетской республики включала в себя, если не считать реестрового козачества, два основных компонента. Первый и наиболее боеспособный из них - это наемные постоянные войска (wojsko zaciezne), которые можно считать регулярными. Этой армии, содержавшееся за счет доходов с королевских владений (отсюда и его второе название - кварцяное войско) противостояло традиционное феодальное ополчение - посполитое рушение, генеральное или воеводское. К началу XVII в. оно практически утратило прежнее значение и, как отмечали авторы коллективных очерков по истории вооруженных сил Речи Посполитой, все чаще созывалось не для войны с внешним врагом, а для защиты "золотых шляхетских вольностей". Помимо этих двух компонентов необходимо брать в расчет и такой пережиток Средневековья, как частные армии - королевскую гвардию и надворные команды магнатов. На время войны эти воинские контингенты дополнялись иностранными наемниками, условия найма и службы которых определял сейм, национальной выбранецкой пехотой, милицией городов, отрядами добровольцев, готовых служить ради добычи, отмобилизованным реестровым козачеством.

Хотя в этой армии конница и сохраняла господствующее положение, тем не менее, она стала более сбалансированной по структуре. Так, если в ходе молдавской кампании 1531 г. коронный гетман Я. Тарновский на 4452 чел. конницы имел 1167 чел. пехоты, т.е. соотношение составляло почти 1 к 4 в пользу конницы, то в июне 1579 г. в армии Стефана Батория на 29741 чел. конницы приходилось 11973 чел. пехоты, т.е. 1 к 2,5 в пользу конницы, а годом позже в армии из 48399 чел. конница составляла 34475 чел., а остальное пехота - соотношение сохранилось практически тем же, 1 к 2,5.

В реформированной Баторием польско-литовской армии вооруженная в значительной степени огнестрельным оружием пехота и артиллерия играла большую, чем ранее, роль. И если в 1-й половине XVI в. пехота, как правило, занимала позиции в обозе или вагенбурге и редко когда выходила в поле, то теперь в "старом уряженье" пехота выстраивалась в 1-й линии в промежутках между конными хоругвями. Секрет успехов польско-литовских войск заключался теперь в отработанной польско-литовскими военачальниками эффективной тактике тесного взаимодействия пехоты, артиллерии, тяжелой и легкой конницы. Умело совместив лучшие элементы европейской и восточной традиций, гетманы Речи Посполитой сформулировали своего рода рецепт непобедимости. Пехота и артиллерия своим огнем "размягчала", подготавливала сокрушительную атаку блестящей гусарии, устоять против таранного удара которой не могли ни татарские и московские всадники, ни шведские или имперские рейтары и пехотинцы. Опрокинутый гусарами неприятель добивался легкими казацкими, татарскими и пятигорскими хоругвями, которые к тому успешно несли разведывательную и охранную службу и опустошали владения неприятеля своими рейдами.

Польский гайдук. Нач. XVII в.

Противостоять такой армии на поле боя, в открытом поле было крайне сложно, и опыт сражений на рубеже XVI/XVII вв. только подтверждал это. Один только впечатляющий перечень побед казалось, красноречивее всего свидетельствовал о превосходстве польско-литовской военной машины над потенциальными неприятелями: 1588 г. - сражение под Бычиной, великий гетман Я. Замойский наголову разгромил соперника Сигизмунда Вазы в борьбе за польский трон эрцгерцога Максимилиана Габсбурга; 1595 г. - гетман Я. Замойский нанес сокрушительной поражение турецко-татарскому войску под Цецорой в Молдавии; в ходе Инфлянтской войны 1600-1611 гг. шведы были разбиты под Книпгаузеном в 1601 г., Вейссенштейном в 1604 г. и Кирхгольмом в 1605 г.; 1610 г. - гетман С. Жолкевский нанес поражение московской рати; 1621 г. - победа над турками и татарами под Хотином; 1624 г. - разгром татар под Мартыновым.

В. Коссак. Атака гусар под Кирхольмом

Количественное превосходство противника не имело значения, ибо на стороне польско-литовских войск было преимущество тактическое и качественное. В самом деле, сильной стороной новой польско-литовской армии был ее именно неудержимый натиск - противостоять блестящей польской коннице, в особенности знаменитым "крылатым гусарам", в то время было практически невозможно. Ни легкая московская, татарская или турецкая конница, уклонявшаяся от ближнего боя, ни западноевропейские рейтары и кирасиры, пусть и закованные в доспехи и оснащенные огнестрельным оружием, но также использовавшие прежде всего огневую, оборонительную по сути тактику, не выдерживали этого натиска. Тоже можно сказать и о пехоте. Качества пехотного огнестрельного оружия той эпохи не давали ей сколько-нибудь значимых шансов выстоять в поле против польско-литовской конницы. Как отмечал Р. Фрост, "...мушкетеры и пикинеры были, несмотря ни на что, уязвимы для конницы, атакующей с длинным копьем и саблей наголо. Дистанция эффективного мушкетного огня была слишком мала, чтобы мушкетеры могли сделать один или два залпе прежде, чем кавалерия, атакующая галопом, врубалась в пехоту. Польско-литовская конница атаковала волнами, и даже если первый залп мушкетеров оказывался эффективным, останавливая атаку первой волны, последующие линии успевали нанести удар прежде, чем пехота успевала перестроиться для производства нового залпа. Контрмарш как средство поддержания непрерывной пальбы, когда отстрелявшаяся шеренга пехоты уходила в тыл для перезарядки ружей, был эффективен против малоподвижной пехоты или же кавалерии, применявшей караколе - маневр, который был основным для западноевропейской кавалерии того времени..., не обеспечивал защиты против гусар...". А ведь западноевропейские мушкетеры действовали в тесной связке с пикинерами, своего рода подвижным редутом, за которым они могли укрыться от атакующей конницы, турецкие же янычары и московские стрельцы были лишены такого прикрытия, а построить на поле фортификационные сооружения не всегда было возможно.

Вместе с тем на фоне этих побед оказались незамеченными признаки грядущего кризиса. Осада Пскова в 1581 г. завершилась неудачей - войско Стефана Батория так и не смогло взять его. Смоленск, осажденный армией Сигизмунда III в 1609 г., прежде чем пасть, продержался почти 2 года. Гетман С. Жолкевский, разгромив войско султана Османа II под Яссами в сентябре 1620 г., в декабре того же года был разбит турками под Цецорой и погиб почти со всей своей армией. В ходе русской Смуты воевода М.В. Скопин-Шуйский при помощи голландских наемников-инструкторов не без успеха попытался применить голландский военный опыт в борьбе со сторонниками Лжедмитрия II. Наконец, несмотря на победу, которую одержал гетман С. Жолкевский под Клушино, тем не менее наемная немецкая пехота сумела удержаться на поле боя несколько часов, и польская конница ничего не смогла с нею сделать. Как правило, все эти неудачи так или иначе были связаны с нехваткой в рядах армии Речи Посполитой хорошо обученной и дисциплинированной пехоты, способной оказывать действенную огневую поддержку собственной блестящей коннице. Именно в этом и заключался главный недостаток "старого польского уряжения". Создание отличной конницы не было дополнено в ходе реформ Стефана Батория созданием столь же отличной пехоты. Пехота как коронной, так и литовской армии на рубеже XVI/XVII вв. продолжала играть, как уже было отмечено выше, вспомогательную роль. Лучше всего это демонстрирует пример сражения при Кирхгольме, где убедительная победа была одержана исключительно силами конницы. Пехота же Ходкевича вообще не участвовала в сражении, оставшись в польском Вагенбурге.

П. Снайерс. Битва при Кирхгольме

Подводя итоги развития военного дела в Речи Посполитой во 2-й половине XV - начале XVII в., можно уверенно говорить, что основные признаки 1-го этапа военной революции здесь были налицо. Так же, как и в Западной Европе (хотя, быть может, и не настолько отчетливо), прослеживается рост численности выставляемых в случае войны армий; огнестрельное оружие прочно занимает место в военной практике и хотя "белое" оружие остается в чести, тем не менее, без применения артиллерии и ручного огнестрельного оружия польско-литовские военачальники уже не мыслят действий своих войск на поле боя; в организации и структуре вооруженных сил просматривается стремление максимально использовать имеющиеся ресурсы и возможности и вместе с тем хорошо видно тенденция к дальнейшей профессионализации, специализации и унификации частей и подразделений. Необходимо также отметить и появление в составе вооруженных сил Речи Посполитой и зародыша будущей постоянной, регулярной армии - "оброны поточной", "заставы волынской" и "кварцяного войска".

Постоянно контактируя с Западной Европой, поляки и литовцы успешно осваивали не только европейскую военную, практику, но и проявляли большой интерес к теории. Характерный пример - во время псковского похода 1581 г. один из немецких наемников преподнес в подарок Стефану Баторию ряд книг по военной теории, в т.ч. труд "De re militari", "редкие книги, которыми король остался чрезвычайно доволен; купить их нигде невозможно... Все относящееся к войне можно там найти, и сегодня даже, при обсуждении военных действий, эта книга служила руководством; согласно ей нашли много совершенно ненужных вещей, которые только обременяли армию...". В библиотеке Сигизмунда II имелся целый ряд европейских военных трактатов, а в начале XVII в. появились и первые собственно польские военные сочинения. Т.о., налицо наметившийся переход к превращению военного дела из ремесла, искусства, постигаемого на практике, к науке, изучаемой в теории и закрепляемой практикой.

Не остались поляки в стороне и от повального европейского увлечения trace italienne. Первым использовал принципы новой фортификационной системы Гданьск, модернизировавший свои оборонительные сооружения между 1489 и началом 20-х гг. XVI в., а затем влиятельные польско-литовские магнаты возвели или перестроили свои резиденции и "столицы" в новом духе. Такими крепостями стали, к примеру, Замостье (1579-1619), Несвиж (1583), Олицы (около 1600), Биржи (начало XVII в.) и целый ряд других.

Т.о., возникшая в конце XVI - начале XVII вв. на почве синтеза новейших достижений европейской военной науки и техники и польско-литовских военных традиций новая военная машина в целом соответствовала требованиям 1-го этапа военной революции. Она довольно быстро показала свои достоинства и положительные черты в войнах с самыми разнообразными противниками, исповедовавшими как европейскую, так и восточную военные традиции. По существу, на начало XVII в. для Восточной Европы (и, возможно, не только для нее) эта военная машина являлась на наш взгляд, практически оптимальной. Конечно, она, как и всякий компромисс, не была лишена недостатков. Разработанная Баторием и его советниками система была все-таки по своей сути доведенной до логического завершения средневековой и в значительной степени исчерпала резервы дальнейшего развития. Она была "заточена" для ведения наступательной войны, войны в поле и в известной степени "малой", партизанской войны и в то же время недостаточно эффективна для других форм и методов ведения боевых действий.

Нельзя сказать, что в Речи Посполитой этого не понимали. Преимущества регулярной армии Нового времени, хорошо обученной, единообразно вооруженной и вымуштрованной, и вызванной к жизни широким распространением огнестрельного оружия линейной тактики в Польше и Литве осознавались. Потому вовсе не случайными были изменения в структуре вооруженных сил, которые можно наблюдать в 1-й четверти XVII в. после первого знакомства поляков и литовцев с голландской тактикой. Прекрасно понимая все значение огня, польско-литовские военачальники стремились усилить огневую мощь своей конницы, сохранив при этом ее подвижность и маневренность. Этим объясняется появление конных подразделений, вооруженных огнестрельным оружием, призванных обеспечивать действия обычных конных хоругвей, и рост их численности. К ним можно отнести конных аркебузиров и рейтар, а также появившихся в 1617 г. в Литве, а затем годом позже и в короне драгун.

Одним словом, в 1-й четверти XVII в. наметилась тенденция по дальнейшему совершенствованию польско-литовской военной машины в направлении дальнейшего роста значения и численности пехоты и усиления элементов регулярства и постоянства в коннице, превращения ее в настоящую кавалерию Нового времени. Конечным итогом должен был стать переход ко 2-й стадии военной революции в ее классическом виде с определенными корректировками согласно местной специфики.

Необходимость дальнейшего совершенствования польско-литовской военной машины стала еще более очевидна после того, как поляки в ходе очередной войны со Швецией в 1617-1629 гг. с удивлением обнаружили, что перед ними не те шведы, которых они без особых проблем громили всего каких 15-20 лет тому назад. Шведы, а точнее - король Густав II Адольф, сделали правильные вывод из опыта предыдущих войн с поляками. Не имея возможности создать кавалерию, превосходящую по качествам польскую (все-таки конница - аристократический род войск, и к тому же весьма дорогостоящий, а Швецию никак нельзя назвать страной богатой и аристократической), Густав Адольф, как уже было отмечено выше, сделал ставку на пехоту и артиллерию, на всемерное наращивание огневой мощи, на дисциплину и не прогадал. Катастроф, подобной кирхгольмской, больше не повторялось. Напротив, в серии боев под Гневом с 22 августа по 12 октября 1626 г. поляки в лучшем случае оттесняли шведов на исходные позиции, но те отходили в полном порядке, отражая бурные атаки польско-литовской конницы сосредоточенным огнем мушкетеров. В "правильном" же полевом сражении в мае 1627 г. под Тчевом (Диршау) польские гусары и казаки гетмана С. Конецпольского, атаковавшие в "старопольском" духе, так и не смогли опрокинуть шведскую пехоту, а шведская кавалерия, опираясь на поддержку собственной пехоты, на равных противостояла неприятельской. Правда, Густав Адольф не смог завершить войну блистательной победой из-за нехватки кавалерии, но и Конецпольский, вынужденный перейти к "малой, партизанской войне, "разменяться на мелочи", также не смог переломить неблагоприятный ход событий. Нерешительный исход войны соответствовал условиям компромиссного по своей сути Альтмаркского мир 1629 г.

В. Коссак. Схватка польских гусар и шведских рейтар

Начало Смоленской войны 1632-1634 гг. и необходимость оказать срочную помощь осажденному модернизированным при помощи присланных Густавом Адольфом советников русским войском Смоленску ускорили начало проведения давно назревших военных реформ. Новый король Владислав IV (1632-1648 гг.) рьяно взялся за создание полевой армии, реорганизованной с учетом опыта минувшей шведской войны. Первые попытки скорректировать структуру армии были сделаны еще в ходе самой войны. Так, если в 1626 г. польско-литовская армия в Пруссии имела на 2 тыс. польской пехоты 2,2 тыс. пехоты немецкой и 1 тыс. драгун, то на следующий год Конецпольский располагал уже 2600 польскими пехотинцами, 11609 пехотинцами немецкими и 1152 драгунами. Одновременно удвоено было и количество рейтар - до 2075 чел. Правда, все эти части были вербованы исключительно из иностранцев - немцев, англичан, шотландцев, в лучшем случае выходцев из Лифляндии, поляков и литовцев среди них не было. В том же 1626 г. корона располагала 3 региментами драгун, и все были вербованы из иностранцев - Джейкоба Бутлера, Винтера и В. Лесси. Суть реформы, предпринятой Владиславом, заключалась не столько в том, чтобы набрать наемников - этот путь был уже неоднократно опробован, а в том, чтобы "иноземные" войска набирались преимущественно из уроженцев Речи Посполитой. Т.о., армия Речи Посполитой состояла теперь из двух основных компонентов - войска "иноземного" или "немецкого строя", набираемого чем дальше, тем больше, из поляков и литовцев, но обмундированных, снаряженных и обученных по последней европейской моде (а она, как известно, в то время диктовалась шведами и голландцами). К этому войску относились регименты "немецкой" пехоты, драгуны и рейтары (в Литве - конные аркебузиры). К войску "национального строя" относились гусарские, казачьи, пятигорские и татарские хоругви и пешие гайдуки - польская пехота, снаряженная по-венгерски. И если в коннице "национальный" компонент продолжал преобладать, то в пехоте, наоборот, безусловное преимущество получил "немецкий".

Снаряженная и обученная по-новому армия Владислава IV, выступившая в 1633 г. на помощь осажденному Смоленску, насчитывала 11 6-ротных региментов (по 800-1200 порций в регименте) и 4 роты (по 100-200 порций) "немецкой" пехоты, 11700 чел.; 8 рот гайдуков, т.е. пехоты польской (в сумме 1150 порций); драгун 2 роты (по 100 и 200 порций) и 6 региментов (по 6 и 2 роты, 200-650 порций в каждом), всего 2450 порций; 9 рот рейтар (1700 коней, 25 % всей конницы), 3120 коней в гусарских хоругвях, 3480 в казацких и 780 в пятигорских - реально около 11500 пехоты, 2200 драгун и 8100 чел. конницы. К этим силам необходимо добавить еще и королевскую гвардию (регимент "немецкой" пехоты силой в 1200 порций, 2 роты гусар (260 коней), 2 хоругви казаков (240 коней), рота рейтар (120 коней) и регимент драгун (300 порций) - всего с учетом "слепых" почтов около 1900 чел.). Т.о., без учета запорожских козаков польско-литовская армия под Смоленском насчитывала 23700 чел. пехоты и конницы, а соотношение пехоты и конницы составило (если не брать в расчет драгун) 3 к 2 в пользу пехоты, с драгунами же соотношение в пользу пехоты будет еще выше - пехоты обычной и ездящей станет 63,5 %, т.е. в 1,5 раза больше, чем 12 годами ранее под Хотином! Если же сравнить численность новой армии с "кварцяным" войском накануне войны, то контраст будет еще более разительным. В августе 1631 г. постоянное коронное войско имело в гусарских хоругвях 520 коней, в казацких 850, 450 порций в драгунских подразделениях и 380 порций в пехотных ротах. Еще 600 порций составляли пехотные гарнизоны в Поморье. Т.о. коронное кварцяное войско состояло почти наполовину из конницы, а если откинуть драгун, то и того больше - на 58,2 %!

Ю. Коссак. На помощь Смоленску

Подводя общий итог проделанной Владиславом и его советниками работы, можно с уверенностью сказать, что опыт столкновений со шведами и московскими ратями в конце Смуты не прошел для поляков даром. Под Смоленском мы видим уже иную армию, отличающуюся от той, которая существовала еще несколькими годами ранее. Эта армия намного ближе к передовой на то время модели, протестантской, но в то же время в некоторых аспектах опережала ее. Это касается прежде всего конницы. Хотя Густав Адольф и сделал очень многое для того, чтобы поднять боеспособность шведской кавалерии, однако ничего подобного польским гусарам он не имел, и в целом его конница уступала польской. В принципе, то же можно сказать и о европейской кавалерии того времени. Польские гусары были не тяжелее имперских и шведских кирасир или рейтар, но их отличный конский состав, выучка товарищей и пахоликов, их готовность к единоборству, характерное наступательное вооружение и соответствующая ему ударная тактика ставили гусар на голову выше европейской тяжелой кавалерии того времени. И если европейская кавалерия того времени была сориентирована на действия от обороны, на короткие контратаки с последующим отходом под прикрытие собственной пехоты и артиллерии, польская конница играла на поле боя более серьезную роль. И хотя пехота в армии Владислава и потеснила ее, тем не менее, польско-литовские военачальники, трезво оценивая ситуацию, посчитали невозможным полностью перейти на протестантскую модель как не вполне адекватную специфическим восточноевропейским условиям.

Сообщение отредактировал Delabras: 28 мая 2009 - 21:46

[SHREDDER]

Капитально!)))

Польские гусары в 1604 г.

Первый вроде это поздний вариант... И вообще - есть мнение что гусары вообще крыльев не носили - это художественная выдумка. Максимум каждый 4-5 и вообще - одно. Я вот и думаю что делать.... с крыльями красиво и узнаваемо, но неисторично...

[Delabras]

И вообще - есть мнение что гусары вообще крыльев не носили - это художественная выдумка. Максимум каждый 4-5 и вообще - одно. Я вот и думаю что делать.... с крыльями красиво и узнаваемо, но неисторично...

насчет крыльев... их историчностью не занимался... хотя в принципе крылья имелись... ведь образцы доспехов того периода имеют их наличие...

Сообщение отредактировал Delabras: 26 мая 2009 - 12:47

• 0

 

• Наверх

[Delabras]

Османы не могли пройти мимо тех перемен, которые наметились в военном деле Европы, ибо от успешного ответа с их стороны на последние новинки военной технологии и тактики зависел успех их дальнейшей экспансии как в Европе, так и в Азии и Северной Африке. В особенности это касалось Центральной, Юго-Восточной и Восточной Европы. Как отмечали авторы коллективной монографии "Османская империя и страны Центральной, Восточной и Юго-Восточной Европы в XV - XVI вв.", этот регион являлся в это время ареной быстрого развития сразу нескольких крупных государств - Священной Римской империи, Венгрии, Польско-Литовского государства и Московского государства. И, хотя они находились в сложных отношениях и постоянно вступали в конфликты друг с другом, тем не менее, вероятность формирования сильной антиосманской коалиции была велика, равно как и двусторонних союзов с той же направленностью. В Стамбуле, неплохо осведомленном о положении дел при европейских дворах, не могли не учитывать этого обстоятельства, и потому османы не имели возможности замыкаться в "башне из слоновой кости", перейти от политики экспансии к политике "splendid isolation" ("блестящей изоляции"). Отказ от активной внешней политики и войны как одной из ее форм (о К. Клаузевице и его определении войны мы уже говорили выше) означал утрату контроля за развитием событий и, как следствие, ослабление позиций в этом стратегически важном экономически и политически регионе. Допустить этого султаны не могли. Поэтому они вовсе не собирались останавливаться на достигнутом и рассчитывали продолжить дальнейшее совершенствование своей военной машины. Таким образом, втягивание османов в круговорот военной революции становилось неизбежным, и потому, по нашему мнению, не прав был Н. Дэвис, который писал, что "...революция в военном деле стала еще одной областью, где не в меру самонадеянные историки смело распространяют на весь континент результаты своих локальных, имеющих значение лишь для отдельных частей Западной Европы, исследований".

Нажмите, чтобы прочитать

Османы довольно рано подключились к процессам, связанным с 1-м, подготовительным этапом военной революции. Об усложнении структуры турецкого войска и устройства османской военной машины уже было сказано выше. 2-м, не менее характерным и четко прослеживающимся на примере развития османского войска, был быстрый рост его численности. Конечно, данные османских источников о численности выставляемых воинских контингентов достаточно приблизительны, но для сер. XV - сер. XVI вв., когда государственная машина Турции еще не была поражена множеством пороков, они могут быть признаны более или менее соответствующими действительности. Тем не менее, при всей неточности, эти сведения четко фиксируют тенденцию к росту количества конных и пеших воинов, которые могла мобилизовать в случае необходимости держава султанов.

Судя по данным византийских источников, в 1-й трети XIV в. бей Осман и его наследник Орхан не могли выставить в поле более 10 тыс. ратников. Однако затем, по мере расширения пределов турецкого государства, начала работы тимарной системы и появления яя ве мюселлем и янычар, численность османского войска возрастает в несколько раз. При Мураде I турки могли выставить в поле в случае мобилизации всех сил до 50 тыс. или даже более бойцов - по 1 тысяче яя, мюселлемов и янычар, 20 тыс. азапов, 20-30 тыс. акынджи и несколько тыс. сипахов с их свитой. Спустя менее чем 100 лет Мехмед II Фатих обладал войском численностью по меньшей мере до 100 тыс. воинов - 22 тыс. сипахи, выступавших в поход под началом румелийского бейлербея, еще 17 тыс. сипахи выставлял бейлербей Анадолу, к ним добавлялись 40 тыс. конных и пеших ополченцев и 9-тыс. корпус капыкулу. Во всяком случае, численность османского войска, осадившего Константинополь, достигала, по оценкам современных историков, примерно 100 тыс. воинов.







Османский тимариот XVI в.

На этом рост османского войска не прекратился, и при Сулеймане Кануни перевалил за 150 тыс. воинов. Одних только тимариотов и их свиты в начале его правления насчитывалось, по приблизительным оценкам, не менее 90 тыс. Тенденция к дальнейшему увеличению воинов (хотя бы и на бумаге) сохранилась и впоследствии. Так, в середине XVII в., согласно данным, приведенным в трактате Али Чауша из Софии, только румелийский эйялет по спискам имел 35 тыс. сипахов и их слуг, 12 тыс. акынджи, очередников мюселлемов 4245 воинов и эшкинджи 7320 - итого около 58,5 тыс. бойцов. Турецкий писатель сер. XVII в. Кочибей Гомюрджинский, сообщая, что под началом румелийского губернатора-вали находятся, не считая сверхштатных, 12 тыс. сипахов и 18 тыс. выставляемых ими джебелю, имел все основания заявлять, что "…для того, чтобы дать отпор немецкому королю, волею Всевышнего, достаточно было одного только румелийского войска...". И в целом он был прав, так как созданная первыми султанами-потомками Османа система мобилизации людских ресурсов позволяла выставлять в поле действительно большие, если не огромные, по тем временам армии. Рост численности османской армии в первые два с половиной столетия существования турецкого государства наглядно демонстрирует следующий график:






Османский сипахи XVI в." Гравюра Мельхиора Лорха, 1576 г.



График 1. Изменение численности османского войска в XIV - сер. XVI вв.

На фоне увеличения числа тимариотской милиции и провинциального ополчения особенно заметным был стремительный рост численность корпуса капыкулу и его основы - янычарской пехоты. Сам корпус капыкулу, как уже было отмечено выше, включал в себя не только конные и пешие части, артиллерийскую прислугу и вспомогательные подразделения, но со временем также и многочисленных некомбатантов, обслуживавших как двор самого султана, так и боевые подразделения. Рост численности капыкулу показан на следующем графике:



График 2. Численный состав корпуса капыкулу (включая как комбатантов, так и некомбатантов) в сер. XV - конце XVII вв.




Из приведенного графика видно, что вплоть до конце 1-й трети XVI в. численность капыкулу увеличилась незначительно, однако в последующие 30 лет процесс роста начал ускоряться и пика своей численности корпус капыкулу достиг в 60-х гг. XVII в. На общем фоне увеличения состава капыкулу особенно заметно было увеличение его главной ударной силы - янычар. Выше уже говорилось о том, что первоначально число янычар составило всего лишь 1 тыс. чел. При этом, руководствуясь идеей "лучше меньше, да лучше", османские султаны поначалу не торопились наращивать численность капыкулу, предпочитая иметь в своем распоряжении действительно отборные, отменно обученные и вооруженные дисциплинированные войска. Во всяком случае, к концу XIV в. их число выросло до 2 тыс., а Константин Михайлович в своих "Записках янычара" сообщает, что при Мехмеде II в состав капыкулу входили около 3,5 тыс. янычар, 2,4 тыс. конных воинов и 60 оружейников джебеджи, итого примерно 6 тыс. воинов, не считая разного рода обслуги. Однако с середины XV в. процесс роста численности янычарского корпуса начинает ускоряться численности капыкулу, и в особенности янычарской пехоты. В 1475 г. их насчитывалось уже 6 тыс. чел. По прошествии 30 с небольшим лет, в 1514 г., на жаловании состояло 10156 янычар, в 1567 г. - 12798, а в 1609 г. - уже 37627. И на этом процесс не остановился. В частности, численность янычарской пехоты к 1680 г. составила 54222 чел. Изменение состава янычарского корпуса показано на следующем графике:

Янычар XVI в. Янычар XVII в.

График 3. Изменение численности янычарской пехоты в XIV - XVII вв.

К этому необходимо добавить также и столь же быстрое увеличение численности личного состава артиллерийского корпуса в составе султанской гвардии, включавшего в себя артиллеристов-топчу, фурлейтов-топ арабаджи и оружейников-джебеджи. С 1171 чел. в 1514 г. он увеличился к 1567 г. до 2671 чел., а в 1609 г. составил 7966 чел. Спустя 60 лет в нем насчитывалось уже 8014 чел., а к концу века выросло не много ни мало до 15307 чел.

Изменения, хотя и не столь значительные, коснулись и численного состава конницы капыкулу. Если в сер. XV в. ее имелось, как было отмечено выше, примерно 2,4 тыс. чел., в 1475 г. - примерно 3 тыс., к началу правления Сулеймана I - уже 5088, в 1571 г. - 6964 всадников, а в середине XVII в. 6 бёлюков конницы капыкулу (силяхтары, сипахи, улюфеджиян-и йемиш, улюфеджиян-и йесар, гариба-и йемиш и гариба-и йесар) насчитывали в своем составе согласно реестрам 7203 всадника.

Таким образом, приведенные цифры свидетельствуют об устойчивом росте численности корпуса капыкулу, который принимает особенно впечатляющие масштабы со времен правления Сулеймана I. Этот рост будет продолжаться вплоть до самого конца XVII в., хотя к этому времени стал очевидным прогрессирующий упадок боеспособности как корпуса капыкулу в целом, так и янычар в частности. Однако необходимость в такого рода войсках оставалась настолько высока, что только неудачная война со Священной лигой в 1683-1699 гг. и, как следствие поражения в войне, возникший громадный бюджетный дефицит и невозможность далее держать столь многочисленное постоянное войско вынудили султанский двор пойти на резкое сокращение состава капыкулу. В 1701 г. великий визирь Амджазаде Хюсейн-паша сократил число янычар до 34 тыс., топчу до 1,25 тыс., а джебеджи - до 0,4 тыс. чел, очевидно, главным образом за счет исключения из реестров "мертвых душ".

Однако не только численный рост османского войска был характерен для этого, 1-го, этапа военной революции. Главным нововведением в османскую военную практику в XV - начале XVI вв. стало, безусловно, огнестрельное оружие - пушки и мушкеты. Обладание широким арсеналом огнестрельного оружия, от тяжелых осадных пушек до ручного ружья, давало османам неоспоримые преимущества над их противниками. Султанский двор это быстро осознал и приложил максимум усилий для того, чтобы наладить производство огнестрельного оружия и его применение на полях сражений и во время осад многочисленных крепостей и городов на Балканах, в Венгрии, Малой Азии и в Средиземноморье.

На Балканах залпы артиллерийских орудий впервые прозвучали в 1346 г., когда венецианцы использовали 8 бомбард во время осады Зары. Рагуза обзавелась собственной артиллерией в 1351 г., а в начале 60-х гг. приступила к производству собственных пушек. Вслед за рагузянами артиллерией поспешили обзавестись и сербы, которые в 80-х гг. начали импортировать пушки из Венеции и впервые применили их против турок в 1389 г. в битве на Косовом поле. В 90-х гг. они начали их выпуск, и тогда же артиллерией, закупленной у генуэзцев, обзавелись византийцы. Естественно, что турки, постоянно воевавшие с балканскими государствами, не могли пройти мимо этих новшеств и постарались заполучить их в свое распоряжение. Вероятно, что первые артиллерийские орудия появились на вооружении османов еще в 80-х гг. XIV в., однако процесс освоения огнестрельного оружия растянулся на без малого полстолетия. Первые случаи использования пушек османы относятся к 1394 и 1402 гг. В 1422 г. османы применили пушки во время первой попытки взять Константинополь, правда без особого успеха. Однако спустя 8 лет, в 1430 г. османская осадная артиллерия в немалой степени способствовала падению второго после Константинополя по значению византийского города - Фессалоник. В ходе войн с венграми в 40-х гг. XV в. и отражения очередного крестового похода со стороны христиан в 1444 г. османская артиллерия была впервые использована не только для осады городов, но и в полевых сражениях и для обстрела таких движущихся целей, как христианские корабли.


К этому же времени относится и близкое знакомство османов с ручным огнестрельным оружием. По сообщению Г. Агостона, османские хроники сообщают об использовании ручниц-тюфенков против христиан в 1421, 1430 и 1442-1444 гг., а в 50-х гг. XV в. тюфенки числятся в реестрах вооружения османских крепостей на Балканах. Очевидно, что и в этом случае турки переняли ручное огнестрельное оружие посредством контактов и под влиянием европейцев. В частности, 17 октября 1448 г. во время 2-й битвы на Косовом поле венгерский полководец Янош Хуньяди успешно применил против турецких янычар-лучников своих наемных немецких и чешских пехотинцев, вооруженных ручницами. Пехота с обеих сторон, укрывшись за заранее возведенными частоколами, вступила в перестрелку друг с другом. И хотя победу в сражении одержали османы, тем не менее, султан Мурад II был впечатлен эффективностью действий неприятельской пехоты и приказал начать перевооружение янычар ручницами. Таким образом, независимо от того, появились ли первые ручницы на вооружении османов в 20-х г. XV в. или несколько позднее - к началу осады Константинополя турки уже имели в своем распоряжении все последние европейские военные новинки - и артиллерию, и ручное огнестрельное оружие. В 70-х гг. XV в. огнестрельное оружие уже широко использовалось османами входе кампаний на Балканах против христиан.

Османская осадная артиллерия, в изготовлении которой активное участие принял венгерский ренегат Урбан, сыграла значительную роль во время осады Константинополя турками в 1453 г. Мехмед II сделал ставку на крупнокалиберные бомбарды. Византийские авторы, описывавшие последнюю осаду Царьграда, сообщали немало подробностей об османской осадной артиллерии. Так, Лаоник Халкокондил писал, что Мехмед II, готовясь к войне с императором Константином XI, "...снаряжал корабли и триеры, он лил пушки, самые крупные из всех, где бы то ни было известных нам в то время. Решив, что уже наступило время отправляться в поход, царь послал вперед с европейским войском стратига Европы Сарадзу, приказав везти и большую пушку. Говорят, она была так тяжела, что ее волокли 70 пар быков и до 2 тыс. человек.
Византийские авторы сохранили немало сведений и о технике осады и артиллерийской канонады. Тот же Лаоник Халкокондил писал, что "...царь немедленно с разных сторон пододвинул к городу много осадных орудий, установил две пушки и начал бить по городской стене. Одну пушку он поставил против дворца эллинских царей, другую - против так называемых ворот Романа, за которыми стоял сам эллинский царь. И во многих других местах турецкого лагеря были установлены пушки, из которых стреляли по эллинам. Но те две были самые большие и метали камни весом в 2 таланта с лишним". При этом "...из пушек стреляли следующим образом. Сначала стреляли из пушек меньших размеров, стоявших по сторонам большой. Пускали камни весом по полталанта. Эти два камня разрушали стену. Вслед за ними метали большой камень весом в 3 таланта. Он обрушивал значительную часть стены. Этот необыкновенного веса камень, пущенный со сверхчеловеческой силой, наносил невероятный вред. Говорят, при полете этого камня стоял непереносимый гул и земля сотрясалась на 400 стадий вокруг. Пушки обрушивали наружную стену и ее башни. При этом они наносили повреждения и внутренней стене. Днем пушкарь (Урбан - ]]>thor]]>) метал семь камней, ночью - один, днем получал указание, куда ему нужно стрелять ночью.".

В ходе осады османы активно использовали не только артиллерию, но и ручное огнестрельное оружие - те же самые тюфенки. Халкокондил сообщал, что сразу после того, как Константинополь был плотно обложен османскими войсками, "...янычары и остальное бывшее в лагере войско принесли из лагеря к городским стенам и засыпанному рву обтянутые белым и красным войлоком осадные щиты. Сделав насыпь у наружной стороны рва и проделав в ней отверстия, они стреляли в эллинов из пушек, пускали стрелы...". Очевидно, что под пушками в этом случае надо понимать или малокалиберные орудия типа фальконетов или крепостные ружья-гаковницы. Именно из тюфенка был смертельно ранен Джованни Джустиниани Лонго, генуэзский кондотьер, протостратор (командующий) гарнизоном Константинополя.

И хотя можно согласиться с мнением Д. Уварова, что Константинополь был взят все-таки в результаты решительного штурма, тем не менее, именно артиллерия сделала возможным его успех. Об этом свидетельствует, к примеру, тот же Халкокондил. Рассказывая о выступлении султана перед его янычарам накануне решающего штурма, он писал, что Мехмед, приказав янычарам готовиться к последнему бою, заявил: "Я вас спрашивал и вы отвечали, что взять этот город возможно. Надо только, чтоб я разрушил вам его стены. Водя вас вокруг города, я спрашивал, достаточны ли уже разрушения. И насколько вам было нужно, настолько я стены разрушил...".

Одним словом, уже в середине XV в. османская артиллерия и пехота, оснащенная ручным огнестрельным оружием, представляли собой серьезную силу, которую никак нельзя было игнорировать. Турецкие военачальники, добившись с ее помощью первых серьезных успехов, и в дальнейшем продолжали придавать ей большое значение. Ни одна кампания, предпринятая турками во 2-й половине XV - 1-й половине XVI в., не обходилась без широкого использования как артиллерии, так и пехотинцев, вооруженных тюфенками. Обладание огнестрельным оружием давало османам важные преимущества над теми из их противников, кто отставал от них в этом деле. Так было, к примеру, в 1473 г., когда был наголову разбит давний соперник османов султан расположенного на востоке Малой Азии государства Ак-Коюнлу Усун-Хасан. Его легкая иррегулярная конница оказалась бессильна против султанской артиллерии и янычар, вооруженных огнестрельным оружием, луками и арбалетами. Эта же картина повторилась спустя 40 лет, когда 25 августа 1514 г. на Чалдыранской равнине в окрестностях озера Ван армия персидского шаха Исмаила была наголову разгромлена армией султана Селима I. Блестящая шахская конница не смогла сокрушить турецких сипахов, поддержанных огнем мушкетеров и артиллеристов. Еще спустя два года, 24 августа 1516 г., под Алеппо встретились два войска - османская и мамлюкская. И снова атаки великолепной мамлюкской конницы разбились об огонь османской артиллерии и пехоты, укрывшейся за вагенбургом, после чего остатки мамлюков были добиты сипахами и акынджи.


При этом турки внимательно следили за военно-техническими новинками у соседей и быстро перенимали их. Так, в сентябре 1543 г., когда осажденный турками гарнизон крепости Штульвейссенбург (Секешфехервар) капитулировал, турецкий командующий предоставил ему право свободного выхода вместе со всем его имуществом. Однако, сдержав свое слово, турки тем не менее отняли у имперцев их колесцовые пистолеты, вызвавшие у османских воинов большое любопытство. Достаточно рано османы начали применять кремневые замки, которые, правда, долго не могли вытеснить фитильные из-за своей недостаточной надежности и чувствительности к загрязнению и пыли.

Специально для централизованного обеспечения армии крупными партиями более или менее однообразного ручного огнестрельного оружия, артиллерии и амуниции в Стамбуле были построены две крупных мастерских, Топхане и Джебхане, работавших на султанские арсеналы. Ничего подобного в Европе в это время мы не встретим. Точно также значительно раньше, чем европейцы, турки обзавелись корпусом пушкарей-профессионалов - названных выше топчу, а также отрядами профессиональных фурлейтов - топ-арабаджи. Мобильная полевая артиллерия была с успехом использована турками за 20 лет до того, как французский король Карл VIII отправился в свой знаменитый Итальянский поход в 1494 г. Кроме того, заслуживает внимания тот факт, что в османской артиллерии гораздо раньше, чем в Европе, получили широкое распространение медные и бронзовые артиллерийские орудия. Обладая многочисленными месторождениями медных руд, османы не испытывали такого голода на цветные металлы и могли позволить себе роскошь отливать пушки из цветных металлов, более надежных, нежели чугунные европейские, в больших количествах.

Характеризуя процесс освоения турками огнестрельного оружия, нельзя не обратить внимания на тот факт, что турецкие султаны и их военачальники не только по достоинству оценили его преимущества, но и постарались перевооружить им свою пехоту, и прежде всего янычар. Последние изначально были по преимуществу пехотинцами, вооруженными метательным оружием - луками и арбалетами. Т.о., турки никогда не использовали в таких масштабах тяжелую пехоту, оснащенную главным образом древковым оружием (по типу швейцарцев или ландскнехтов), что являлось характерной чертой ренессансной военной школы. И хотя лук использовался янычарами еще в ходе кампании 1663-1664 гг. против габсбургских войск, однако в качестве основного их оружия он был практически полностью вытеснен турецким аналогом европейского фитильного мушкета еще в 1-й половине XVI в. И это при том, что фитильная аркебуза уступала луку и в скорострельности, и в дальности прицельного выстрела, и в определенной степени в бронебойности. Даже в самой Европе на протяжении всего XVI в. то и дело раздавались голоса в защиту лука и арбалета. Однако османы сразу и бесповоротно сделали выбор в пользу аркебузы, хотя лук и сохранялся еще достаточно долго в качестве своего рода парадного оружия.

Окончательную победу аркебузы-тюфенка над луком и древковым холодным оружием демонстрируют следующие цифры. В ходе египетского похода Селима I в 1523 г. из 12 тыс. янычар лишь 3-4 тыс. были вооружены древковым оружием. В кампании 1526 г. в битве при Мохаче построенные в 9 шеренг янычары непрерывным огнем из тюфенков расстроили атаки венгерской конницы, после чего венгры были опрокинуты османской конницей. Более того, в ходе кампании 1532 г. из 10 тыс. янычар уже 9 тыс. были вооружены тюфенками, и только 1 тыс. - древковым оружием. Весьма примечательное соотношение - в Европе в то время оно было практически обратным.

Но и это еще не все. Признавая значение огнестрельного оружия, османские власти уже в первые десятилетия XVI в. перед началом очередной военной кампании стали призывать под знамена конных и пеших добровольцев, вооруженных огнестрельным оружием - тюфенгчи. Позднее их называли секбанами, сарыджа, левенды, причем их численность на протяжении всего XVI в. непрерывно росла. Этому способствовало и снижение цен на ручное огнестрельное оружие - фитильный мушкет турецкого производства стоил в конце XVI в. от 300 до 600 акче - вдвое-втрое меньше, чем хороший конь. Отряды наемников-левендов, вооруженных огнестрельным оружием, к концу XVI в., как отмечал современный турецкий историк Х. Иналджик, не просто стали "…одним из наиболее эффективных родов войск османской армии", но смогли существенно потеснить традиционные воинские формирования, даже тимариотскую милицию.

Характерно, что и сам порядок набора секбанов имел немало сходства с описанными выше приемами набора солдат как в Западной Европе, так и в Речи Посполитой. Перед началом кампании султан рассылал местным властям соответствующий указ, в котором определялся порядок набора отрядов добровольцев - секбан булюклери, их вооружение и срок службы. В указе определялся также размер подъемных (бакшиш), который получал каждый завербовавшийся, и размер оплаты, которая выдавалась вперед на весь срок службы. Губернатор, получив такой указ, выбирал опытных капитанов - булюк-баши, которые должны были набирать и командовать отдельными отрядами конных или пеших секбанов (организованные по десятичному принципу, они, как правило, имели по 50 или 100 воинов). Над булюк-баши ставился их начальник - баш булюк-баши, командовавший всеми отрядами секбанов в санджаке или бейлербейлике. Как отмечал Х. Инальчик, баш булюк-баши и булюк баши были настоящими мастерами своего дела, которых вполне можно сравнить с европейскими кондотьерами, а секбаны пользовались славой великолепных стрелков-снайперов.

Естественно, что широкое распространение и освоение нового оружия потребовало от османов и совершенствования традиционной тактики. Это было тем более необходимо, если учесть, что османская пехота, не имевшая, как правило, доспехов и вооруженная, как было отмечено выше, преимущественно метательным оружием, была уязвима от огня неприятельских стрелков, так и от атак вражеской конницы. Поэтому, сохранив основу своей привычной и испытанной тактики, прагматичные турецкие военачальники усовершенствовали ее с учетом тех технических новинок, которые появлялись у соседей. Это относится и к практике быстрого возведения деревоземляных укреплений на поле боя, и к использованию деревянных ростовых щитов-чапаров и ко многому другому. Ярким примером такого отношения служит история с освоением османами тактики применения вагенбурга.

Османы, как и положено тюркам-кочевникам, с самого начала использовали лагерь-табор в форме поставленных в круг обычных повозок для обороны. Однако, столкнувшись во время отражения крестового похода 1443-1444 гг. с массированным (около 600) применением оснащенных малокалиберной артиллерией боевых повозок, которые использовали чешские наемники в армии Яноша Хуньяди, турки сразу оценили те перспективы, которые давало им овладение такого рода новшеством. Ведь, как было отмечено выше, без надежной защиты янычары и секбаны-тюфенгчи, вооруженные медленно заряжавшимися и недостаточно меткими фитильными ружьями, не могли бы выстоять на поле боя. Между тем для того, чтобы возвести дерево-земляные укрепления, требовалось время, и немалое, а его порой могло и не оказаться. Вагенбург по-чешски представлял отличную находку для разрешения такого рода проблем, тем более что османы получили возможность убедиться в его эффективности. Современники писали, что христианский вагенбург во время сражения под Варной 10 ноября 1444 г. в немалой степени способствовал тому, что исход сражения долго колебался то на одну, то на другую сторону. Конница крестоносцев, опираясь на огонь, который вела пехота и малокалиберная артиллерия, установленная на повозках, отражала все атаки османов. И лишь когда в результате притворного отступления взаимодействие пехоты, укрывшейся за вагенбургом, и конницы крестоносцев было нарушено, османы смогли нанести поражение христианам.

Получив в свое распоряжение после разгрома крестоносцев как сам христианский вагенбург, так и исчерпывающие сведения о его применении, османы быстро переняли это новшество и с успехом применяли их как против европейцев, так и против своих восточных противников - например, против армий Сефевидов. У последних боевой порядок с использованием вооруженных малокалиберной артиллерией повозок даже получил оригинальное наименование - "Дестур-и Руми".

Таким образом, в середине XVI в. классический османский боевой порядок представлял собой причудливую смесь традиций и новаций. Как и прежде, в соответствии со старинной кочевнической традицией большое войско делилось на 5 "корпусов" (как писал Хюсейн Хезарфенн, "…армию от 4000 до 12000 называют харар, а еще ее называют хамис. Хамис говорят потому, что она имеет пять основных частей: центр /сердце/ - это место, где находится падишах; меймэне - так называют правое крыло /армии/, мейсэре - так называют левое крыло /армии/, талиая /авангард/, являющийся караулом; а затем дондар /арьергард/…"). На поле боя войско также выстраивалось в соответствии со сложившейся традицией - Кочибей Гюмюрджинский в своем трактате напоминал падишаху, что "… с правой стороны вашей ходят отряды слуг ваших сипахиев под красным знаменем, а слева от вас идут отряды силяхдаров под серым знаменем. Впереди шествуют слуги ваши - янычарская пехота в 20000 ружей. С одного крыла идет румелийский бейлербей с 30000 румелийского войска и их знаменами, анатолийский бейлербей с 15 000 анатолийских войск, а с другого крыла сивасский бейлербей, караманский бейлербей, диарбекирский бейлербей, эрзурумский бейлербей, халебский бейлербей, сирийский бейлербей вместе с санджак-беями, которые сами в счет не идут. Мой могущественный повелитель находится в центре, а позади него ич-огланы, знаменосцы и музыканты…". По средневековой традиции сражение начинали застрельщики и поединщики.


Однако нетрудно заметить, что центр османского войска, его "сердце", теперь составляет пехота, и, прежде всего, янычары. Укрывшись за быстро возведенными деревоземляными укреплениями - валами, рвами, траншеями, дополнительно укрепленных палисадами или щитами-чапарами или же действуя под прикрытием вагенбурга, пехота и полевая артиллерия выполняли роль станового хребта боевого порядка турецкой войска. Они поддерживали атаку конницы и одновременно прикрывали ее отступление, давали ей возможность привести себя в порядок и повторить атаку в соответствии с упоминавшимся выше традиционным тактическим приемом ал-карр ва-л-фарр. И хотя конница по-прежнему оставалась главной ударной силой турецкого войска, значение и роль пехоты и артиллерии резко возросли. Без их участия не предпринимался практически ни одни более или менее значимый поход.

Усовершенствованию подверглись и приемы фортификации и ведения осад. И хотя османы так и не переняли полностью упоминавшуюся выше trace italienne, тем не менее, они очень рано перешли к постройке крепостей с начертанием в форме звезды, с низкими башнями и стенами увеличенной толщины для того, чтобы на них можно было устанавливать артиллерию и более успешно противостоять огню неприятельской осадной артиллерии. Примером таких крепостей могут служить возведенная в 1458 г. в самом Стамбуле крепость Едикуле, построенная в 1451-1452 гг. крепость Румели-Хиссар, перекрывавшая Босфор, неоднократно перестраивавшаяся крепость Ак-Керман (на Днестре) и ряд других. Более заметным был прогресс в области искусства ведения осад. Достаточно привести для сравнения несколько описаний техники ведения осад, относящиеся к разным временам.

В середине XV и несколько позднее османы предпочитали брать неприятельские города и крепости штурмом, предварительно, правда, подготовив его артиллерийским обстрелом. "Турецкий султан с большими потерями берет города и замки, - писал Константин Михайлович, - только чтобы долго там не стоять с войском… Он должен был бы в достаточном количестве приготовить припасы, прежде чем осаждать или брать город. Орудия они тоже не всегда возят с собой, особенно большие разрушительные, из-за их тяжести и трудности перевозки или потому, что они загружают верблюдов грузом и имуществом; а когда они подойдут к какому-либо городу, который хотят взять, там они и отливают большие пушки, а порох они имеют в достаточном количестве], и прежде всего разрушают из пушек стены города или замка, пока они (султану) не сдадутся. А когда они видят, что пришло время штурма, … ночью же они бесшумно подходят к городу со всех сторон, приступают ко рвам, подготовившись, неся перед собой плетенные из прутьев щиты и большие лестницы, предназначенные для того, чтобы по ним могли влезть с обоих сторон, снизу и сверху. Янычары же бросаются к тому месту, где сломана стена, и, приступив к разрушенному месту, молча ожидают момента, пока не начнется день. И тогда же прежде всего пушкари начинают стрелять из всех пушек. После стрельбы из пушек янычары очень быстро взбираются на стену,… опережая друг друга, и в то же время из луков и мушкетов происходит очень частая стрельба, так что стрельба еще дополняет сильный шум, происходящий от боя барабанов и от крика людей. Битва длится час, самое большее - два. Если же христиане пересиливают поганых, тогда они понемногу слабеют и изнемогают. И, таким образом, этот штурм длится до полудня, а далее продолжаться не может, ибо запасы патронов кончились, а некоторые люди бывают убиты, некоторые ранены, и все выбиваются из сил…".

Как видно из приведенного выше отрывка, организация осады еще достаточно примитивна. Артиллерия хотя и считается необходимым элементом осадной техники, тем не менее она всего лишь вспомогательное средство - ее задача разрушить стены и башни, создать бреши в оборонительном периметре с тем, чтобы облегчить штурмующим последующую атаку вражеских укреплений. С другой стороны, османам не откажешь в здравом смысле. Осада, в особенности если она затягивается, для осаждающих может оказаться порой не менее, если не более тяжелой, чем для самих осажденных, и Константин Михайлович прямо указывает, что турецкие военачальники стремились сломить сопротивление неприятеля по возможности быстрее с расчетом сделать это раньше, чем наступят проблемы с обеспечением войск продовольствием и фуражом и в лагере осаждающих не начнутся болезни.

Однако штурм всегда сопровождался большими потерями со стороны осаждающих. Описания осады и штурма Константинополя это наглядно демонстрируют. В принципе, успех, достигнутый османами при осаде Константинополя, был вполне ожидаем - константинопольская фортификация к середине XV века безнадежно устарела и уже не могла противостоять более или менее современной артиллерии, тем более что и сам по себе гарнизон города оказался мал, равно как и степень его вооруженности огнестрельным оружием. Однако в конце XV в. в Италии появляется, как было отмечено ранее, новая система фортификации, trace italienne. Она затем быстро распространяется по Европе, в том числе и в Юго-Восточной, т.е. на том направлении, где предстояло действовать туркам. Против новой фортификации прежние приемы ведения осадной войны были недостаточно эффективны и слишком затратны во всех отношениях. Нужен был новый подход к решению проблемы.

Естественно, что османы искали пути решения этой проблемы, и нашли его. С одной стороны, они усиливают свою огневую мощь, наращивая число и эффективность своей осадной артиллерии. С другой стороны, они совершенствуют саму технику ведения осады. Это было неизбежно, если учесть, что на европейском ТВД в XVI в. они вели, как было отмечено выше, войну, которая сводилась к опустошению неприятельской территории и осаде многочисленных христианских крепостей. Обобщая опыт ведения осад во времена расцвета османской военной мощи, при Селиме I и Сулеймане I, Хюсейн Хезарфенн рекомендовал султану следующий порядок ведения осады.

Предварительно, указывал османский писатель, османским войскам необходимо было "... если возможно, надо окружить ее (т.е. крепость) со всех сторон. Из крепости не выпускать ни одного человека и снаружи никого не впускать. Захватить воду, которая проходит в крепость, и перерезать ее так, чтобы оставить население крепости без воды…". При этом он рекомендовал не ограничиваться только лишь силовым воздействием, но также использовать и психологическое давление на осажденных: "…Если нужно направить посла /в крепость/, то направляют какого-нибудь /человека/ проницательного, умного, сведущего и знающего толк в деле, который и исполнит порученную миссию, как надо, и часть времени, /проведенного/ в крепости, употребит на внимательное наблюдение и разведку. Возвратясь, он сообщит более точные сведения, что облегчит достижение победы. Если прибудет посол из крепости и в связи с этим увидит войско /осаждающих/, то беспримерная стойкость и сила /войска/ должны вселить в сердце его /посла/ такой ужас, что, вернувшись в крепость, он передал бы его находящимся в крепости, и те при продолжении осады были бы растеряны и допускали оплошности…".

Следующий этап в осаде - подготовка к штурму крепости, которая заключалась в подготовке и установке артиллерийских батарей и рытье апрошей, позволяющих сблизиться с неприятелем на расстояние броска и тем минимизировать потери от неприятельского огня во время штурма: "Подойдя к крепости, исламские войска вначале останавливаются, дожидаясь, пока прибудут пушки. В течение нескольких дней авангард тимариотов и заимов располагается /на позициях/ и немедленно приступает к сооружению легких плетней - укреплений. Эти плетни делают открытыми с двух сторон наподобие большой винной бочки. Янычарам из порохового склада раздают порох, бомбы, запалы, а также дают лопаты и заступы. Бейлербеи также подготавливают свои войска. Под покровом ночи они устремляются прямо к крепости. Под прикрытием плетней выдвигают вперед пушки и с поспешностью начинают делать дороги и рыть окопы до тех пор, пока не сделают себе убежище. Каждую ночь бывает вырыто какое-то количество земли. За это время теряют убитыми несколько человек. На следующую ночь снова продвигаются вперед, и так продолжается до рва /крепости/…".

И лишь тогда, когда под прикрытием огня артиллерии осаждающие доведут траншеи до самого крепостного рва, когда артиллерия противника будет приведена в молчание, а оборонительные укрепления будут разрушены или серьезно повреждены, только тогда османские войска шли на штурм. Таким образом, мы можем видеть классический пример постепенной атаки крепости, сочетающей вполне традиционное ее полное обложение и блокаду, дополненную интенсивными земляными работами. Примером тому может служить двойная осада Чигирина в 1677-1678 гг., ход которой неплохо отражен в русских источниках. Рассказывая о первой осаде Чигирина, полковник П. Гордон писал, к примеру, что 3 августа 1677 г. турки подошли к городу, обложили его и приступили к осаде, начав постепенную атаку на крепость: "…Сразу же, несмотря на стрельбу из замка, стали копать траншеи и апроши". На следующий день они уже начали бомбардировку крепости "с двух батарей, воздвигнутых ночью и огражденных габионами. На каждой батарее поставили две пушки, стрелявшие ядрами фунтов по 20, коими они пробили бруствер стены…". Очевидно, речь идет о т.н. брешь-батареях, которые должны были пробить брешь в куртине и открыть путь для штурмовых отрядов.


Продолжая описывать действия турок, Гордон продолжал: "5 и 6 августа турки с великим трудом и усердием продолжили свои извилистые траншеи и апроши, подступая все ближе, и возвели на 100 шагов ближе еще одну батарею (а изначально турки заложили первую параллель в 260 саженях - т.е. примерно в 500 шагах от крепостного рва)... Подведя апроши поближе к замку, они прикрыли оные и, установив на двух ближайших батареях 6 орудий, открыли яростный огонь ядрами по 36 ф[унто]в и гранатами по 80 (пудовыми)... Благодаря искусству своих канониров (вот они, последствия создания корпуса профессиональных артиллеристов-топчу) и неумелости русских как в стрельбе, так и в прикрытии [пушек], за несколько дней [неприятель] сбил с лафетов и вывел из строя 17 из лучших [русских] орудий…".

Прошло еще несколько дней, и турки, по словам Гордона, "...возведя несколько батарей напротив города и еще одну ближе к замку, непрерывно гремели и по замку и по городу тяжелыми снарядами и гранатами, отчего замковый бруствер был изрядно пронизан, так что кое-где оставались только часовые… 18-го… турки… подвели к замковому рву свои извилистые апроши и траншеи, кои проложили по всему гребню холма и на обоих склонах на ширине около 400 шагов; в пределах 150 шагов от замка оные были полностью прикрыты, причем столь густо, что почти все казались под одной кровлей (очевидно, что турки готовили исходный плацдарм для решающего штурма - густая сеть перекрытых траншей не только защищала штурмовые отряды от неприятельского огня, но и в известной степени обеспечивала скрытное развертывание войск перед штурмом)...". Параллельно с интенсивными земляными работами по подготовке плацдарма для штурма, турки продолжали интенсивно бомбардировать как сам город, так и его оборонительные сооружения - "…постоянный огонь турецких орудий по брустверу и фланкам болверков сильно разрушил оные, особенно каменный фланк со стороны города...".

Для производства земляных работ в таком объеме османская армия имела, как правило, большое число землекопов и рабочих (отчего размеры турецкого войска всегда казались больше, чем на самом деле). П. Гордон, говоря о второй осаде Чигирина, отмечал, что войско везиря Кара Мустафы-паши насчитывало на 77 тыс. турецких воинов 15 тыс. землекопов и еще 10 тыс. молдаван и валахов, которые, скорее всего, также использовались главным образом для ведения земляных работ. Осадный же артиллерийский парк турецкой армии насчитывал на этот раз 4 крупнокалиберных осадных орудия (Гордон не говорит об их калибре, но пишет, что каждое из них передвигалось при помощи запряжки из 32 пар буйволов), 27 осадных орудий меньшего калибра, 6 120-фунтовых (полуторапудовых) мортир и 9 мортир калибром от 30 до 40 фунтов. И это не считая 130 полевых орудий! Но и это еще не все. Гордон в своем дневнике педантично отмечал постепенное нарастание интенсивности бомбардировки Чигирина, которое продолжалось до тех пор, пока у турок не начал ощущаться недостаток в боеприпасах.

Таким образом, за 22 учтенных дня осады турки выпустили из 31 осадного орудия и 15 мортир 17329 снарядов (12704 ядер и 4625 гранат), поддерживая средний темп стрельбы на одно орудие 18 выстрелов в сутки и на 1 мортиру 20 выстрелов в сутки. Что и говорить, цифры для своего времени более чем впечатляющие! Для примера и сравнения приведем цифры, характеризующие работу русской артиллерии по время 2-й осады Нарвы в 1704 г., которая велась по всем правилам европейского военного искусства. В осаде приняло участие 66 пушек, 1 гаубица и 33 мортиры (7 малых и 26 больших), которые вели бомбардировку крепости на протяжении 11 суток (пушки - в дневное время, мортиры - круглосуточно). За это время они выпустили 18072 ядра и бомбы, т.е. в среднем 1643 снаряда в сутки - 17 выстрелов на пушку и 15 бомб на мортиру и гаубицу.

Все вышеприведенные факты подтверждают высказанное исследовавшим процессы внедрения огнестрельного оружия и в особенности артиллерии в османскую военную практику венгерским историком Г. Агостоном мнение о том, что турецкое осадное искусство превосходило фортификационное искусство Габсбургов (и не только их) вплоть до самого конца XVI в. О том, что турки были "искусными градоимцами", свидетельствует хотя бы тот факт, что в ходе предпринимавшихся османами кампаний в 1521-1566 гг. только 4 венгерских крепости сумели выдержать турецкую осаду, но при этом только одна из них, Кесег, была в 1532 г. осаждена главной султанской армией.

Но не только в огневой мощи, техническом оснащении и численности своих армий османы превосходили своих потенциальных противников, в особенности европейских. Вплоть до конца XVII в. они сохраняли преимущество над войсками своих наиболее опасных европейских противников, Габсбургов, венецианцев и поляков, в организации правильного снабжения своих войск. Решению этого вопроса османы придавали чрезвычайно большое значение, и, предпринимая поход на неприятеля, они весьма основательно готовились к нему. Хюсейн Хезарфенн, давая советы относительно организации кампании, отмечал, что наряду с выбором грамотного, толкового военачальника "…прежде всего необходимы меры по обеспечению /войска/ съестными припасами и фуражом, чтобы не остаться голодными и без воды…".

Помимо заготовки продовольствия и фуража из расчета шести дней похода, чему придавалось большое значение, не менее важным компонентом подготовки к кампании являлось создание необходимого запаса ядер, пороха, фитиля и всего остального, что необходимо для успешного ведения боевых действий. Подробнейший перечень военных материалов приводит, к примеру, Хюсейн Хезарфенн в своем описании подготовки к кампании 1594 г. В него вошли, к примеру, помимо разнообразного оружия, как холодного, так и огнестрельного, порох (5000 кантаров - около 275 тонн), ватная нить для ружейных фитилей (200 кантаров - около 11 тонн), веревки, 5000 лопат, 400 топоров и заступов, пилы, плотницкий инструмент, запасная упряжь, бумага, сера, воск, масло минеральное и растительное, клей, запасные колеса и оси, цепи, доски, дрова и пр.

Что и говорить, размах османских военных приготовлений впечатляет. Перед нами предстает не кочевая орда с ее на первый взгляд примитивной военной организацией. В середине XVI в, когда мощь Порты достигла апогея, турецкие вооруженные силы мало чем напоминали обычное племенное ополчение, свойственное османам на первых порах существования их государства. И хотя они и сохранили целый ряд черт, присущих их первой генерации (стремительность и подвижность, широкое применение обходных маневров и военных хитростей), тем не менее, в своем новом обличье они отличались от той первоначальной, и существенно. Факты со всей очевидностью говорят о том, что османская армия в период своего расцвета представляла собой высокоэффективную, сложноорганизованную, сбалансированную и оснащенную про последнему слову тогдашней техники военную машину. Для нее были присущи хорошая организация снабжения и коммуникаций, строгая дисциплина, высокий уровень подготовки воинов, тесное взаимодействие на поле боя пехоты, оснащенной огнестрельным оружием, артиллерии, легкой и тяжелой конницы. Быстро перенимая от европейцев последние новинки в сфере военных технологий, османы с успехом использовали их как против самих европейцев, так и против других претендентов на господство в мире ислама.

Вне всякого сомнения, в конце XV - 1-й половине XVI в. турецкие султаны располагали весьма совершенным для своего времени средством для "продолжения политики иными средствами", превосходившим по своим качествам все то, чем обладали потенциальные противники Порты на то время. Техническое превосходство султанских армий над своими неприятелями, дополненное наличием постоянного корпуса капыкулу, религиозным фанатизмом, строжайшей дисциплиной и профессионализмом воинов, способствовали стремительному расширению пределов державы потомков Эртогрула и Осман-бея. Упоминавшиеся выше падение Константинополя в 1453 г., разгром в 1473 г. армии Усун-Хасана, султана восточно-анатолийского государства Ак-Коюнлу, победы над классическими восточными конными армиями персидского шаха Исмаила в 1514 г. и египетских мамлюков в 1516 г.; взятие Родоса, оборонявшегося рыцарями-иоаннитами, в 1522 г.; уничтожение венгерского войска в 1526 г. при Мохаче и последовавшее за этим покорение большей части Венгрии, изгнание испанских гарнизонов из занятых североафриканских городов - все это, казалось, наглядно свидетельствовало о преимуществах османской военной школы перед ее противниками как западными, так и восточными. На первый взгляд, не было в то время такой силы, которая могла бы противостоять "Великому Турку". 1-я фаза военной революции с ее наиболее характерными признаками (стремительный рост численности армий и одновременное усложнение их организации; принятие на вооружение и широкое распространение огнестрельного оружия; внедрение новых форм фортификации и техники ведения осадных работ) в Турции прошла успешно, и теперь оставалось сделать второй шаг, чтобы закрепить достигнутый успех и совершить переход на второй, качественно иной уровень развития военного дела.


Этот переход был тем более необходимым, что начиная со 2-й половины XVI в. и в особенности на рубеже двух столетий, XVI и XVII, стала вполне очевидной наметившаяся тенденция к сокращению разрыва между уровнем развития военного дела в Европе и османским и как следствие этого, падение эффективности турецкой военной машины. До полного превосходства европейской тактики и стратегии, военной техники и технологии над османской было еще далеко, однако тревожные признаки надвигающегося кризиса, первые грозовые облака уже появились на горизонте. Пока османы совершенствовали свою традиционную военную машину, в самой Европе военное дело не стояло на месте, и об этом уже говорилось выше. Брошенный турками вызов был принят и уже в середине XVI в. наметились первые признаки кризиса османской военной системы. Стремительное развитие огнестрельного оружия и растущая насыщенность разными его видами европейских армий делала борьбу с ними для султанских ратей все более и более тяжелой. Победы доставались все более и более дорогой ценой, и об этом свидетельствовали тяжелые бои с переменным успехом в Северной Африке с испанцами, неудачная осада Мальты в 1565 г., поражение при Лепанто в 1571 г. Но все это были лишь первые звонки, сигнализирующие о начале заката османского военного могущества. Во всей своей полноте симптомы кризиса проявились на рубеже XVI/XVII вв., в ходе тяжелой и изнурительной для обеих сторон войны империи Габсбургов и Османской империи в 1593-1606 гг. Ход этого конфликта наглядно продемонстрировал, что имперцы, главные европейские противники турок, если и не нашли еще адекватного ответа на османский военный вызов, то, во всяком случае, находились на верном пути в его поисках.

Сообщение отредактировал Delabras: 10 января 2010 - 18:21

[komatozz]

Интересная схема гусар против пикинеров.. Все таки интересно как гусары могли эффективно действовать против них? Ведь одна из причин исчезновения рыцарской конницы это именно появление пикинеров (швейцарцев, ландскнехтов) и из схемы не понятно в чем эффективность гусара.

[Delabras]

Интересная схема гусар против пикинеров.. Все таки интересно как гусары могли эффективно действовать против них? Ведь одна из причин исчезновения рыцарской конницы это именно появление пикинеров (швейцарцев, ландскнехтов) и из схемы не понятно в чем эффективность гусара.

Длина копья у гусара больше, чем длина пики у пикенер... это уже потом пикеносцы обзавелись более длинными копями

Сообщение отредактировал Delabras: 26 мая 2009 - 22:33

• 0

 

• Наверх

[Sanczesas]

а можно реализовать будет это в игре?вроде нельзя как camel -4 написать гусарам infantry +7?

Сообщение отредактировал SANCHEZZZ: 26 мая 2009 - 22:23